смогут укрыться от непогоды. Похоже, скоро начнется дождь...
— У нас хватит места для трех повозок, — сказал приор мягким голосом. — Сейчас убежище для прокаженных пустует...
— Ваши больные умерли? — произнес англичанин с недоверием, от которого не мог избавиться.
— Нет, но они последовали за святым человеком, который недавно побывал у нас и увлек их за собой. Они отправились в город Тур на Луаре, чтобы помолиться на могиле великого Святого Мартина, чей день будет отмечаться через месяц. Им сказали, что прокаженные часто исцеляются там в это время... Я не смог их удержать! Да сжалится Господь над этими бедными людьми! — добавил он, перекрестившись.
— Кроме того, — проговорил Жан де Лонгви, — мы сможем спрятать в старой башне содержимое одной из повозок...
— А остальное? — снова спросил англичанин.
— Я дам проводника, который проведет вас к другому убежищу, — ответил отец Себастьян. — Пойдемте же! Ночь близится, а в темноте брод отыскать нелегко...
Обоз тронулся в путь, и через несколько минут тамплиеры стали спускаться к песчаному берегу реки. Через некоторое время они увидели крупный камень, возле которого остановился отец Себастьян, шедший впереди.
— Здесь можно пройти! — сказал он. — Брод совершенно незаметен, но дно реки в этом месте поднимается. Древние римляне построили здесь насыпь, чтобы переходить реку. Насыпь давно осыпалась, но брод достаточно широк, чтобы ваши повозки могли пройти... Только держитесь за мной и не отклоняйтесь в сторону...
— Приказывайте! — просто ответил Жан де Лонгви. — Мы вам подчиняемся...
Хотя дорога была незаметной, и переправа заняла много времени, но все прошло благополучно, и вскоре весь обоз оказался на твердой почве, где начинался двор убежища для прокаженных. Было очень темно — виднелся только слабый отсвет единственного факела, горящего у входа в часовню. Как и подумал сразу Жан де Лонгви, прежде здесь был господский дом; и хотя единственная башня наполовину разрушилась, хотя замка как такового и вовсе не было, осталось несколько служебных строений во вполне приличном состоянии. Поэтому повозки разместили под большим навесом, а лошадей отвели в старую конюшню. Сами больные размещались в бывшей овчарне, а трое монахов ютились в небольшом прилегающем к ней помещении. Приход путешественников не потревожил никого, кроме двух монахов, которые вышли им навстречу и приветствовали их с вежливостью, принятой во всех домах Господних.
Тамплиеры, можно сказать, большую часть дня отдыхали, хотя тревога не позволяла им расслабиться по-настоящему. Поэтому они сразу занялись тем, что разгрузили первую повозку и отнесли ее содержимое в башню, от которой, как удостоверился Жан де Лонгви, сохранились только зал первого этажа — да и в ней потолок прорезала широкая трещина! — и вход на лестницу, ведущую вниз.
— Здесь, как я показал брату Жану, — сказал отец Себастьян, — есть подпол. Там мы храним нашу провизию. Само подземелье с двумя ответвлениями ведет к командерии Иври и в чистое поле. Ответвление Храма снабжено лестницами, которые позволяют пройти под рекой, но все было полностью закрыто, когда на этой старой ферме было устроено убежище для прокаженных. Второе, за лесом, ведет в крипту часовни, разрушенной очень давно. Теперь это лишь скалистые обломки, поросшие колючим кустарником. Пробраться сквозь них невозможно...
— Там мы и сложим наш груз. А потом замуруем вход с этой стороны...
— А почему бы тогда не спрятать там содержимое и двух оставшихся повозок? — спросил Гийом де Жи.
— Потому что крипта тесная, и в ней есть могилы, — ответил Жан де Лонгви. — Кроме того, одну повозку мы можем оставить отцу Себастьяну, пусть он ею пользуется или разберет на дрова. Две лошади тоже не привлекут внимания: они могли вырваться из конюшни Иври, где, как мы видели, был пожар. Их нетрудно будет продать какому-нибудь здешнему крестьянину, а доход пойдет на нужды обители. Но нельзя оставить три повозки и шесть лошадей: что с ними делать? К тому же, сокровища все же лучше разделить. Было бы удивительно, если кто-то сумеет обнаружить место их хранения прежде, чем это сделают те, которые, как я надеюсь, продолжат дело Храма. Не может быть, чтобы подобная удача улыбнулась сразу и тем, и другим.
Почти всю ночь тамплиеры трудились, перенося корзины, ящики и бочонки в подземелье, после чего вход в него замуровали. Затем рыцари перекусили пищей, предложенной отцом Себастьяном, и легли отдыхать на солому, которую набросали для них в нижнем зале башни. Не спал только Жан де Лонгви. Он заперся вместе с приором в каморке при жилище монахов, где хранились счета маленькой общины. Здесь они долго разговаривали, положив локти на стол и поставив между собой масляную лампу...
Когда отец Себастьян задул ее, уже наступил рассвет. День занимался такой же пасмурный, как и накануне, такой же печальный и серый. Низкие облака так же нависали над землей, хотя дождя по-прежнему не было, но для брата Жана, который, наконец, позволил себе расстроиться из-за драмы, навалившейся на всех, подобная погода была предпочтительной: веселое солнце показалось бы ему оскорбительным в момент тяжелейшего испытания. Он долго сидел на камешке у порога башни, пока вдали не начали перекликаться петухи, а трое монахов не собрались в часовне, чтобы предаться молитве, отложив на время как обязанности повседневной жизни, так и нужды своих постоянных обитателей. Теперь их оставалось только двое из числа тех, кто завершал здесь свой крестный путь, — да еще старик, кое-как способный передвигаться, и маленький мальчик, который оказался его внуком.
Сам бургундец и не вспомнил о молитве — все его мысли сосредоточились на судьбе отряда и возможности осуществить опасное предприятие. Лично он надеялся добраться до владений своей семьи у ворот Дижона, то же мог сделать и его кузен Гийом де Жи, но как быть остальным, для которых родным домом стал парижский Храм?
Не найдя ответа, он встал и передернул плечами, словно желая освободиться от слишком тяжкого груза, а затем пошел будить тех, чья повозка была разгружена накануне: Оливье де Куртене, Эрве д'Ольнэ и сержанта Анисе.
— Пришел час расстаться нам, братья! — сказал он им. — Вы можете ехать куда хотите на тех двух лошадях, что привели с собой. Один из вас возьмет сержанта на круп. Слишком нас много в этом месте, хоть и пустынном, это может пробудить любопытство того, кто случайно заметит наше присутствие.
Эрве, хоть и привык повиноваться приказам беспрекословно, все же спросил:
—
