– Полагаю, здешний литератор?
Шарлотта кивнула:
– Угадали. Вот, послушайте.
Молчи, скрывайся и таиИ чувства и мечты свои.Пускай в душевной глубинеВстают и заходят онеБезмолвно, как звезда в ночи.Любуйся ими – и молчи.
– Красиво, – признал Генрих, которого и впрямь впечатлила музыка чуждых уху звуков.
Брокару вдруг безумно захотелось сказать девушке комплимент.
– Приятно узнать, что в этом диком городе есть такие образованные девушки, – сказал он с улыбкой.
Шарлотта же, вопреки ожиданиям, вспыхнула и нахмурила бровки.
– Мсье, этот «дикий город» – моя родина! – с чувством сказала она. – А что касается моей образованности, так я закончила московский пансион благородных девиц. И смею вас заверить, что там нас обучали не только музыке, танцам и художественной вышивке, но и математике и бухгалтерскому делу. И еще – языкам. Кроме французского, я знаю английский, немецкий и латынь. Как видите, не такие уж мы, москвичи, и дикари.
Генрих сконфузился:
– Я не хотел вас обидеть, мадемуазель. Я просто…
– Мне нужно по делам. Прощайте!
Шарлотта повернулась и быстро, как пташка, упорхнула. Обслужив покупателя, вернулся Равэ. Увидел, что дочери нет, и удивленно спросил:
– А где же Шарлотта?
– Ушла, – коротко ответил Брокар.
Старик крякнул и, прищурившись, посмотрел на Генриха:
– Что ж такого вы ей сказали, что она даже не попрощалась со своим стариком?
Брокар замялся и со смущением ответил:
– Кажется, я оскорбил ее патриотические чувства.
– Правда? – Старик усмехнулся. – Ну ничего, это дело мы поправим. Вы знаете, Генрих, госпожа Молоховец из пансиона благородных девиц научила Шарлотту печь великолепные пирожные. Вы обязательно должны их отведать. Приходите к нам сегодня вечером.
– Почту за честь! – с воодушевлением сказал Брокар. И отчего-то покраснел.
3
Вот уже больше полугода жил Брокар в Москве. За это время он успел привыкнуть к ее странным обитателям и их странным привычкам. Мсье Гика оказался прав – движимый исследовательским интересом Генрих действительно пару раз посетил русскую баню. Однако манера хлестать себя по телу распаренными вениками не пришлась французу по вкусу. Венику, каменке и скребку он предпочитал глицериновое мыло и ванну с ароматной солью. Впрочем, запах веника пришелся Брокару по вкусу. В порядке опыта он даже изготовил небольшое количество эссенции «beriozovi venik», которую растворил в ванне. Однако, на беду, Брокар решил принять ванну с открытым окном, а запах эссенции оказался таким сильным и стойким, что собрал под окнами толпу простолюдинов, которые решили, что в доме открылась «novaia bania dlia naroda».
После этого Брокару пришлось отказаться от употребления березовой эссенции. Несколько раз он опасался, что невежественная толпа придет в замешательство и от фруктовых эссенций, которые француз употреблял для ароматизации воды; он боялся, что москвичи примут его дом за магазин, в котором продаются свежие фрукты. Однако к запаху фруктов русские носы оказались менее восприимчивы. И на том спасибо.
По ночам, когда гул голосов за окном затихал, Генрих подолгу лежал в постели, закинув руки за голову, и вспоминал Париж. Монмартрский холм, широкую, как река, площадь Согласия, тенистые парки и скверы, запахи свежих фруктов на улице Муфтар. Даже зловоние кожевенной мастерской, мимо которой Генрих часто проходил, зажимая нос, когда бродил с мальчишками по городу, теперь вспоминалось с теплым чувством и вызывало ностальгию.
Каждый день, выполнив необходимую работу, Брокар оставался в лаборатории и до самой ночи возился с колбами, ретортами и перегонными аппаратами.
Если бы старый Равэ увидел своего молодого друга в эти часы, он бы вряд ли его узнал. Черные волосы француза были всклокочены, глаза страстно пылали, на щеках розовел нервный румянец. Иногда он вскакивал со стула и принимался взволнованно расхаживать по лаборатории, ероша пятерней густые волосы. В такие минуты Генрих и впрямь напоминал демона. Порой, в порыве гнева, он швырял на пол какую-нибудь склянку и произносил страшные богохульные ругательства, но уже в следующую минуту, успокоившись, снова принимался за прерванную работу.
– Все же я заставлю тебя зазвучать! – бормотал он, возясь с эссенциями, как еврейский маг, вычерчивающий на лбу голема тайное имя Бога и вдыхающий жизнь в мертвый кусок материи.
Однажды Генрих откинулся на спинку стула, вытянул перед собой флакон и воззрился на него торжествующим взглядом, как алхимик, сумевший вырастить в пробирке гомункулуса. Он вытер потный лоб платком и выдохнул с усталой улыбкой на обескровленных от бессонной ночи губах:
– Готово. Теперь жизнь моя переменится.
Спустя два дня он присутствовал на небольшом soiree[8] в доме старика Равэ. С Шарлоттой Генрих давно помирился, но некоторое напряжение в их отношениях еще осталось. Шарлотта, которой отец велел «развлекать нашего дорогого гостя», пока сам он отдает распоряжения на кухне, спросила вежливым, но довольно равнодушным тоном:
– Должно быть, варить мыло – чрезвычайно сложное занятие?
– Не очень, – скромно ответил Брокар. – Чтобы приготовить простейшее мыло, нужно взять два килограмма каустической соли и растворить ее в восьми литрах воды. Затем влить раствор в расплавленное и охлажденное сало. После получения густой жижи разлить ее по заготовленным формам. Вот, собственно, и все.
Брокар на секунду задумался и, не заметив, как Шарлотта наморщила носик, продолжил:
– Хотя и здесь имеются свои нюансы. К примеру, ежели вам нужно получить пенистое мыло, то в соляной раствор добавляют очищенного поташа или кокосового масла. А изготавливая формалиновое мыло, ни в коем случае нельзя примешивать формалин к горячему мылу, иначе может образоваться муравьиная кислота. Ну а ежели вы хотите изготовить мыло для бритья, то необходимо добавить к жиру канифоль и овинное сало. Да, кстати, сало в этом случае должно быть…
– Достаточно! – прервала его Шарлотта. – Я не собираюсь варить мыло, подробные инструкции мне не нужны.
Брокар понял, что опять попал впросак, и конфузливо покраснел.
– Прошу прощения, – выговорил он виноватым голосом.
Вошел дворецкий и громогласно объявил:
– Господин Козловский!
Серые глаза Шарлотты засверкали. Через несколько мгновений двери распахнулись и в гостиную, источая аромат духов «Maitre», вошел высокий мужчина. Он был строен, изящен и внешность имел весьма романтическую – бледное лицо, длинные каштановые волосы, большие грустные глаза и темные «собольи» брови.
Шарлотта протянула ему обе руки:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
