состава.
Поделилась опытом проведения вступительных экзаменов в ленинградском вузе. По ее словам, все блатные дела они свели у себя практически к нулю. Экзамены у них были только письменные и совершенно прозрачные. Представители родителей могли присутствовать на экзамене, сидя в верхних рядах аудитории, и наблюдать, как их детки отвечают на вопросы билетов. Исключалась всякая возможность передачи шпаргалки или подсказки со стороны экзаменаторов. Шифровали работы тоже гласно. Все отличные и неудовлетворительные ответы перепроверялись комиссией, включавшей в свой состав преподавателей кафедр, представителей деканатов и родителей.
До тех пор пока все работы не были проверены, никто из преподавателей аудиторию не покидал. Им даже бутерброды с чаем туда приносили. Все оценки тут же вывешивали на доске объявлений. В этих условиях пытаться завысить оценку за соответствующую мзду мог только самоубийца.
Конечно, кое-кто из представителей деканатов или лаборантского состава находил способы нажиться на родительском стремлении любыми путями протолкнуть свое чадо в вуз. Как правило, эти люди не имели никакого отношения к приему экзаменов. Но они обещали группе родителей "сделать" высокий балл их отпрыскам − и за это брали вперед немалые деньги. Часть деток поступала самостоятельно, а остальные пролетали. Пролетевшим деньги сразу возвращали, а поступившим нет.
Суммы набирались немалые. Но самое страшное: заплатившие деньги оставались в полной уверенности, что поступили за взятку − о чем они, конечно, рассказывали родным и знакомым. Как при этом уродуются юные души — никто из мздоимцев не думал.
До поры до времени Воронов об этом ничего не знал. Но когда прознал от одного знакомого, которому был предложен подобный вариант, БМВ взорвался.
— Вы меня позорите! — кричал он, собрав весь коллектив кафедры, включая лаборантов и уборщиц. — Вы себя позорите! Узнаю, кто это делает, посажу, клянусь здоровьем!
На собрании родителей и абитуриентов ректор рассказал обо всех этих безобразиях и попросил сообщать ему лично, если к кому-нибудь обратятся с подобным предложением. Институт замер в ожидании крутых мер.
И они не заставили себя ждать. С позором выгнали двоих лаборантов и даже одного доцента, которые действительно не имели к принимающим кафедрам никакого отношения. Вывесили соответствующий приказ. Заявили в прокуратуру. Все это надолго отбило у кое-кого охоту заниматься столь опасным, хотя и прибыльным, бизнесом.
Билеты к экзаменам составляла вся кафедра. Каждый преподаватель должен был положить на стол десять билетов с примерами и задачами по всему курсу школьной математики. Поскольку на кафедре работали два десятка преподавателей, билетов набиралось много. Из них БМВ сам выбирал варианты для экзаменов в соответствии с количеством поступавших. Прошлогодние билеты вывешивали в коридоре — чтобы все желающие могли с ними ознакомиться.
Обо всем этом Ольга рассказала Ученому совету. От ее рассказа ректор пришел в восторг.
— Я лично поручаю вам, Ольга Дмитриевна, — с воодушевлением заявил он, — внедрить эту систему приема экзаменов в нашем институте. Назначаю вас председателем экзаменационной комиссии. Будете отвечать и за математику, и за физику, и за диктант. Прошу вас и заведующего кафедрой математики завтра в 15 часов ко мне в кабинет. Расскажете о конкретных мерах по ликвидации задолженностей и подготовке к летней сессии.
Услышав все это, Александр Александрович впал в глубокое уныние. Все мероприятия, придуманные им и его соратниками по удалению Туржанской с кафедры, теряли всякий смысл. Поскольку они предпринимались, чтобы удержаться у власти, а власть ему нужна была в основном, чтобы держать прием абитуриентов под личным контролем. Ведь приемные экзамены — это золотой Клондайк для умных и предприимчивых людей.
Теперь придется пресмыкаться перед этой бабой, соблазнять ее, делиться учениками. Хорошо хоть от ознакомления с билетами она его отстранить не может — ведь он должен их подписывать. Значит, обязан изучить, оставив у себя в кабинете хотя бы на пару дней, и внести поправки. За это время он успеет их скопировать и прорешать со своими учениками. Но все равно придется делиться и с Щадринским, и с Лисянским. Да и Тихонова не отстанет. А чем больше людей знает содержание билетов, тем вероятнее утечка. Дойдет до Туржанской — дойдет до ректора. И тогда кранты — тогда, конечно, ему заведующим кафедрой уже не быть.
Что ж, надо временно лечь на дно. Делать вид, что он полностью поддерживает все начинания профессора. Но компромат копить, копить — авось пригодится. И пусть дружная тройка соратников напрягается. А в случае чего, их можно будет подставить.
В заключение профессор Туржанская пригласила членов Ученого совета на свою открытую лекцию, чем окончательно добила Паршикова. Нет, ну до чего наглая баба! Ничего не боится. Что ж, посмотрим, как ты ее прочтешь.
Глава 23. ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ
Перед Ольгой была поставлена почти невыполнимая задача: прочесть понятно и доходчиво лекцию, в которой большая часть студентов не сможет ничего понять − по той простой причине, что не знает основ школьной математики и не усвоила материал первого семестра. Тот факт, что ее первая лекция в новом вузе будет открытой, волновал Ольгу меньше всего. Но кому, скажите, вообще нужна даже самая лучшая лекция, если студенты ее не понимают? Зачем терять два часа дорогого учебного времени? И что ей, лектору, прикажете делать в этой ситуации?
До лекции еще неделя. А сегодня в три часа у них встреча с ректором. Она решила послушать, что скажет Паршиков, что скажет ректор, а потом выдать им все что думает по этому поводу. Правда, ректор может предоставить ей слово раньше, чем выскажется сам. Похоже, что он болеет за дело. Но как же он допустил такое в своем вузе?
Ее опасения оправдались — ректор предложил ей первой поделиться своим мнением о ситуации с успеваемостью на курсе. Когда Ольга рассказала о результатах проверки знаний у бывших студентов Паршикова, в кабинете повисло тяжелое молчание. Наконец ректор заговорил:
— Александр Александрович, чем вы объясните столь страшную картину? Ведь это катастрофа! Больше половины студентов фактически ничего не знают по вашему предмету. Их что, снова возвращать к началу первого курса?
— Ну… я думаю, Ольга Дмитриевна преувеличивает, — попытался выкрутиться Паршиков. — Дела обстоят не так уж плохо. Конечно, есть отстающие — я ей сам об этом говорил. Но чтобы больше половины — это преувеличение.
— Вот, пожалуйста, Леонид Александрович. — Ольга положила перед ректором листки с ответами студентов, — судите сами. Практически никто из первокурсников не справился с простейшим заданием из материала первого семестра. Мне предстоит читать им лекцию, опираясь на этот материал, то есть на знания, которых нет. Вы же понимаете, что это пустая трата времени.
