Шарик сжался, как пружина. Когда атакующий передними лапами коснулся земли, сын Муры стремительно, как молния, по-волчьи ударил его всем телом в бок. Он сбил врага с ног и впился зубами ему в горло. Тот дико взвыл, зовя на помощь. Шарик еще сильнее сжал челюсти, но ему помешал заскрежетавший под резцами металл ошейника. В этот момент он услышал голос человека, треск веток и тяжелые шаги бегущего в их сторону. Он широко раскрыл челюсти, перехватил клыками горло противника выше ошейника и изо всех сил вгрызся в него. И снова почувствовал вкус крови. Враг повалился на траву. Шарик не стал ждать, когда тот застынет и перестанет дергаться. Он сумел одолеть инстинкт, приказывавший ему бороться до конца, и в этот момент заметил фигуру человека, подбежавшего к нему с оружием в руках.
В два прыжка он достиг деревьев и мгновенно проскользнул в кустарник. Красные огненные пчелы залетали над ним, срезая ветки, вздымая впереди фонтанчики земли. Шарик услышал грохот очереди и вслед за этим ощутил колющую боль в загривке. Но он не остановился, не упал, а продолжал бежать, все глубже забираясь в заросли. Его подгоняли громкие окрики, затем он услышал еще одну автоматную очередь, но теперь пули проходили в стороне и были уже не опасны.
Шарик бежал как заведенный. Увидев просвет между деревьями, он не сбавил бег, а даже ускорил его и в несколько прыжков пересек травянистую просеку. Лес стал более редким, высоким, и Шарик, бросаясь от куста к кусту, выбирал теперь дорогу потемнее.
Наконец перед ним открылась лесная поляна, полная запаха бензина, изъезженная гусеницами танков и колесами грузовиков. Здесь должен быть тот, кого он ищет. Несколько раз он пересек поляну туда и обратно, но никого не нашел. Под деревом наткнулся на брошенный кем-то ящик от снарядов, а рядом с ним в траве заметил горку золы. Эта зола — частица запаха, который он ищет, но только частица, и не самая важная.
Шарик садится на задние лапы, тяжело дыша, размышляет некоторое время, что делать дальше. Это длится недолго. Он обегает вокруг поляны, затем направляется в лес, делает еще один круг, более широкий, затем третий, еще больший.
Его учили всегда так делать, если след потерян. На каком-нибудь из этих кругов он должен напасть на собственный след, найти потерянную нить. Поиски продолжаются долго, но он не отступает, не садится передохнуть, он пробегает круг за кругом.
Но вот на очередном круге, уже далеко от поляны, он слышит голоса. Приостановившись, замечает издали группу солдат, стоящих у грузовика с высоко торчащим прутом антенны. Они не видят Шарика, занятые своим делом. Копаются в моторе машины.
Один из них говорит:
— Поторопись. К рассвету машина должна быть на ходу, а то попадет нам от генерала. А все из-за этого чертова осколка.
Шарик не понимает, о чем говорят люди, но он все же не желает к ним приближаться. Среди них нет того, кто ему нужен, поэтому он обходит их далеко стороной, немного сужая проделываемый круг, а затем снова бежит лесом, пробирается сквозь густые заросли, пересекает небольшие полянки.
Проходит довольно много времени, прежде чем Шарик проделывает новый круг и снова видит тех же самых солдат. Но теперь он обходит их с другой стороны, намного правее, все время следя, не увидел ли кто его.
И вдруг он резко останавливается, так что его передние лапы заскользили по хвое. Ему кажется, что он что-то учуял. Он медленно возвращается назад, старательно нюхает воздух и подавляет в себе порыв радости. Есть! В траве он находит мелкие комки земли, отлетевшие от сапог; след четкий, а полоса запаха гладкая и широкая, как шоссе.
Теперь он уверен в себе и с места берет разбег. След ведет прямо на край пущи. Здесь виднее: сквозь деревья сверху пробивается серебристый свет — взошел месяц. И хотя след довольно четкий и ведет прямо, Шарику приходится то и дело сворачивать в кусты, прятаться и пережидать, потому что по дороге то в одну, то в другую сторону идут группы людей. Когда они удаляются, Шарик снова бежит, не обращая внимания на боль в разорванном ухе и в загривке, пробитом пулей.
Около сожженного грузовика, остов которого торчит на дороге, в лес сворачивает тропинка. Она приводит Шарика к автомашинам и танкам, к солдатам, спящим под деревьями. Запах ведет прямо к небольшому взгорку, в скате которого вырыта землянка. У ее входа стоит часовой с автоматом. Шарик останавливается на минуту за деревом, нюхает воздух. Этот солдат кажется ему дружелюбным и чем-то напоминает его хозяина. Шарик выходит из-за дерева, спокойно идет вперед и миролюбиво виляет хвостом. Но солдат настроен далеко не дружелюбно. Увидев собаку, он замахивается прикладом и кричит сдавленным голосом:
— Чего тебе здесь надо? Пошла вон!
Шарик отскакивает, тихо и без ворчания идет в лес, ждет, когда часовой потеряет его из виду, а потом возвращается и, прижавшись к земле, осторожно ползет от одного пятна тени к другому, минует места, освещенные луной.
Запах слышится все сильнее, он идет из темного открытого оконца, расположенного низко над землей. Можно было бы в несколько прыжков очутиться возле него, но Шарик знает, что с вооруженными людьми шутки плохи. И хотя у него все тело дрожит от нетерпения, он все так же медленно ползет, на долгое время замирает.
Но вот оконце совсем рядом. Шарик просовывает в него морду и, убедившись, что наконец-то добрался до места, медленно вползает внутрь, ощупывая лапами темноту. Он никак не может найти опоры, не выдерживает и прыгает, на что-то попадает, и все это валится под ним. В стороны летят сбитые мелкие предметы. Шарик становится наконец лапами на землю и дергает зубами одеяло, которым укрыт человек.
— Часовой! Что тут происходит, черт возьми?! Свет!
Голос звучит твердо и резко, но Шарику он кажется чарующим. Он находит руку, в которой этот человек держит пистолет, и радостно лижет ее языком.
Хлопают двери, и в землянку вбегает солдат, держа в руке зажженный фонарь.
— Сейчас выгоню эту дрянь. Это она через окно, гражданин генерал... Пошла вон!
Командир бригады, жмуря глаза от света, смотрит на Шарика и останавливает солдата энергичным движением руки:
— Погоди! Закрой окно, оставь фонарь и выйди.
Снова скрипят двери. Генерал садится на нары, ставит босые ноги на стянутое с постели одеяло. Вглядывается в собаку ничего не понимающими, широко открытыми глазами. Он уверен, что всего минуту назад лег спать. Издалека, из глубокого сна, он возвращается к действительности.
— Шарик, это ты? Откуда ты взялся? Ну иди же сюда.
Обрадованный Шарик становится на задние лапы, передние кладет ему на колени, вытягивает морду вверх и, словно пьяный, лезет сразу целоваться.
— Погоди, погоди, успокойся... Досталось тебе, вижу...
Генерал, обхватив руками голову Шарика, внимательно оглядывает его ухо, ощупывает пальцами загривок, где около раны застыл широкий сгусток крови. Шарик скулит предостерегающе, ощущая боль.
— Тихо, тихо. Погоди.
Генерал замечает шарф Янека на шее овчарки, берет нож, сброшенный со стола, распарывает кривой стежок из черных ниток, разворачивает шерстяную ткань. Увидев листок бумаги, поспешно читает его. Какое-то место пробегает глазами еще раз и кричит:
— Часовой!
Солдат сразу появляется в дверях:
— Вытурить его, гражданин генерал?
— Да нет же! Дежурного офицера по штабу ко мне, бегом!
Автоматчик скрывается за дверью, а генерал, найдя на полке банку с консервами, вскрывает ее ножом и все содержимое выкладывает на тарелку, которую ставит перед собакой.
— Ешь, Шарик. Ну, ешь, чего же ты не хочешь?
Шарику стыдно. Ему кажется, что в голосе человека он улавливает нотки гнева: наверное, все уже знают об этом зайце, который попался ему на дороге и задержал его. Голос генерала становится совсем ласковым:
— Не хочешь есть без Янека? Верный, хороший пес.
Дежурный офицер влетает в землянку, тяжело дыша, и замирает как вкопанный, пораженный картиной, какую не каждый день увидишь: командир бригады в рубашке и брюках, разутый, сидит на полу. Рядом с ним собака. Генерал прижимает ее косматую голову к своей груди и говорит:
— Ты же сам не знаешь, какой ты умный.
— Слушаю, гражданин генерал.
— Это я не тебе. Слушай, немедленно вызови ко мне врача с бинтами и лекарствами, заместителя по техническому снабжению с бензиновым насосом для танка Т —34. Выведешь бронетранспортер, два легких танка и два отделения автоматчиков. Повтори, поручник.
Изумленный офицер повторил приказание, которое, по его мнению, было одним из самых странных, какие когда-либо отдавались в армии, приложил руку к козырьку и пошел к дверям, но генерал вернул его:
— Погоди. Пусть сюда еще придет портной с иголкой, нитками и куском брезента. Теперь все. Выполняй.
Неизвестно, о чем подумал дежурный офицер по штабу, услышав дополнительное указание, но приказ он выполнил точно, и через пятнадцать минут все было готово.
