подбодрил я Ваню.
И присмотрелся к следам на шее.
И вот сейчас мне стало дурно. Но не от запаха.
— Проворонили тогда, — тихо проговорил я.
— Кого? — удивился Ванька.
— Погоди.
Посмотрел ещё раз, убедился. Оно, просто след неявный. Это у меня сейчас хватает опыта, чтобы судить точно, а вот Толик тогда проглядел. Проглядел и Ванька, но это сразу бы увидел матёрый Ручка. Вот только Ручка и тогда лежал в наркологии после долгого загула…
Но вывод сделать можно, и он мне очень не понравился.
Первая жертва Верхнереченского Душителя появилась не двадцатого ноября, а именно сегодня. Эта женщина убита тем самым маньяком, это его стиль… я узнал след на шее.
Надо брать его сразу, пока он не нашёл следующую жертву.
Глава 11
— Дай фонарик, у тебя был, — я протянул руку и взял у Ваньки фонарь. Шершавый металлический корпус холодил ладонь. — Смотри, вот здесь душили, следы есть впереди, но вот здесь, по бокам…
— Разрезано, — увидел он, сощурив глаза. — Ща, погоди.
Он вышел из холодильника и вскоре вернулся с лупой на массивной ручке. Мы присмотрелись внимательнее. На самом горле есть следы удушения, а вот по бокам, почти под ушами, заметен лёгкий разрез кожи, с обеих сторон, почти симметрично.
— Витя, смотри, — позвал я Орлова. — В качестве урока по судебно-медицинской экспертизе будет. Видишь, жертва, скорее всего, была в кофте с высоким воротником, и удавка зацепилась за одежду.
— Удавка? — переспросил он.
— Да, это была струна — то есть, скорее всего. Потому что оплетка отобразилась, а не гладкая проволока. Но смотри дальше, убийца стоял сзади, а жертва сидела, вот он и тянул на себя, чуть вверх. И тут струна соприкоснулась с кожей, здесь и здесь, вот и получились разрезы. Тонкие, вот участковый и не увидел. Хотя он вообще удушения не заметил.
— А можно понять, что это за струна? — Орлов посветил фонариком сначала на один след, потом на другой. — Откуда?
— Ну, только если мы её раздобудем и сможем сравнить с характером повреждений. Для пианино, думаю, слишком тонкая, да и я не знаю, сильно там гибкая струна или нет, чтобы задушить. Может, от гитары — последняя шестая, например. Тут с маху не определишь.
— Вот Яков Вениаминович невовремя заболел, — сокрушался Ванька. — Он же в музыкальную школу ходил в детстве, на скрипке играл, что ли. Сразу бы определил, чем душили.
— Ваня, где одежда её? — спросил я.
— Ща! — он умчался и вскоре вернулся с пакетом.
Женщину привезли в белой вытянутой водолазке, давно не стиранной, с жёлтым жирным пятном на груди. Но на воротнике заметен след, в увеличительное стекло видно, что текстиль чуть надорван.
— Крови мало, — заметил Орлов, — если бы не кофта, всё бы разрезал. Но и пальцы бы свои покоцал. Ещё когда на Кавказе были, там чех один нашего часового задушил проводом от телефона, потом скрылся в ауле. Нашли по следам на руках, он пальцы тогда сильно порезал.
Он сам машинально показал свои руки, и мы с Ванькой тоже. Конечно, пальцы у нас были целые.
— Могли быть рукоятки специальные, — предположил я. — Но вообще это хорошее наблюдение. Возьмём на заметку.
На это мы и в первую мою жизнь обратили внимание, что маньяк пользовался чем-то, чтобы не травмировать руки. Но саму удавку мы так и не нашли тогда, даже не сразу поняли, что он душил струной, уже потом разобрались, по следам на одежде и коже. Но куда он её выбросил, маньяк Кащеев так и не признался.
Он вообще ни в чём не успел признаться, но доказательств хватало для передачи дела в суд, да и поймали его на горячем, когда он при нас напал на девушку. Тогда мы его и взяли.
Но перед судом его нашли мёртвым в СИЗО, задушенным так же, как и его жертвы. Как выяснили потом, это постарался блатной сосед, у которого родственница погибла от его рук. Кто-то передал ему, что маньяк, совершивший это, находится с ним в одной камере, вот и хана пришла Кащееву.
Хотя мы пытались выбить, чтобы его поместили в спецблок или в ШИЗО, в одиночку, но его посадили в общую камеру со всеми. Он вёл себя хорошо, ни на кого не кидался, и руководство СИЗО тогда ответило, что не было оснований помещать заключённого в одиночку, да и особых условий для маньяков не существует.
Но в этот раз надо поймать его раньше. Получается, он-то уже успел наследить, но в той жизни мы этого до двадцатого ноября не знали.
Про маньяка я сказать не могу, но ведь явно, что труп криминальный, так что подключаем всех. Судмед уже здесь, скоро приехали криминалист Кирилл и следак из прокуратуры. На мою удачу, это был Кобылкин, с которым мы тогда и поймали Кащеева. Он сам, без брезгливости, осматривал тело, внимательно приглядываясь к повреждениям.
— Вот же гад, — говорил он себе под нос. — Чуть не проглядели. И ладно, когда бандитов так душат, почти профессионально и хладнокровно, сразу понятно, что киллер. А тут… обычная тётка. Лишь бы не серия с маньяком нарисовалась.
— Сплюнь, — сказал возившийся с фотоаппаратом Кирилл.
Кобылкин три раза поплевал через плечо, только правое, и легко постучал себя по лбу костяшкой пальца.
— Про серийных убийц лучше только фильмы смотреть или книжки читать, — произнёс Кирилл, целясь из фотика, — чем самим сталкиваться.
— Твари они, — он похлопал себя по карманам, разыскивая сигареты. — У меня друг работал на югах, он рассказывал, как возили Чикатило на следственный эксперимент. Тот пальцы гнул, понты кидал, весь такой страшный и крутой, психа из себя корчил. А когда местные прознали, что маньячела-то рядом, хотели его прямо на месте кончить. Вот так весь гонор сразу и ушёл. Боялся, падла, что линчуют, сбежать хотел, ссался. Они всегда боятся.
— По ящику про это показывали, — поддакнул Ванька. — То же самое говорили, что боятся. И что все маньяки всегда жаждут славы, поэтому хотят, чтобы их поймали.
— Ну тут, Ванька, палка о двух концах, — Кобылкин задумался. — Есть те, кто славы жаждет, и типа их ловят поэтому, сами попадаются, осторожность теряют. А есть те, кто славы не
