Мсье Гика рассмеялся:
– Дельное замечание! Хотя и не совсем справедливое. Русские чистоплотны и любят мыться. Но мыло здесь пока не в ходу, хотя в Московской губернии есть несколько мыловаренных фабрик. Для гигиенических целей здешний люд использует щелок, получаемый из печной золы. И еще – березовые веники.
– Я не ослышался? – удивленно переспросил Генрих. – Вы сказали «веники»?
– Нет, мсье Брокар, вы не ослышались. Именно веники!
Генрих изо всех сил попытался представить себе мытье березовыми вениками, но не смог. Лишь почувствовал запах березовых листьев.
– Но каким же образом? – недоверчиво спросил он.
Мсье Гика переглянулся с вертлявым. Тот иронично улыбнулся. Парфюмер снова повернулся к Генриху и сказал:
– А очень просто. Обливают веник кипятком, затем распаривают его на печке и хлещут себя что есть мочи по бокам.
Брокар недоверчиво хмыкнул.
– Должно быть, эта процедура очень болезненна? – заметил он.
– Я бы так не сказал. Впрочем, если осядете в Москве, попробуете сами.
«Уж не потешаются ли они надо мной?» – слегка уязвленно подумал Брокар. А вслух вежливо и с достоинством произнес:
– Не уверен, что захочу.
– А я так готов об заклад побиться, что захотите! – улыбнулся Гика. – Мсье Брокар, сегодня вечером ко мне в гости придет торговец Равэ. Он бельгиец. Думаю, ему, как и мне, будет чрезвычайно интересно выслушать ваш рассказ о Париже и Америке. Вы не откажетесь зайти ко мне на чашку чая?
– Во сколько? – деловито осведомился Генрих.
– В семь.
– Благодарю вас. Буду.
– Замечательно! Итак, когда вы намерены приступить к работе?
– Чем раньше, тем лучше, – сказал Брокар.
Мсье Гика поправил на носу сползающие очки и сказал:
– В таком случае можете начать прямо с завтрашнего утра.
2
В тот же вечер Брокар нанес свой первый светский визит в Москве. Бельгиец Томас Равэ оказался невысоким и сухопарым стариком. Сухая кожа, плотно обтягивающая маленький череп, придавала ему сходство с мумией. Взгляд небольших серых глаз был быстрым и острым.
Обежав взглядом худощавую, нескладную фигуру Генриха, он на пару секунд задержался на его лице и улыбнулся так, словно увиденное доставило ему удовольствие. Рукопожатие у старика (так мысленно окрестил Генрих бельгийца) было на удивление крепким, как у сильного и молодого человека.
– Семейство мое отдыхает на даче, – объяснил Равэ гостям, проводив их в гостиную и усадив на диван. – Значит, только что из Парижа? Интересно, интересно. Ну расскажите же – как нынче поживают парижане?
Генрих стал рассказывать. Равэ слушал внимательно, время от времени качая головой и тихо восклицая: «Ах! да что вы говорите!» или «ах, не может быть!»
Вскоре позвали к столу. Угощение было типично московским – севрюга, кулебяки, гречневая каша с грибами, крепкие наливки.
Брокар с наслаждением вдыхал аромат кушаний. За столом он продолжил повествование о Париже и о своей жизни в Америке. Рассказывал подробно, во всех деталях. Мсье Равэ и мсье Гика остались весьма довольны услышанным.
С этого дня старик Равэ и молодой парфюмер Генрих Брокар стали друзьями. Равэ содержал магазин хирургических инструментов на Никитской улице, и Генрих, которому русский давался с большим трудом, частенько захаживал к старому бельгийцу поболтать на родном языке.
День, который перевернул жизнь Брокара, был солнечным и ветреным, как это часто бывает в Москве. На лестнице раздался быстрый цокот туфелек, и в то же мгновение Брокар уловил тончайший аромат гардении, дикой гвоздики, мускуса и кофе. В магазин вошла – нет, вбежала девушка. Ее улыбающееся лицо раскраснелось от солнца и ветра. Она тут же, нисколько не стесняясь незнакомца, поцеловала старого Равэ в сухую щеку и прожурчала высоким, звонким голосом:
– Здравствуй, папочка!
Равэ смущенно кашлянул и сказал:
– Шарлотта, позволь представить тебе моего приятеля. Это мсье Генрих Брокар. Он работает на фабрике у парфюмера Гика.
Шарлотта выслушала отца внимательно, с любопытством поглядывая на Брокара. На губах ее застыла приветливая улыбка.
– Очень приятно! – проворковала она, протягивая Генриху руку.
Шарлотта была худощава и бледна, как отец, однако ее серые, блестящие глаза, окаймленные густыми темными ресницами, имели то особое выражение, какое бывает только у очень молодых, очень добрых и очень любопытных девушек.
В этот момент в магазин вошел клиент весьма богатой наружности, и старик Равэ удалился, чтобы самостоятельно его обслужить.
Шарлотта посмотрела на Генриха и весело спросила:
– У вас, должно быть, интересная профессия, мсье Брокар?
Несмотря на то что Шарлотта была урожденной москвичкой, по-французски она говорила без малейшего акцента.
– Как сказать, мадемуазель, – ответил Генрих. – Кому-то она может показаться скучной, но мне нравится.
– Но ведь это так романтично – изготавливать запахи! Все равно что шить платья из тумана. В этом есть поэзия, вы не находите?
– Это обыкновенный труд. Часто очень тяжелый, – со сдержанной улыбкой ответил Брокар.
Девушка улыбнулась:
– Это вы намеренно кокетничаете.
– Кокетничаю?
– Конечно! Достаточно посмотреть на ваше лицо, чтобы понять – такой человек, как вы, не может заниматься обыкновенным делом. Знаете, кого вы мне напоминаете?
– Кого?
– Демона! Надлом густых бровей, хищный нос, надменная усмешка, черные, как смоль, волосы.
Печальный Демон, дух изгнанья,Летал над грешною землей,И лучших дней воспоминаньяПред ним теснилися толпой!
Это про вас! – засмеялась Шарлотта.
Стихи Шарлотта прочла по-русски, и Генрих уловил лишь два знакомых слова «демон» и «воспоминанья».
Он изумленно посмотрел не девушку. Каким образом ей удавалось проникнуть в самую суть его мыслей?
– Что это? – смущенно спросил Брокар.
– Стихи поэта Лермонтова. Нет, право же, если б я не знала, что вы парфюмер, я бы и вас приняла за поэта. Вы обязательно должны написать мне пару строк в альбом!
– Вы так сильно любите литературу? – удивился Брокар.
– А разве есть в мире что-нибудь интереснее? – удивилась Шарлотта. – Литература развивает умственные способности, учит нас размышлять, искать Бога. Она делает нас людьми. Если бы не литература, мы бы до сих пор бегали по полям в звериных шкурах и мычали по-коровьи. Му-у… – Шарлотта засмеялась и добавила: – Кроме того, без нее на свете было бы невыносимо скучно.
– Интересно, откуда в вас эта страсть к литературе?
– Когда-то мой папа был гувернером. Среди его воспитанников были дети Тютчева. Вы, должно быть, не знаете, кто это?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
