Шарлотта протянула ему обе руки:
– Семен Иванович! Как замечательно, что вы пришли!
– Бывать в вашем доме для меня настоящее счастье, Шарлотта Андреевна! – поговорил Козловский туманным, красивым голосом.
Брокар нахмурил густые брови, однако, считая себя человеком светским, тоже сделал шаг навстречу гостю.
– Вы ведь знакомы с Генрихом Афанасьевичем Брокаром? – не сводя с гостя радостных глаз, спросила Шарлотта.
– Брокар? – Певец вздернул тонкие, круглые брови и посмотрел на Генриха. – А, мыловар! Как же, как же.
– Не то чтобы мыловар, – запинаясь, проговорил Генрих. – Мы делаем и одеколоны, и саше, и…
– Замечательно! – сказал Козловский, небрежно пожав Брокару руку. И тут же повернулся к публике, которая уже спешила ему навстречу.
Принимали Козловского как дорогого гостя. Даже старик Равэ, обычно сдержанный и суховатый, расплылся в улыбке и сказал восторженной скороговоркой:
– Чрезвычайно рад, что вы пришли, господин Козловский! Вы нам что-нибудь споете?
– Папа, ну нельзя же так – прямо с порога, – с укором сказала ему Шарлотта.
Козловский артистически улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами:
– Ничего страшного, мадемуазель. Петь я готов всегда!
Гости оживленно загалдели и, окружив певца плотным кольцом, проводили его к роялю. Козловский уселся за рояль, изящным жестом откинул с лица длинную прядь каштановых волос, ласково посмотрел на гостей и хозяев и спросил:
– Что же вам исполнить, господа?
– «Хризантемы», «Тройку», «Не растравляй моей души», – загалдели гости.
Козловский остановил внимательный взгляд на Шарлотте:
– А вы что скажете, Шарлотта Андреевна?
Шарлотта слегка порозовела и тихо произнесла:
– «Искрометные очи».
Козловский кивнул, затем растопырил над клавиатурой длинные пальцы и взял первый аккорд. Публика замерла в ожидании. Козловский откинул голову и запел чистым, хорошо поставленным тенором:
За чарующий взгля-яд искрометных оче-ейНе страшусь я ни мук, ни тяжелых цепе-ей…
Гости, окружившие рояль, слушали певца как зачарованные, не двигаясь и почти не дыша. Шарлотта, с лица которой так и не сошел румянец, не сводила с певца восторженно-задумчивого взгляда.
Ах, пожалей же меня, дорога-ая…Освети мою те-омную жизнь.Ведь я плачу, от страсти сгорая.Но напрасно – ведь счастию не быть…
Взяв последний аккорд, Козловский поднял длинные пальцы, которые напомнили Брокару ноги большого, омерзительного белого паука, и еще некоторое время печально смотрел на клавиши, как на родник с живой водой, от которого его силой оторвали. Затем под аплодисменты и восторженные возгласы поклонников повернул к Шарлотте усталое лицо.
– У вас волшебный голос, – прижав руки к груди, проговорила Шарлотта.
– Вы находите? – Певец устало улыбнулся. – Уверяю вас, мадемуазель, что рукоплесканье залов ничто в сравнении с одним лишь взглядом, одной лишь улыбкой той, которая…
Далее Козловский произнес несколько слов по-русски. Брокар, до сих пор не освоивший толком русский язык, понял лишь, что это стихи.
– Как же зовут эту счастливицу? – сияя от счастья, спросила Шарлотта.
– До поры до времени я намерен хранить этот секрет в самых укромных тайниках моей души, – с чувством ответил Козловский.
«Ишь как завернул, подлец, – в сердцах подумал Брокар. – Ему бы только романы писать».
Козловский спел еще одну песню, после чего выбрался из-за рояля и, взяв с подноса бокал шампанского, принялся прохаживаться по зале, беседуя с хозяином и гостями.
Тут дворецкий объявил о приходе нового гостя – известного в Москве артиста. Гости заспешили к дверям, и Козловский остался у стены один. Воспользовавшись этим, Брокар подошел к певцу вплотную и сухо произнес:
– Господин Козловский, давеча вы позволили себе назвать меня мыловаром.
Певец удивленно на него посмотрел, затем усмехнулся и ответил:
– А разве это не так?
– Не совсем, – строго сказал Брокар. – Я изготавливаю ароматы.
– Ароматы? Ах да, вы сказали, что делаете саше.
– И не только, – сказал Брокар тем же строгим голосом. – И еще… Я хотел вам сказать, что мне неприятно, что вы говорите об этом в небрежном тоне.
Певец смерил Брокара насмешливым взглядом:
– Дорогой мой, я признаю значительность вашей профессии, но разве запахи могут оказывать такое влияние на людей, как музыка?
– Запахи приводят человеческую душу в гораздо большее волнение, нежели музыка, – упрямо сказал Генрих.
– Чепуха! – проговорил певец по-русски, затем, снова переходя на французский, произнес: – Мсье, существо запахов неустойчивое и эфемерное. И потом, в обонянии есть нечто вульгарное. Сразу вспоминается повесть Гоголя «Нос»! – Козловский издал горлом мягкий смешок. – Нет, милостивый государь, вы меня никогда не убедите в том, что запах хризантем взволнует женское сердце сильнее, чем хороший романс, исполненный красивым, чувственным голосом. Голос – вот настоящая сила мужчины, а отнюдь не эманации, ощущаемые ноздрями… Пардон!
Козловский пошел было к прочим гостям, но Брокар удержал его за руку:
– Постойте!
– Что такое? – нахмурился певец.
– Сударь, мне не понравился ваш тон, – сверкнул на него глазами Брокар.
– И что с того?
– Я…
– Господа, что здесь происходит? – Подошедшая Шарлотта остановилась возле мужчин. Брови ее удивленно взлетели вверх: – Вы что, ссоритесь?
Брокар выпустил запястье певца и отвернулся.
– Наш спор касался влияния искусства на людские души, – с вежливым поклоном ответил девушке Козловский. – Но это вовсе не означает, что мы поссорились.
– Я хочу, чтобы вы были друзьями, – с улыбкой сказала им Шарлотта. – Семен Иванович, вы нам еще споете?
– С удовольствием! – сказал Козловский, улыбнулся и направился к роялю.
Шарлотта пошла было за ним, но Брокар мягко окликнул ее и тихо спросил:
– Что такое «tchepuha»?
– Глупость, пустяк, бессмыслица, – ответила Шарлотта.
Она отвернулась и тотчас устремилась к роялю.
Черные брови Брокара угрюмо сошлись на переносице. «Пустяк? – мрачно подумал он. – Бессмыслица? Ну так я покажу тебе пустяк, пустоголовый зазнайка».
4
На следующее soiree Брокар пришел не с пустыми руками. Он поздоровался с Шарлоттой и всучил лакею корзинку с фиалками.
– Что это? – удивленно спросила Шарлотта. – Фиалки?
– Да, мадемуазель. Распорядитесь поставить корзинку на крышку рояля. В прошлый раз я имел неосторожность сказать мсье Козловскому грубость. Теперь я желаю, чтобы мсье Козловский знал, что доставил мне своим пением истинное удовольствие!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
