друг другу, и они, наконец, целуются.
А по мнению Фердинанда, что-то в рукописи было невероятно бесстыдным. Я никак не могла понять, что же именно; я полностью избегала использования эксплицитных выражений и символики, прекрасно понимая, что это история для чтения богатыми, знатными девушками.
— Каждая сцена, где два главных героя прикасаются друг к другу! Каждая! Подобная! Сцена! Уму непостижимо, что ты могла написать что-то настолько извращенное. Ты действительно взяла за основу книгу Эльвиры?
— Да. Это основано на Историях Королевской академии, — ответила я, протягивая копию книги вперед в качестве импровизированного щита. Кстати — и к счастью — это была версия, которая не содержала иллюстраций, где он был использован в качестве модели.
Фердинанд пролистал книгу Эльвиры, остановился на одной конкретной странице, а затем вернул её мне.
— Это то, чему тебе нужно научиться, — сказал он, указывая на поэму растянувшуюся на три страницы с обильными восхвалениями богов, которую я, бегло просмотрела так и не поняв, так как аллюзии и символика значили для меня очень мало. — Учись на этом примере, если хочешь писать о прикосновении друг к другу двух разнополых людей.
Фердинанд продолжал объяснять, глубоко нахмурившись, что каждая отдельная сцена в моей рукописи, включая и самую волнительную, никуда не годится, и что огромное стихотворение в романе Эльвиры и было описанием любовной сцены.
Что это, болливудский фильм?!
Мои мысли сразу же обратились к тем хорошо известным сценам из индийских романтических фильмов. Мужчина и женщина пристально смотрели друг на друга, только для того, чтобы группа людей появилась из ниоткуда и втянула всех в буйный танец сопровождаемый эмоциональным пением. Конечно, хореография была впечатляющей, и смотреть на это было весело, но история всегда оказывалась для меня совершенно непонятной.
— Я хочу сказать, что твой язык слишком прямолинеен и потому непристоен. Было бы более чем скандально для кандидата в эрцгерцоги публиковать такую бесстыдную работу, как эта, — заключил Фердинанд. Как оказалось, моя попытка написать историю любви для девочек привела к тому, что у меня получилось то что люди здесь посчитали явной и открытой эротикой. Я понятия не имела, что сказать на такое обвинение. Что же это за место то такое…
— Я понимаю, что между культурой благородного общества и моей собственной по прежнему остается значительный разрыв. Я решила сама больше не писать любовные истории. Кажется, для меня было бы лучше обучить кого-то другого писать их.
— Это было бы разумно. Обязательно сожги эту рукопись, прежде чем кто-нибудь еще сможет наткнуться на нее.
Я никогда не смогла бы написать романтическую историю, в которой основная любовная сцена включала бы персонажей, внезапно декламирующих стихи, восхваляющие добродетели богов. Мне нужно было подготовить подходящего писателя, и быстро.
Тем не менее, если так они реагируют на любовную сцену в романе для девочек, интересно, как бы они отреагировали на настоящий эротический роман…?
Том 4 Глава 369 Жизнь в храме
В конце концов Фердинанд предельно ясно дал понять, что я должна показывать ему все, что я напишу в будущем, поскольку мой здравый смысл, по-видимому, был “каким угодно, только не здравым”. Я, конечно же, согласилась и после того, как он ушел, положила свой столь бесстыдный роман в отдельный короб с замком на нем и закрыла тот. Он приказал мне сжечь его, но, возможно, однажды, это произведение все же увидит свет.
— Фран, позови Эллу и Хьюго с кухни, — сказала я. — Я хочу поговорить с ними о только что принятом решении.
— Леди Розмайн, я бы предпочел, чтобы вы общались с поварами через слуг…
— Мои извинения, Фран, но я думаю, что будет лучше, если я переговорю с ними напрямую. Ты и другие слуги очень мало знаете о браке, не так ли?
Фран, не в силах изыскать возражения, пошел на кухню. Он и другие храмовые слуги могли замещать других в вопросах работы в мастерской и зимнего рукоделия, но их незнание жизни в нижнем городе ставило их в тупик, когда дело касалось чего-то подобного браку.
— Извините нас, — почтительно сказали Элла и Хьюго, когда они вошли, очень явно напряженные. Фран объяснил, что я буду говорить с ними напрямую, а затем ушел. Поскольку Элла и Хьюго были простолюдинами, два моих рыцаря-стража стояли рядом со мной.
— Вы оба хорошо послужили мне в Королевской академии, — сказала я. — Я полагаю, что приготовление такого количества еды каждый день было довольно сложной задачей. Все студенты были вне себя от радости, когда ели её. Вы, скорее всего, продолжите сопровождать меня всякий раз, когда я буду отправляться в Королевскую академию, и я с нетерпением жду вашей дальнейшей хорошей службы. Теперь, что касается вашего брака…
Услышав это, их лица застыли, и они громко сглотнули.
— Нет никаких препятствий вашему браку, — продолжила я, улыбаясь в попытке облегчить их беспокойство. — Если вы собираетесь провести бракосочетание этим летом, то я даю вам на это свое благословение.
— Большое вам спасибо!
— Тем не менее, мы должны обсудить ваши условия проживания. В замке есть женатые слуги, поэтому я попрошу вас поселиться там, но я не могу выделить комнату для супружеской пары здесь, в храме. Вам придется либо оставаться в отдельных комнатах, как вы это делали, либо снять комнату в нижнем городе и оттуда добираться на работу, как бы это ни было трудно. Я должна отметить, что если вы выберете последнее, вы не потеряете свои комнаты в храме, так что вы все еще можете использовать их для отдыха после тяжелой работы.
Я взглянула на Франа, давая ему знак принести деньги, которые мы приготовили для них. Хьюго, широко раскрыв глаза и тяжко вздохнул, когда увидел сумку и услышал издающийся изнутри звон монет.
— Это ваша плата за то, что вы так усердно работали всю зиму в Королевской академии, и подарок от меня, чтобы отпраздновать ваш брак. Пусть это поможет оплатить вашу свадьбу.
— …Вы даете нам так
