– То, почему начальник Закрытия реальностей препятствует работе Закрытия фантастических реальностей.
Михайлов коротко хохотнул в ответ.
Гера медленно поднялся на ноги и кивнул мне:
– Возьми Макса и поезжай закрывать. Я тут разберусь.
– Отставить, Оливинская. Поедете только под моим присмотром. И где, кстати, Гамов, почему не пришел до сих пор? Страдает из-за своей уродки, которая даже забеременеть не смогла?
Я замерла на месте. Михайлов вызвал у меня немедленное желание где-нибудь его похоронить, но нельзя же действовать так, нахрапом.
Оглядевшись по сторонам и не найдя ни одного тяжелого предмета, я вздохнула:
– Согласитесь, Герман, как говорил нам Фрейд, очень легко диагностировать недуг человека по его речи.
Он посмотрел меня, как на новые ворота.
– «Психопатология обыденной жизни», Герман, – протянула я укоризненно и холодно, хотя внутри горела адским пламенем. – Судя по всему, Степан, так радующийся нашей неудаче, беде Максима, наконец, трагедии Риты – просто импотент.
Главное – выдержать эти полторы секунды, когда невероятным образом хочется смеяться, ругаться матом и бить придурка чем-нибудь тяжелым одновременно.
Взгляд Михайлова потяжелел, и тут Гера дернул его на себя за плечо. Я сместилась чуть в сторону.
– Дедушка Зигмунд, правда, ни слова не написал о психопатах-идиотах, которых выучили писать, но не читать, – процедил Гера сквозь зубы. – МУДИЛА, ПРОРВАЛО ВТОРУЮ ЧАСТЬ, КОТОРАЯ ДАЖЕ НАЗЫВАЕТСЯ ПО-ДРУГОМУ, «ВЕК ИНДИГО»! Оливинская – марш закрывать! И Гамова не забудь!
Не чувствуя от облегчения ног, я кивнула, выбежала из кабинета, услышала за спиной резкий звук, обернулась на мгновение – и увидела, что Степа лежит на полу, а Гера победно возвышается над ним с экземпляром моих «Мальчиков» в руках.
Главы 24 – 25
Век Индиго
Макс почему-то околачивается возле выхода. Я поднимаю брови: давненько не виделись, – и подношу магнитный ключ к замку. Огонек меняется с красного на зеленый.
– Читать не будем? – спрашивает он, захлопывая за нами дверь внедорожника.
– Пробежимся по основным событиям, – отвечаю, пожалуй, чересчур резко.
Мишка виртуозно мчится чуть ли не по крышам стоящих рядом машин.
– А что, прийти и навалять Степе нельзя было? – наконец не выдерживаю я.
Макс мрачно смотрит на меня, и я процентов на сто уверена, что перегнула палку.
Не в отношении замечательного Мишки, который тут же поднимает перегородку между собой и нами. В отношении Макса. Михайлов еще получит свое, и как бы Гера… Я вздрагиваю и набираю номер.
– Говори, – отзывается Гера досадливо.
– Мне очень льстит, что у тебя на столе подарочное издание «Меридианов», но, пожалуйста, не забивай Степу до смерти. По крайней мере, им.
На том конце – молчание. Я смотрю вниз и вижу Максово колено, обтянутое дорогущими, судя по потертостям, джинсами.
– Оливин, вы реальность закрыли уже?
– Никак нет, – хмыкаю я. – Только едем.
– Вот и поезжайте. Со Степой я как-нибудь разберусь.
– Ты его убьешь.
– Сдался он мне. – Гера выдыхает устало и как-то тяжело. – Вызвонил Арлинову, она едет с тяжелой артиллерией. А ты почему со мной разговариваешь? С Гамовым – страшно?
Я фыркаю.
– Твои мысли вслух были вполне логичны. Но поговорить с ним ты просто обязана.
Молча нажимаю на «отбой». Гера, как обычно, прав. Только что я могу сказать Максиму Гамову, лучшему писателю и лучшему деконструктору на свете? Проще уж молчать, как всю дорогу из Мадрида.
– Знаешь, Макс, – рот открывается самопроизвольно; ненавидеть себя я начинаю в тот же момент. – У Риты получится забеременеть. Ты что, – говорю, а сама чувствую, что только железный стопор не дает расплакаться, – совсем, что ли. У нас в Лондоне папины приятели женились на таких девицах, представить сложно. И ничего, каждая рожала. Кто и троих. А ты убиваешься. Рита твоя – умница, красавица, родит вам…
На этот момент я понимаю, что стопор сейчас рассыплется на ржавые составляющие. Из чего бы он там ни был сделан.
– Спасибо, Роза, – отвечает вдруг Макс и смотрит мне в глаза. – Спасибо, что вступилась. И спасибо, что ты настолько умная, а я такой дурак, что решил, что тебе наплевать на все. А ты просто хотела дать мне шанс пережить это в одиночку. Ты не бежала никуда, ты все время, пока мы летели, была рядом и ждала, чтобы я заговорил. Ты переехала в кабинет к Турову – но все равно ждала. А я, как последний осел, обиделся на тебя – и за что? За то, что Ритка оказалась не беременной!
Я чуть улыбаюсь и треплю Макса по колену. Рассказывать ему, что все было совсем не так, а ровным счетом наоборот, конденсаторы не велят. Впрочем, за фразу про Риту конденсаторы готовы простить мне все, и от сердца отлегает. Не такой уж я и паршивый друг, оказывается.
– А со Степой вы разобрались и без меня. И как разобрались! Ему теперь лет десять лечиться у дорогущих психотерапевтов.
– В тюрьме психотерапевтов не бывает. – Я смотрю на снег за окном. – Герман рулит хлеще Арлиновой.
– Он вообще хороший, – неожиданно заявляет Макс.
Я бросаю на него оценивающий взгляд. В облике тошнотворно светит надежда, отчего я теряюсь и даже не знаю, чем себя утешить. Вероятности сплетаются и развязываются, а я – я просто понимаю, что его воодушевила фраза про то, что у них с Ритой будут дети. И не поспоришь, отлично. А вот что ждет меня?
Мишка резко тормозит, не давая додумать. Я тру лоб рукой.
– Книгу-то не прочитали и не просмотрели.
– Смысл? – удивляется Макс. – Если она все равно защищается.
Он хочет выйти из машины, но я хватаю его за плечо.
– Не так быстро. Дай хоть концовку гляну.
И Макс обмякает.
Проблема в том, что концовки нет. «Век индиго» не дописан, и пойди пойми, откуда столько ажиотажа. Я швыряю айфон на сиденье и выскакиваю из машины.
– Деконструируем, ладно?
– Спрашиваешь. – Макс картинно разводит руками. – Во что бы то ни стало.
Моя обычная мантра заканчивается на «немножко…», потому что мы стоим в холле какого-то огромного здания, и нас окружает целая толпа головорезов. Тринадцать человек, как подсказывает мне наметанный глаз Оливии Броун. За шестизарядником тянуться бессмысленно. Макс стоит под боком и смотрит на все это безобразие донельзя снисходительно. Мол, чертова дюжина вооруженных персонажей – кого это когда волновало? Я поднимаю руки и обнаруживаю, что одета в то самое тяжеленное платье.
– Хотим поговорить с мистером Эрленом, – спокойно произносит Макс.
Толпа гогочет, а жутко винтажный лифт – тикает. Я медленно оборачиваюсь, чтобы наконец лицезреть сущность, сумевшую поднять ненастоящую реальность на войну, но из лифта выходит маленькая изящная блондинка, больше похожая на певичку, подружку гангстера из какого-нибудь слезливого неонуара.
– О, – вдруг вспоминаю я. – Слушай, мы с Туровым тебе наврали. Не было никакого закрытия, просто напились. Из-за Лешки.
– Самое время. – Макс заглядывает мне в глаза.
– Да к слову пришлось. Девица-то прямо кричит о неонуаре.
– Или просто о нуаре.
Я собираюсь начать спорить, но в руках у нее появляется довольно массивная пушка. Я шумно выдыхаю; да что такое с этими маленькими блондинками? Вечно оказываются куда опаснее самых высоких брюнеток.
– Оружие, – требует она. – Эти лучшие из лучших идиоты не сообразили потребовать у Оливии Броун и Макса Коппера оружие.
Я со вздохом бросаю шестизарядник на пол. Макс следует моему примеру, и тут я замечаю рваную рубашку. Что за чудеса, вернулись туда, откуда сбежали. В очередной раз некстати вспоминаются Стругацкие, и холодеет промеж лопаток. Разделить судьбу Саула – увольте.
– А теперь – оружие, – говорит она.
Я делаю большие глаза и отстегиваю с лодыжки нож. Макс сбрасывает относительно небольшой огнестрел – пойди пойми, как их называть в этом дурацком мире.
– За мной, – командует девица.
Мы едва помещаемся в огромный лифт. Надо отдать должное автору, стеснительный тип попался. Ни один из громил даже не пытается меня полапать. И по этой причине на моем правом бедре до сих пор висит тонкий кинжал. Я нахожу пальцы Макса на одном уровне со своими и ободрительно их сжимаю. В конце концов, надо же узнать, что тут происходит.
Двери лифта открываются на пустующем этаже. По всей видимости, нас будут убивать, но реальность ведь можно разрушить по временному несоответствию, верно? Точнее – закрыть. Точнее – это дело Макса, потому что я не вижу ничего крамольного в том, чтобы мир, начавший свое развитие на паровых двигателях в эпоху королевы Виктории, существовал и по сей день.
– Куда идем? – сумрачно интересуется Макс.
Певичка только хихикает, и толпа мужчин вторит ей на разные голоса.
Я смотрю по сторонам. Довольно жутко – и снова не к чему прицепиться.
Коридор наконец выводит нас в большое плохо освещенное помещение, посреди которого стоит резервуар с водой. Я сглатываю.
