— Что это?
Полковник засмеялся:
— Видите, ваш профессор вам главного русского слова не объяснил! Это промах! Повестка — это приказ. Без повестки — никуда, ничего. Вор-народ только повестки и понимает… Но в вашем случае она нужна только для того, чтоб вы послезавтра без проблем вошли в участок… Завтра я занят, а вы погуляйте… Послезавтра, цайт, айне штунде, нуль-нуль, хир[16]… Мы все формальности утрясем и поедем в ресторан, вот Сашок нас повезет, правда?.. А если он откажется, то пешком пройдемся, тут недалеко…
Сашок от двери кисловато отозвался:
— Слушаюсь, господин Майсурадзе! — а мне вдруг смутно, но явно привиделась майская роза на открытой суре… Наверно, войти в этот участок куда легче, чем выйти из него… Или в моем случае уже «входить», повтор действия?.. Папа ходит по комнате… старик живёт в избе…
Мы с Пьянчужниковым плелись кое-как по знакомым уже коридорам. Вот мелькнул Витя с кобурой под мышкой… В открытую дверь видно — какие-то крепкие мужики совещаются над столом. Дальше двое в форме ведут двоих на полусогнутых ногах, руки заломаны за спины, тела скрючены.
— Можем с центра выйти, камеру уже отключили, — сказал глухо сержант (видно, похмелье было не до конца одолено солянкой).
— Нет, зачем?.. Лучше ничто, никто, нигде… — начал я осваиваться в неудобных наречиях.
Ему было всё равно.
— Можно и так.
Лестница под вечер тиха. На улице стемнело, горели фонари.
— Сели, открыто.
— Спасибо.
Мы дорогой перекинулись парой реплик о том, сколько стоят в Мюнхене подержанные автомобили. Он спросил, есть ли в Германии Иностранный легион, где, говорят, много платят и делать мало чего надо — мочить черных или жёлтых, кого скажут, а то ему надоело тут «на побегушках у боссов бегать».
— Бегушки? Боссы? — не понял я (я ассоциирую слово «босс» со средних лет седоватым итальянцем в банном халате среди полуголых девушек на кромке овального бассейна с небесно-голубой водой). — Начальники?
— Как хочешь назови, всё одно получается — хозяева, шефы, мистеры — однохуйственно… У которых главные корочки… Вон, эти! — указал он рукой на проезжающую вереницу чёрных джипов: — Начальники! Важняки! Могли бы — так в собольих шапках с каменьями ездили бы! И чего я буду для них хуем угли ворошить?
Насчет углей и камней я ничего сказать не мог, но о подержанных машинах ответил, что есть и за 300 евро, но у нас в Баварии советуют машину дешевле чем за 2000 евро не покупать — нерентабельно, чинить дороже станет. А в Легионе не только убивать, но и умирать приходится — я там, конечно, не был, но видел по «ARTE» фильм об этих «псах войны»:
— Никогда не советую. Я пацифист.
— А, так вас за это к полковнику тягают? — понял сержант.
— Нет, за другое… Но зачем профессию… убить? Есть другое.
Сержант ответил тоскливым взглядом:
— Это у кого котелок варит, образование есть. А у кого в башке пусто, тот или в ментуру, или в бандюру — куда еще податься? Не станет же нормальный человек за 300 долларов у станка задницу протирать или мешки таскать, когда один свет-газ-вода больше садятся, чем вся твоя хуиная зарплата? Цены растут, аж дрожь берёт…
Дрожать… дрожжи — вожжи…
— Тут налево! — Я увидел поворот, где ко мне подбежал человек с криком «Мы победим!». Ну и что, правильно кричал! Не в тюрьме, не в больнице, не на кладбище и даже уже не в милиции — значит, победил!..
Я так устал, что почти перестал понимать все языки. Сержант еще что-то говорил о проблемах со здоровьем — подозревают туберкулёз, а страховка только на свой карман хорошо работает, всюду обдирают как липку, бардак и беспредел.
Около гостиницы я поискал взглядом тупые рыльца видеокамер. Да, тут, на месте… Сержант, не попрощавшись, уехал. Недалеко от входа маячили две фигуры охранного типа. Я предпочёл юркнуть в гостиницу — если у меня еще и эти попросят паспорт, будет трудно объяснить им, где он… И что — опять ночь в тюрьме?
К счастью, в вестибюле было спокойно, а дородный портье, мордашка в пёстрой рубашке, пыхтел по телефону.
— Ну как, нашли бюро? — спросил он у меня.
— Как же. А вы всё дежуривший?
— Да, сутки, как и положено.
Как будто не знает, где я был… А кто милиции ключ от моего номера давал, где немецко-персидский словарь нашли?.. И кто видеозаписи предоставил, если не ты, конь в бордо!..
В номере всё было так, как я оставил, даже немецко-персидский словарь лежал там, где и был. Хотя словарь, конечно, как раз и должен лежать на самом том месте, где лежал. А!.. Отпустили — и хорошо!.. Как же в России на авось не рассчитывать?.. Шёл в бюро, а вернулся из милиции… Такая страна… Но я был горд тем, что этот, пока что самый страшный день моей жизни я пережил достойно.
Зато сколько разных нарраторов было со мной в диалогах?.. Разных возрастных групп и полов! Очень интересно. Настоящая практика языка на базе жизни. А Аллочка-булочка?.. Такого приключения у меня тоже никогда не было. Мы с Элизабет встречаемся уже десять лет, с гимназии, за это время, исключая мелочь вроде пары дискотечных… нет, скоротечных… в общем, каких-то течных девок на Майорке у меня ничего ни с кем не было. И вдруг такое! В таком месте! И так хорошо!..
«А может, они на камеру снимали и завтра мне покажут?.. Выкуп захотят?» Я сел в панике на кровати.
Конечно! Полковник же обещал — помимо обеда и Маши — еще и очень интересную для меня беседу?.. Да, теперь я уверен — это так! Они специально подсадили эту бабу, засняли всё на плёнку и теперь будут меня шантажировать… Да, но у меня ничего нет! И что я делал-сделал, в конце концов, нелегального?.. Секс с проституткой в общественном месте? Штраф 100 евро. В конце концов, я не Клинтон, а бедный студент. Пусть шлют куда хотят! И, кстати, на семинаре по сакралу мы узнали от Вас, что минет — прерогатива исключительно человека: ни одно живое существо до этого не дошло в процессе эволюции, и что слова «мина» и «минет» — однокоренные, что логично: ведь «Miene» по-немецки — «шахта», то есть что-то глубокое, как глотка Алки…
Нет, тут что-то другое.
На ум пришли Хорстовичевы утверждения, что они всех вербуют. Вот это — более вероятно. Если они думают, что я из правозащиты, то захотят меня перевербовать. Нет, это слишком сложно, да и зачем?.. У них тут правозащиты — ноль, по «Euronews» показывали — три старика без зубов и уродливая женщина с необъятной грудью… Да и какую пользу я могу принести?.. Я студент, к чему у меня есть доступ?.. К какой информации?.. К каким сведениям или технологиям?..
«А отец, папа Клеменс?» — вдруг вынырнула мысль. Он же на «BMW» работает, а это — объект всех разведок мира…
Да, но что им надо на «BMW»?.. Помнится, папа Клеменс говорил, что совьетс до сих пор «жигули» выпускают, что у них ничего нет: ни фабрик, ни оборудования, ни технологий, ни опыта. Впрочем, это не аргумент. Раз ничего нет — вдруг захотят сразу все секреты купить, производство наладить?.. Хотели же недавно всю нанотехнологию под контроль взять? Наши модераторы по ТВ еще смеялись — какая там нанотехнология, когда качественно гвоздь сделать не могут?..
Чтобы успокоиться, я, протолкнув зубной щеткой пробку в бутылку, налил австралийского вина и залпом выпил стакан. Потом ещё… Успел выключить свет и скинуть ботинки. Мысли стали мешаться, забредать за языки и выглядывать оттуда…
…река с пирожными берегами… скатерть-самооборонка, меч-положинец… сапоги-спороходы… парохо ды… шапка-невидалка… сберегите девки зад… кто-то ходит по избе… носит маму на себе… русый рысак попал впросак… ясак… молодец как огурец… молодца как огурца… молодцу как огурцу… не понять… всякая ляжкоблядь… дай уехал в Китай… никому ничего не делай-далай…
ТЯЖБЫКаждый день я бывал во дворе у великого князя. Однако я не согласился на предложение, сделанное мне через дьяка Осипа Ильина, все время безотлучно состоять при великом князе. Я был тогда юн и не знал достаточно Германии. Если бы кто-либо из больших господ спросил о чем-нибудь меня и получил неправильный ответ, то легко себе представить, как разгневался бы он и как осрамился бы я! Кто был близок к великому князю, тот легко ожигался, а кто оставался вдали, тот замерзал.
Скоро великий князь уравнял меня со служилыми людьми четвертой степени и к прежнему селу дали мне Меньшик и Рудак, все вотчины и поместья князей Депленских: села Красное и Новое были даны мне в вотчину, а с ними шесть деревень — в поместье. Вместе с тем я получал по уговору, по окладу поместий, и мое годовое жалованье. На Москве великий князь пожаловал мне двор; в нем жил прежде один католический священник, который был приведен пленником из Полоцка во Владимир. Этот двор был выключен из городовых книг и был «обелен», то есть освобожден от государевой службы и податей.
Рядом с этим двором был другой дом; в нем жил некий немец по имени Иоганн Зёге, бывший слуга покойного магистра Вильгельма Фюрстенберга. Ему я одолжил мое годовое жалованье, чтобы на него он купил себе двор рядом с моим. У него была жена, уроженка города Дерпта, она была выведена на Москву. Она тоже занялась торговлей вином. Несколько раз в мое отсутствие, в особенности когда я разъезжал с великим князем, случалось так, что иноземцам запрещалось корчемство. И когда приказчики с Земского двора приходили к этой женщине во двор, опечатывали погреб и забирали тех, кто в нем бражничал, тогда она говорила всегда, что приказные должны пойти и на мой двор, и спрашивала — почему же они этого не делают и не идут на двор к ее соседу. Однако приказные твердо знали, что ко мне им лучше не идти.
