– Партнер отца живет неподалеку отсюда? – удивился я.
– Да! Он как вернулся в город, его Каменев к себе вызвал. Не знаю, что уж наш доблестный сыскарь Гришке сказал, но, говорят, тот сразу после этого собрал вещички и на поезд рванул. Нечисто тут дело, клянусь своей шпагой. Странное совпадение: ты здесь, и Дементьев в столице.
– А может, он боится за свою жизнь? Не могли те, кто напал на родителей, угрожать и ему?
– Сомневаюсь. Хотя, по слухам, он заперся у себя на Белореченской и носу оттуда не кажет.
– Где?
– Улица так называется. Дом у него там. Даррелл, давай все-таки вернемся к изначальному вопросу, Макар Тимурович скоро вернется, и не хотелось бы продолжать наш разговор при нем.
– Дядя, – начал я, стараясь подобрать слова так, чтобы не обидеть Владимира, – ваша позиция понятна. И новая информация открыла мне глаза на сущность интернатов, но я считаю, что в ближайшее время здесь мне будет безопаснее всего. Я опасаюсь за свою жизнь.
– Ты не веришь, что я могу обеспечить тебе безопасность?! – повысил голос дядя.
– Верю, но вы часто уезжаете в экспедиции, и в это время я не хочу, чтобы из-за меня подвергались опасности ваши близкие.
– Вздор! – сверкнули глаза Владимира. – Какая опасность? Даррелл, прошу тебя, одумайся. У тебя есть семья. Мы – твоя семья! Ничего не хочу слышать, собирайся, мы уезжаем.
Как отказать дяде, я банально не знал, но, к счастью, ситуацию спас Макар Тимурович, вернувшийся в кабинет. Тяжелые шаги директора (мне показалось, слишком громкие) были слышны издалека, и Владимир сразу же сбавил тон.
– Знаете, – прогудел Макар Тимурович, переступив порог, – надо чаще устраивать такие внезапные проверки. Не поверите, но я нашел целых три нарушения за каких-то десять минут. Разгильдяйство в чистом виде.
– Да, как это знакомо, – согласился дядя, недовольно поджав губы, он явно был не в восторге от нашего разговора и моего упрямства, – стоит только недоглядеть, и подчиненные так и норовят улизнуть от своих обязанностей. Макар Тимурович, мы поговорили с Дарреллом, и он уезжает отсюда.
– Это так? – взглянул на меня директор.
– Боюсь, дядя меня не так понял, – ответил я, чувствуя на себе удивленный взгляд Владимира, – мне хотелось бы остаться в интернате.
– Владимир Викторович, – заметил директор, – вы же знаете, что ваше опекунство не имеет здесь юридической силы? Если мальчик желает остаться, то забрать его вы не имеете права.
– Но он мой племянник! – поднялся с кресла Владимир.
– И все же. На данный момент он лишь воспитанник интерната. Я пошел вам навстречу и был готов отпустить Даррелла, но если юноша не хочет возвращаться – это его выбор.
– Я вас понял, – процедил дядя. Ответ Корнилова его, конечно же, не устроил, но спорить не стал, сохраняя лицо. – Что ж, Даррелл, ты выбрал свою судьбу. Рад был тебя увидеть.
– Извините, но это и правда мой выбор.
С трудом скрывая раздражение, дядя попрощался с Корниловым и, не обращая больше на меня внимания, вышел из кабинета.
– А ты умеешь удивлять, – усмехнулся Макар Тимурович, плюхнувшись обратно в свое кресло, – вот Четверо мне в свидетели, не ожидал, что ты останешься. Что, тебе и правда тут понравилось или ты настолько не любишь свою родню?
– Всего помаленьку.
– Ты подумай, другой возможности выбраться отсюда уже не будет. Владимир Викторович еще не уехал, успеешь догнать.
– Я могу вернуться к занятиям? – не отреагировал я на провокацию. После слов дяди о предназначении интернатов теплых чувств к этому великану у меня поубавилось.
– Иди, – махнул рукой директор, пробормотав под нос что-то вроде: «Вот ведь молодежь пошла».
Вечером, сразу после занятия, где я тщетно пытался освоить искусство протыкать противника деревянным мечом, на меня с расспросами навалился Витек, и скрыться от него удалось только в месте силы, где я мог наконец спокойно обдумать новые вводные.
Итак, что мы имеем? Во-первых, на горизонте замаячил Григорий Дементьев – бывший партнер отца и по совместительству главный подозреваемый в убийстве родителей Даррелла по версии дяди. Во-вторых, я теперь понимаю цель существования интернатов. По сути они являлись концентрационными лагерями для одаренных подростков. Причем лагерями хитрыми – все местные пацаны мечтали сюда попасть, видя впереди только радужное будущее дворянина. О том, что девяносто девять процентов из них до титула не доживут, они не знали. Что нельзя сказать о наставниках и учителях.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И самое поганое, снимать радужные очки с курсантов нельзя. Да и не поверят они мне. Не получится у меня разбить их голубую мечту, ведь каждый из них в душе считал, что именно он выбьется в люди. Именно он станет тем, кто получит вожделенное дворянство, а вместе с ним богатство, признание и красивую жену в придачу.
Хреновая ситуация, откровенно хреновая, но изменить ее в текущих условиях я не способен. И единственно, что сделать в моих силах, – постараться по возможности сохранить жизнь как можно большему числу курсантов. А дальше будет видно, может, с развитием дара и магических умений смогу придумать что-нибудь еще.
Следующее, о чем стоило подумать, – что делать с внезапно замаячившим на горизонте Дементьевым?
Мне очень хотелось повидаться с этим человеком и устроить ему допрос с пристрастием. То, что именно он стал заказчиком или даже исполнителем убийства родителей Даррелла, я вполне допускал. Деньги – та грязная вещь, что, подобно кислоте, растворяет даже самые крепкие узы дружбы и взаимного уважения. Именно деньги могут привести к преступлению быстрее, чем лютая ненависть или жгучая ревность.
Само собой, срываться сейчас на поиски Дементьева, чтобы поговорить с ним по душам, я не собирался. Возможно, в будущем это и будет целесообразно, но сейчас выбраться из интерната, добежать до столицы, найти там улицу Белореченскую, выяснить, где находится нужный мне дом, вытрясти из Григория все, что мне нужно, и вернуться обратно незамеченным даже звучало фантастически, не говоря уже о реализации этого сложного плана.
Получается, в ближайшее время для меня ничего не меняется и задачи стоят все те же – учиться, тренироваться и стараться не влипнуть в какие-нибудь неприятности. Из моего положения я должен вытянуть максимум полезного, если хочу дожить до совершеннолетия. Следующим летом наш курс ждет полевая практика, и мне необходимо подойти к ней максимально готовым. Не думаю, что война в этом мире щадит людей больше, чем в моем, и, получив шанс на новую жизнь, сдохнуть я не хочу.
Дядя уехал, и вновь рутинная жизнь курсанта-первогодка поглотила меня с головой. Хотя стоит признать, что в нашем обучении появились качественные подвижки. Все пацаны наконец почувствовали магию и пусть не слишком хорошо, но начали с ней работать. С этого момента практически все уроки кардинально поменялись. Почему почти – потому что историю княжества мы как зубрили, так и продолжили заучивать никому не нужные данные, и я, к своему ужасу, осознал, что, к примеру, уже наизусть знаю о существовании прапрапрабабки Александра Орлова – нынешнего князя, родившей за свою жизнь троих детей, из которых выжил только один, который позже прославился тем, что отвоевал для княжества целых три деревни и один город. В общем, муть полная, хорошо хоть, остальные уроки меня начали откровенно радовать.
Ежедневные истязания на спортивной площадке преобразовались в нечто иное – Леонид начал учить нас использовать свое тело как инструмент работы с магией, и для примера показал, к чему мы должны стремиться. Начал он с того, что пожертвовал одним из спортивных снарядов, на котором, по идее, должны были отрабатываться удары. Леонид подошел к деревянному столбу сантиметров тридцати в диаметре с торчащими из него толстыми палками и в несколько ударов размочалил дерево в труху. Каждое прикосновение кулака к бревну выбивало из него целые фонтаны щепок. Десять секунд, и из земли остался торчать только обломанный пенек.
Впечатлились все. Такая сила не могла не удивить, и судя по горящим глазам моих однокурсников, они будут землю зубами грызть, но постараются научиться подобному. И я их в этом полностью поддерживал.
