Освобожденная женщина уставилась на свои руки: веревки стерли запястья до крови. Кельсер повернулся к остальным беднягам-пленникам. Большинство очнулись. В их глазах не было надежды, они просто тупо смотрели перед собой.
Да, новое чувство.
«Как можно жить в таком мире? — подумал Кельсер, переходя к следующему скаа. — В мире, где творится такое?»
Страшнее всего в этой трагедии то, что подобные ужасы обыденны. Со скаа можно не считаться. Никто их не защитит. Всем плевать.
Даже ему. Большую часть жизни он не обращал внимания на подобную жестокость. О, он притворялся, что ведет борьбу, но на деле лишь обогащался. Все планы, все аферы, все его великие замыслы — все ради него, его одного.
Он освободил еще одну пленницу, молодую темноволосую женщину. Она походила на Мэйр. Избавившись от веревок, женщина просто свернулась клубочком на земле. Кельсер стоял над ней, физически ощущая свое бессилие.
«Никто не борется, — подумал он. — Никому и в голову не приходит, что можно бороться. Но они неправы. Мы можем бороться… я могу бороться».
В комнату вошел Джеммел, по-прежнему что-то бормоча, и мельком глянул на скаа, словно и не заметил. Не успел он сделать и пары шагов, как из лаборатории раздался крик.
— Что здесь происходит?!
Кельсер узнал голос. Именно этот голос он никогда не слышал, но узнал надменность, самоуверенность, презрение. Он поймал себя на том, что поднимается, протискивается мимо Джеммела и возвращается в лабораторию.
Посреди лаборатории стоял мужчина в дорогом костюме и белой, застегнутой на все пуговицы рубашке. Короткая стрижка и костюм, скорее всего, доставленный из Лютадели, — по последней моде.
Мужчина властно воззрился на Кельсера. И Кельсер понял, что улыбается. По-настоящему улыбается, впервые после Ям, после предательства.
Фыркнув, лорд Шезлер вскинул руку и толкнул в Кельсера монету. В тот же миг ее толкнул и Кельсер. Обоих отбросило назад, и Шезлер от удивления выпучил глаза.
Кельсер врезался в стену. Шезлер оказался рожденным туманом. Не важно. В душе вскипел новый гнев, даже когда Кельсер усмехнулся. Гнев горел подобно металлу — неизвестному, великолепному металлу.
Кельсер способен бороться. И будет бороться.
Аристократ сорвал и бросил на пол свой пояс с металлами, выхватил дуэльную трость и прыгнул вперед, двигаясь с невероятной быстротой. Кельсер воспламенил пьютер, затем сталь и толкнул инвентарь со стола в Шезлера.
Зарычав, Шезлер вскинул руку и отшвырнул несколько предметов. Силы Кельсера и его противника снова схлестнулись, и обоих отбросило в противоположные стороны. Шезлер ухватился за стол, отчего тот зашатался. Разбилось стекло, посыпались на пол металлические инструменты.
— Ты хоть понимаешь, сколько все это стоит? — прорычал Шезлер и, опустив руку, подошел ближе к Кельсеру.
— Твоей души уж точно, — прошептал Кельсер.
Шезлер подошел вплотную и ударил Кельсера тростью. Тот отскочил. Карман дернулся, и Кельсер оттолкнул монеты, как раз когда их толкнул Шезлер. Еще секунда — и они бы пронзили живот Кельсера, однако вместо этого прорвали карман и понеслись к стене.
Задрожали пуговицы куртки, хотя они были лишь покрыты металлом. Кельсер сорвал куртку, избавляясь от последних крупиц металла.
«Джеммелу следовало предупредить!»
Покрытие на пуговицах он едва ощущал, но все равно почувствовал себя дураком. Старик прав: Кельсер не думал как алломант. Он уделял слишком много внимания внешним атрибутам, а не тому, что может его убить.
Кельсер продолжал отступать, не сводя глаз с противника и вознамерившись больше не совершать ошибок. Ему доводилось участвовать в уличных драках, но не часто. Он всегда старался их избегать — в драки по старой привычке всегда лез Доксон. В кои-то веки Кельсер пожалел о своей разборчивости.
Кельсер обогнул стол, ожидая, что Джеммел придет на помощь, однако тот не появился. Скорее всего, и не собирался.
«Он просто хотел найти Шезлера, — дошло до Кельсера. — Чтобы я сразился с другим рожденным туманом».
В этом было нечто важное… Все вдруг встало на свои места.
Кельсер зарычал, изумившись тому, какие звуки издает. Пылающий гнев толкал к мести, но не просто к мести. Нужно отомстить не только тем, кто причинил боль, но всему высшему обществу.
В этот миг вся его ненависть сосредоточилась на надменно вышагивающем Шезлере, которого дорогие инструменты заботили больше, чем жизни скаа.
Кельсер атаковал.
Оружия у него не было: Джеммел рассказывал о стеклянных ножах, но так ни одного ему и не выдал. Поэтому Кельсер поднял с пола осколок стекла, благодаря пьютеру не обращая внимания на боль в порезанных пальцах, и прыгнул к Шезлеру, целясь в горло.
Он мог и не победить. Шезлер был более опытным и умелым алломантом, но явно не привык сражаться с равным по силе противником. Он ударил Кельсера дуэльной тростью. Благодаря пьютеру Кельсер проигнорировал и эту боль и трижды вогнал осколок в шею Шезлера.
Все закончилось в считанные секунды. Кельсер споткнулся, боль вспыхнула с новой силой. Судя по всему, Шезлер сломал ему пару ребер — он ведь тоже жег пьютер. Аристократ дергался в луже собственной крови: пьютер мог спасти от многого, но при перерезанном горле бесполезен.
Шезлер захлебывался собственной кровью.
— Нет… — прошипел он. — Не могу… только не я… я не могу умереть…
— Все умирают, — прошептал Кельсер, выпуская из рук окровавленное стекло. — Все.
В его голове начала формироваться мысль, семя нового плана.
— Слишком быстро, — бросил Джеммел.
Кельсер поднял голову. С кончиков его пальцев капала кровь. Шезлер захрипел в последний раз и затих.
— Ты должен научиться толкать и тянуть, — сказал Джеммел. — Танцевать в воздухе, сражаться, как настоящий рожденный туманом.
— Он был настоящим рожденным туманом.
— Он был ученым. — Джеммел подошел к трупу и пнул его. — Для начала я выбрал слабака. В следующий раз так легко не будет.
Кельсер вернулся в комнату со скаа и освободил их, одного за другим. Большего он для них сделать не мог, но пообещал, что выведет их с территории крепости. Может, получится отправить их в местное подполье: Кельсер провел в Мантизе достаточно времени, чтобы обзавестись некоторыми знакомствами.
Развязав всех, Кельсер обернулся и увидел, что скаа сбились в кучку и смотрят на него. Взгляды некоторых оживали, многие заглядывали в комнату, где лежало тело Шезлера. Джеммел изучал тетрадь на столе.
— Кто ты? — спросила почтенная женщина, с которой он говорил ранее.
Кельсер покачал головой, не спуская глаз с Джеммела.
— Человек, который пережил то, что не должен был пережить.
— Твои шрамы…
Кельсер глянул на свои руки, после Ям покрытые сотнями крошечных шрамов. Когда он сбросил куртку, шрамы оказались на виду.
— Идем. — Кельсеру очень хотелось прикрыть руки. — Нужно переправить вас в безопасное место. Джеммел, во имя Вседержителя, что ты делаешь?
Старик что-то проворчал, листая тетрадь. Кельсер подошел к нему и тоже в нее заглянул.
Надпись на странице гласила: «Теории и предположения касательно существования одиннадцатого металла. Личные заметки Антиллуса Шезлера».
Джеммел пожал плечами и бросил тетрадь на стол. Потом среди упавших инструментов и прочего лабораторного инвентаря придирчиво выбрал вилку, улыбнулся и сам себе усмехнулся.
— Вот, вилка что надо. — И сунул ее в карман.
Кельсер забрал тетрадь. Вскоре он уже выводил раненых скаа из крепости, пока солдаты рыскали по двору, пытаясь понять, что происходит.
Как только они снова оказались на улицах, Кельсер повернулся к сияющему зданию, из прекрасных окон которого лился разноцветный свет. Сквозь завитки тумана донеслись панические крики стражников.
Онемение исчезло. Он нашел, чем его заменить. У него появилась цель. Искра снова вспыхнула. Раньше он мыслил недостаточно масштабно.
План начал складываться. План настолько дерзкий, что он едва смел его обдумывать.
