время для того, чтобы Речь Посполитая сумела собраться с силами. Ну и османы бы подтянулись. Я слышал — они не спешат на войну.
— За вступление в войну они предлагают дать нам три миллиона талеров.
— А что предлагает Петр? — поинтересовался Вольмар Антон Шлиппенбах.
— Швеции, России, Дании и Мекленбургу заключить оборонительный союз. Швеции и России заключить торговый договор для свободной беспошлинной торговли между нашими странами. После чего он предлагает нам присоединится к войне на его стороне и забрать себе польское побережье. А если хватит сил, то всю Великопольскую провинцию.
— Щедрое предложение, — кивнул Левенгаупт.
— А что в это время будут делать Дания и Мекленбург? — спросил Шлиппенбах. — Просто сидеть и ждать?
— Данию он подбивает отправиться в Средиземное море и взять Крит. А если получится и еще что-то. Повторив в какой-то степени поход Сигурда Крестоносца. А Мекленбургу — помочь нам в занятие Великопольской провинции при условии, что мы им взамен уступим Померанию.
— Это интересная комбинация.
— Да, но лишь в том случае, если русские войска будут выигрывать в этой войне.
— Тогда нам нужно просто немного посидеть и подождать, — улыбнулся Реншильд. — Ссылаясь на неготовность армии. Что будет чистой правдой…
* * *
Вечерело.
Небольшую, но добротную деревянную усадьбу недалеко от Москвы медленно накрывала тьма.
Тишина.
Аким, местный конюх, решил заночевать на сеновале в конюшне. Благо что погода способствовала. Вроде как улегся. И тут его приспичило как иной раз бывает. Раз — и захотелось по малой нужде. Он уже было собрался спуститься вниз, как заметил какие-то тени.
Пугающие тени.
Отчего затаился, опасаясь привлечь их внимание.
Со стороны леса к усадьбе подходили лейб-кирасиры. Стараясь держаться в тени. Отчего разглядеть их можно было только случайно. Да и то — смутно.
Вот они достигли здания.
Осторожно обошли его, стараясь не мелькать у окон или на каких-то открытых площадках.
Минута.
Две.
И несколько бойцов направилось к двери, в то время как их товарищи, вскинув свое оружие, взяли под прицел окна. Еще одна группа прикрывала их, держа «на мушке» другие потенциально опасные строения и направления.
Дверь главного здания усадьбы на ночь запирали на задвижку. От греха подальше. Но это лейб-кирасир не смутило. Один из них взял и постучался.
Просто так и бесхитростно.
Никто не отозвался.
Он постучался вновь.
И вновь тишина. Хотя в окнах явно кто-то мелькнул. Но изнутри лейб-кирасир вряд ли можно было разглядеть. Уже темно. И они держались так, чтобы находиться не на виду. Да и окна располагались не самым удачным образом.
На третий стук изнутри крикнули раздраженно:
— Кто там?
Но лейб-кирасиры молчали.
Чуть позже раздался новый стук…
На седьмой раз терпение обитателей усадьбы закончилось. И один из них с грозными матами распахнул дверь. Явно намереваясь проучить этого молчуна, за которого, вероятно они приняли Акима. Но единственное, что у него получилось, это схлопотать с ноги в живот.
Больно так. Даже на вид.
Жестко.
И сразу все пришло в движение.
Лейб-кирасиры устремились внутрь.
Быстро.
Очень быстро.
Раздалось два выстрела. Грохот. Какая-то возня.
Аким прекрасно знал, что у них очень крепкие латные доспехи. И что нагрудник даже из мушкета не пробить. А выстрелы, судя по звуку, пистолетные. Да и вообще — там, внутри, в ограниченном пространстве крепкой, но небольшой старой усадьбы, такой латник — последнее с чем конюх хотел бы встретится.
Он ведь прет и прет.
Пыряй не пыряй — толку не будет.
Что ты с ним сделаешь? Особенно если все происходит вот так… внезапно и нахрапом.
Загорелся свет.
Понимая, что ничего хорошего его дальше не ждет, Аким очень осторожно спустился с сеновала. Стараясь не издавать никакого лишнего шума. И так же тихо попытался выбраться из конюшни, пользуясь тем, что лейб-кирасиры заняты ловлей куда более крупной рыбки.
В ворота он не пошел.
Чай не дурак. Видел, как на них навелись лейб-кирасиры. Выйдешь так — и пулю словишь али картечь. Дуриком. Даже если не заметят. Даже если им просто померещится.
Поэтому он пробрался к дальнему торцу длинного здания. Там имелась дверца. Раньше она вела в хлев с овцами. Но пару лет назад его разобрали. А дверь осталась.
Повернув щеколду он осторожно, чтобы не скрипнуть старыми петлями, приоткрыл дверцу. Прошмыгнул в щелку. Повернулся, желая уже дать ходу в огород и далее в лес, и…
Удар.
Перед тем как отключиться он успел заметить силуэт лейб-кирасира, который за каким-то бесом тут оказался. Он то его и приложил. И хорошо так. Даже пикнуть не смог…
— Что это у тебя? — спросила Арина, глядя на то, как из-за конюшни один из бойцов тащит безвольное тело какого-то слуги.
— Бежать хотел.
— Жив?
— А куда он денется?
— Молодец. Глебу сдай. И возвращайся на пост.
— А мне что с ним делать?
— Тащи внутрь, к остальным. — буркнула Миледи, и сама направилась по ступенькам в здание.
Герасим неодобрительно покачал головой. Он не любил, когда его людьми кто-то распоряжался. Даже женщина, которую он любил. Но и возражать не стал, так как сказала она все верно в общем-то…
Оперативная работа, наконец-то дала результат.
Раз за разом шла отработка покушений и попыток внедрения. Раз за разом собирались устные портреты подозреваемых, которыми оказалась неразлучная троица, «подчищавшая хвосты».
Более того, очень скоро к делу подключили художника. Который на основании устных портретов и дополнительных опросов очевидцев составил карандашные рисунки лиц. Этакие «фотопортреты». Их-то он потом и размножил ручным методом для распространения среди агентуры как самой Миледи, так и Ромодановского, а также еще четырех важных сподручных Алексея, трудящихся на этой ниве. Царевич хоть и доверял своей кормилице, но считал весьма здравым иметь конкурирующие организации. Чтобы можно было перепроверять сведения. Хотя бы выборочно.
Поначалу это все не давало никакого эффекта.
А потом случайно заприметили этих ухарей на рынке. Двух. Но художник проделал хорошую работу — портреты оказались узнаваемы. Так что этих деятелей «срисовали».
Установили наблюдение.
Обнаружили место, где они укрывались. Этакую оперативную базу, созданную на основе полузаброшенной усадьбы. Так-то она имела хозяина. Хозяйку, если быть точным. Но как муж умер, она туда перестала ездить и сидела в Москве безвылазно. Как эти кадры там заселились — вопрос. Но это отдельный вопрос.
Выждали с недельку.
Тишина.
Они тихо куковали на подмосковной усадьбе.
По-хорошему, требовалось подождать еще. Мало ли их руководитель выйдет на связь. Но Миледи посчитала это пустой затеей. Ведь после покушения на Алексея во дворе печной мануфактуры все было тихо. И можно было месяца два или три прождать в пустую. Кроме того, у нанимателя могли иметься и другие подручные…
* * *
— Тебе удалось выяснить, зачем к Меншикову приезжала сестра Петра? — спросил Людовик XIV Кольбера после очередного доклада того.
— Нет, сир. Они почти не оставались наедине. А когда были на людях, обсуждали дела Бремен-Ферден.
— Она играла?
— Нет.
— Так может она действительно интересовалась делами Меншикова, чтобы и у себя в Шверине игорные дома открыть?
— Не думаю, что ради этого она бы поехала так далеко. Тем более, что все это буйство, насколько я понял, придумал ее племянник. Полагаю, сир, что там иной мотив.
— Может любовь?
— Наталья разумная женщина. Ей прежде всего важен ее собственный покой и комфорт. Особой страстью до мужчин она не отличается. Вот театр, вино, музыка — это сестре Петра действительно интересно.
— Странная поездка.
— Очень странная, сир.
— А что наше маленькое дело?
— Из Москвы пришли какие-то дикие новости. И я не хочу их даже озвучивать. Это явный вздор. Очередное покушение провалилось. И наш человек ищет повод вернуться во Францию, но так, чтобы его не заподозрили. Вот приедет и поспрашиваем. Возможно даже с пристрастием.
— А что за вздор?
— Сир, оно не стоит вашего внимания.
— Я сам решаю — что стоит моего внимания, а что — нет.
— Сначала этот безумец долго убеждал связного в том, что принц де не человек. Будто бы ему много лет, возможно веков. И он ведает прошлое с будущим. А потом донес связному о последнем провалившемся покушении какую-то дичь. Словно в принца стреляли. В упор. Из пистолета. А он даже не пустил кровь. Будто пуля ему не причинила никакого вреда.
