В общем, в моем понимании, именно таким и должен был быть идеальный спутник по жизни. Как мама могла ссориться с таким, как он, как могла развестись… если честно, это было выше моего понимания.
Пройдя на кухню, я увидела тетю Машу за плитой ‒ она жарила сырники. Лера сидела здесь же, за общим обеденным столом, уставившись в свой смартфон, слишком дорогой для двенадцатилетней.
При виде нее я снова ощутила укол раздражения, трудно сказать, чем вызванного. Может быть тем, что на свой смартфон мне пришлось зарабатывать самой (из тех денег, которые папа переводил маме, мне почти ничего не доставалось), а может, тем, что эта девочка явно не ценила семейное общение, которое так много значило для меня. Но скорее всего тем, что она заняла в этой семье мое место. Конечно, Лера не была ни в чем виновата… и тем не менее.
Подавив вздох, я положила себе несколько сырников; тетя Маша налила мне кофе.
― Ну, рассказывай, ребенок, как дела у тебя в школе и в жизни? ― спросил папа.
Конечно, ни о чем плохом я ему отродясь не рассказывала ‒ ни о своих кошмарных оценках, ни о вынужденных прогулах, ни даже о проблемах с одноклассниками. Да и о моей мечте стать моделью он знал только в общих чертах ‒ о том, что я не собиралась поступать в институт, ему, как и маме, знать не полагалось.
Вот и сейчас я рассказала ему только о хорошем, о том, что могло бы порадовать папу и заставить его мной гордиться. Поведала ему, что получила диплом тренера по йоге, полностью овладела многими сложнейшими асанами, сумела удержать вес на одной отметке больше года и записалась на школьный конкурс красоты.
― Ты у нас настоящая красавица! Конечно, победишь. Верно, Лера?
Девочка оторвалась от своего телефона.
― Да, очень красивая, ― подтвердила она. ― Ника, может, после завтрака ты научишь меня красить глаза и ходить на каблуках? У тебя это хорошо получается.
― Тебе еще рано, ― отмахнулась я. ― Детям такое не идет.
Лера сразу как-то скисла. Я знала, что мне не стоило так с ней говорить и уж точно не стоило называть ее ребенком (помню, как остро сама воспринимала такие слова в двенадцать лет), тем более что девочки этого возраста равняются на девушек постарше, берут с них пример, инстинктивно тянутся к ним. Но она меня раздражала, я ничего не могла с собой поделать.
Общий разговор коснулся Вандала и того, что он натворил в последнее время.
― Если его не поймают в ближайшие дни, я переведу тебя в другую школу, ― сказала тетя Маша своей дочери.
― Нет, мама!
― Не нет, а да. Это становится по-настоящему опасно. Почему полиция ничего с этим не сделает? У них даже нет подозреваемого! Мы битый час все это обговаривали на родительском собрании. Внезапный обыск учеников ‒ почему нет? Камеры слежения по всей школе ‒ мы даже готовы выделить на это дополнительные суммы. Но все происходит слишком медленно. Еще и директора нового никак не назначат. Никто не хочет взяться за это дело как следует! Словно никому кроме нас это не нужно!
О своих собственных проблемах с Вандалом я предпочла умолчать. Хотя, вероятно, молчать и не стоило. Возможно, мне и самой нужно было переводиться в другую школу, и как можно скорее.
После завтрака я, наконец, поговорила с папой о своем переезде к нему. Рассказала ему, что сводный брат меня достает, отчим не нравится, и я не знаю, как доживу до выпуска в этой вражеской обстановке.
― Ты не будешь против, если я поживу у тебя, пока не окончу школу? ― спросила, затаив дыхание.
― Конечно, ты можешь переехать сюда. Здесь всегда был твой дом.
Я обрадованно улыбнулась… да только радоваться пока было рано.
― Только сначала обсуди это с мамой, ― продолжил он свою мысль, ― если она не будут против твоего переезда, тогда никаких проблем!
Моя улыбка тут же увяла. Я не сомневалась, что моя мама будет очень даже против. Конечно, папину позицию я тоже понимала ‒ он не хотел конфликтов с бывшей женой, которая как никто умела выесть весь мозг. Понимала, и все равно рассчитывала на его поддержку. Надеялась, что смогу переехать вопреки ее воле.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
― Я уже взрослая, и даже если она не захочет, чтобы я жила у тебя…
― Веруся, ты же не хочешь поссориться со своей мамой? Поговори с ней, уверен, она тебя поймет.
В моей душе всколыхнулась давняя обида. Вот так и после развода он убеждал меня, что мне будет лучше уехать с мамой. Говорил о связи матери и дочери, но в глубине души я понимала ‒ он просто устал воевать с женой и не хочет воспитывать меня в одиночку.
― А у нас есть новость, ― папа улыбнулся. ― Хотели пригласить тебя на общий ужин, чтобы ты узнала вместе со всеми, но лучше будет сказать прямо сейчас. Мы с тетей Машей решили пожениться!
Поспешно нацепив на лицо фальшивую улыбку, я обняла их по очереди, пожелала огромного счастья… и тут же попрощалась с обоими. Вышла на лестничную клетку.
Конечно, они встречались уже два года, и полгода жили вместе ‒ им пора было пожениться. Я была рада, что они нашли друг друга… но радовалась бы сильнее, если бы с самого детства меня не преследовало чувство, будто папа вычеркнул меня из своей жизни, как что-то лишнее и ненужное ‒ дочь нелюбимой жены, без которой он прекрасно обойдется.
Ну, а теперь-то и подавно обойдется, раз у него появилась настоящая семья.
* * *
Вернувшись в квартиру Рахметовых, я на какое-то время заперлась в своей комнате. Легла на кровать, закусила угол подушки и попыталась переварить все эти ненужные эмоции, проанализировать, уложить в своей голове и, в конце концов, избавиться от них. Сегодня обязательно нужно будет позаниматься йогой и помедитировать, чтобы окончательно успокоиться, но чуть попозже ‒ мне предстояло выдержать еще один бой.
Тяжко вздохнув, поплелась в гостиную, где перед телевизором сидела моя мама ‒ я решила не откладывать неизбежное в долгий ящик. Сев рядом с ней на диван, мысленно подготовила себя к нелегкому разговору. Ведь от того, как он пройдет, будет зависеть слишком многое.
― Мама, я хочу на какое-то время переехать к папе, ― не стала ходить вокруг да около, ― надеюсь, ты не будешь против.
Она перевела на меня свои большие светло-карие глаза, точь-в-точь такие же, как мои.
― Что еще за глупости? ― сразу рассердившись, даже выключила телевизор. ― Зачем тебе переезжать? Конечно, я против! Зачем ты ему там?
Я подавила всплеск злости и обиды.
― Я уже поговорила с папой. Он не против.
― Да он просто не решился тебе отказать. Ты же его знаешь. У него новая семья, и ты в нее никак не вписываешься! Не нужна ты ему там!
― А здесь я кому нужна?! ― не выдержав, перешла на крик.
― Не мели чушь, ― рассердилась еще сильнее. ― Мы твоя семья.
― Я не могу остаться здесь! Может, ты и моя семья, но не эти… Рахметовы!
― Дядя Костя относится к тебе как к дочери!
В одном она была права ‒ Рахметов-старший не сделал мне ничего плохого, всегда был со мной сама доброта, но вот его сын…
― Я ничего не имею против твоего нового мужа. Но Колян уже сидит у меня в печенках! Он запер Кешу в стиральной машине, а Фичу в шкафу. Он толкнул меня, когда я занималась йогой, так, что я чуть не свернула шею. А вчера он пришел в мою ванную, когда я принимала душ! Увидел меня голой!
― Господи, Ника, хватит! Детский сад какой-то. Все это ерунда, вы теперь брат и сестра, вам нужно подружиться. И тем более, не потащишь же ты своих животных в чужой дом?
― Я перееду к папе, это и мой дом тоже, он сам мне так сказал. Я не могу здесь оставаться, не под одной крышей с Колей! Он смотрит на меня не как брат!
― Что снова сделал Коля? ― внезапно в гостиную вошел Рахметов-старший.
При виде него я и разозлилась, и одновременно испытала смущение.
― Ничего, она придумывает, ― тут же ответила мама. ― Вбила себе в голову, что хочет переехать отсюда.
Я скрестила руки на груди.
― Ника? Что он сделал? ― отчим посмотрел мне в глаза.
Какое-то время я молчала. Да и что я могла ему сказать? Кроме догадок и подозрений у меня против его сына ничего не было, а за подглядывание он его уже вчера отчитал.
