— Итак, тебя зовут Динэра, тебе сто лет, а я в это верю. Звучит как тост, тебе не кажется?
Радостный фамильяр, удерживая двумя лапками бокал с янтарной жидкостью, резво отсалютовал своей новой собутыльнице.
— Зачем тебе Ермак? И почему ты такая молчаливая?
— Знаешь ли, непросто рассказывать о себе такое, — я глотнула коньяк, — лишь пара людей знали, что я ведьма. А это никогда ничем хорошим не заканчивалось. А историю о Вадиме вообще знает только Пради.
— Тогда почему ты мне это рассказываешь? — Уже серьёзно спросила София.
— Не знаю, — а правда, почему? — Чувствую, что так нужно.
Мы опять замолчали. Мне нужно было собраться с мыслями, и София это понимала, давала мне время.
Возможно, я в ней ошиблась, и она мне всё же не друг, но я не хотела верить в это.
Мы сидели достаточно долго, я проматывала в голове картинки давно забытых дней. Крутила эту историю по-разному, старалась представить, как это выглядит со стороны.
За окном уже окончательно стемнело, и налитая луна легла брюхом на крыши соседних домов, завораживая своим видом.
Я даже усмехнулась про себя: насколько изменился мир, а луна всё та же.
Выпила всё залпом и начала свой рассказ…
Глава 16
Даже спустя десятилетия после революции можно было слышать выкрики, насколько тогда было золотое время, хотя всё было абсолютно не так. Время было страшное, тяжёлое, прятаться было негде.
Я родилась в глуши, где всё ещё верили в Старых Богов и нечисть. Повитухи знали, что такое заговоры и снадобья, хоть за это можно было и жизнью поплатиться.
Мои родители верили в новый мир и в новый строй, вот только дочь им не нужна была, и они оставили меня с бабушкой, наградив лишь дурацким именем.
Я на всю жизнь запомнила свою первую встречу с Михаилом Курдой, хоть и была совсем ещё маленькой девочкой.
Мы с бабушкой тогда пошли на болота за клюквой. Ничего не предвещало беды: обычный августовский день, я — пятилетняя девчонка в косыночке и платьице, которое мне сшила всё та же бабушка.
Мы уже углубились на болота, как раз вышли на небольшую полянку, как вдруг умолкли все птицы. У меня появилось жгучее ощущение, что на меня кто-то смотрит. Я была слишком маленькая, чтобы испугаться по-настоящему, а вот бабушка побледнела. Что-то причитая под нос, она бросилась на колени и начала чертить веткой кривой круг, куда толкнула меня.
— Быстро, снимай всё и надевай наизнанку, — резко бросила она.
— Даже сапожки? — Я захныкала, но послушалась.
Я достаточно резво справилась с задачей, даже платочек надела наизнанку. А вот бабушка продолжала что-то чертить на земле рядом со мной, всё больше нервничая.
А потом она остановилась и начала смотреть мне за спину. Я тоже туда посмотрела, только ничего не увидела, но мне стало очень страшно.
— Динэра, милая моя, — по щекам бабушки катились слёзы, — не уходи из этого круга никуда, что бы ты не услышала. Тебя найдут.
— Когда мы пойдём домой? — Я тоже плакала.
— Утром ты вернёшься домой, только никуда не уходи из этого круга, пока за тобой не придут, и никогда не рассказывай никому, особенно соседям. Поклянись.
— Я клянусь, что никому не расскажу, — прокричала сквозь слёзы, не понимая, что происходит.
Резко стемнело, стало как ночью, хотя мы вышли на рассвете. Я не успела заметить, куда делась бабушка, я её больше не видела, лишь слышала, как она звала меня. Только голос был злой, он мне не нравился.
От страха я почти пошла на голос, но потом вспомнила её наставления, и просто свернулась калачиком внутри круга.
Вряд ли я пролежала так долго, хотя тогда казалось, что провела так целую вечность.
От слёз и страха, начала засыпать, но меня подхватили чьи-то руки и прижали к груди, приговаривая, что всё будет хорошо.
Я открыла глаза, было уже светло, вновь слышалось пение птиц и скрип высоких деревьев.
— Скоро доберемся до деревни, — проговорил мужчина, крепко прижимая к себе, — не смотри туда.
Я резко зажмурилась, но вид моей бабушки, повешенной на дереве, остался внутри меня навсегда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тогда мне мужчина показался очень взрослым, хотя ему было лишь двадцать с лишним лет.
В дом бабушки я так и не вернулась, там никого не осталось. Даже хозяйства не было. Тогда всё отдавали.
Михаил Курда просто забрал меня в свой дом.
Как-то зимним вечером уже спустя два года я спросила его, что тогда было в лесу? Вообще, я спрашивала и до этого, но мне отвечали, что мне просто приснился плохой сон, а на вопросы, где бабушка, они отвечали просто: «Потерялась».
— Она договорилась с лешим, — ответил Курда.
Мы сидели возле печи, чистили картошку. Та история для меня так и осталась с запахом палёный дров и земли.
— Куда забрал? Он её вернёт?
— Ты ещё слишком маленькая, — усмехнулся он с лёгкой грустью, — она не вернётся. Ты ведь слышала про леших?
— Слышала, только баба Тоня говорит, что их не бывает.
— Они бывают. Тогда на болотах, он пришёл за тобой, но бабушка тебя не отдала, и леший забрал её, вместо тебя.
— Зачем ему я? — Я действительно была маленькой, много чего не понимала.
— Потому что ты необычная девочка, — серьёзно сказал Михаил, — ты могла бы стать знахаркой, очень хорошей, только времена сейчас другие. Нельзя.
— Почему нельзя? — Наивно спросила я.
— За это и тебя могут забрать, только уже не лешие. Но ты тоже можешь не вернуться.
На этом разговор закончился, а мой маленький мозг продолжал переваривать слова, которые сказал Михаил.
Для меня знахарки были что-то сродни волшебниц, которые могли помочь с чем угодно. Если бы я была знахаркой, бабушку бы не забрали. Тогда я искренне в это верила. Сейчас понимаю, что это не так. Такой древней силе, как леший, хоть их и осталось очень мало, не по чём заговоры и снадобья каких то там шептуний.
Но уже весной, когда Михаил и его избранница Алиса сыграли свадьбу, я смело подошла к нему и твёрдо заявила, что хочу стать знахаркой.
Михаил побледнел, а Алиса звонко рассмеялась:
— Не знахаркой, Динэра, а медсестрой. Знахарок не сущемтвует, это бабкины поверья.
Тогда я поняла, что никому нельзя верить, кроме Михаила. Сейчас мне жаль его, он не доверял даже своей супруге. Мир изменился, а люди те же.
Сам Курда не обладал никакой силой, но у него остались тетради его бабки и про-бабки, которые как раз и заложили первые строки моего Гримуара, пусть сами того не желали.
Маленькое сердце ребёнка, наполненное грустью и страхом — это сильная подпитка для ведьмовской книги. Тогда я думала, что стану знахаркой, буду помогать людям, уж точно не могла предположить. Что стану ведьмой, которой будет наплевать на всех остальных.
Курда был очень аккуратен со мной и с тем, чему он меня обучал. Он сам с малых лет видел все обряды, которые проводила его бабка. Чародей с него никакой, но учитель был отменный. Именно он объяснял мне, как именно надо держать связь с Природой, брать у неё Силу, а потом платить цену за Силу.
Именно он рассказывал и показывал маленькой девочке ритуалы, которые видел сам когда-то, повторял слова заклинания, которых не понимал до конца, но чётко запомнил, учил держать баланс моей Силы, хотя не мог почувствовать этого.
Он тогда просто чертил круг, повторяя действия своей бабки, а я видела слабое свечение. Только благодаря мне это свечение становилось ярче, обретало жизнь и мощь.
Странно было наблюдать, как обычный человек учить маленькую ведьмочку колдовству, это было уникально, но принесло свои плоды.
Сейчас, глядя на первые записи моего Гримуара я точно знаю, что его бабка и про-бабка не было просто знахарками. А от некоторых записей я бы и вовсе хотела избавиться, уж слишком они чёрные по своей сути, но поздно.
Слухи по деревне расползались очень быстро, к нам заглядывали люди с просьбами за помощью, но Курда велел мне всем отказывать, говорил, что это опасно.
Хотя пару раз я помогала, особенно детям. Так слухи и начали тогда расползаться. Правда, тогда я не поняла ещё, что людям доверять нельзя, просто хотела помочь.
