— Да нет, я ведь к тебе на минутку — лекция у меня четвертой парой.
— Ну конечно, что ты еще мог сказать… Слушай, пока я налаживаю, посмотри выставку, тут, в коридоре. Ох и рисуют ребята! Такие таланты!
— Пошли лучше кран налаживать — течет ведь.
— Течет.
Глава третья
Солнце скрылось — небо тусклое, непроглядное. День потух, сумерки. Лес, прерывисто тянувшийся обочиной дороги, казался осенним: серо, тускло, куда ни посмотри. Со злой силой рванул ветер, сыпанули, заскакали по асфальту ледяные дробинки, жглись, попадая на лицо и руки. Дорога скоро покрылась слякотью, которая настырно летела из-под колес, забрызгивая одежду. Велосипедистов обгоняли тяжелые грузовики, смердили соляркой, прижимали к краю дороги, где натасканной с полей грязи было больше. Спрятаться от непогоды негде, оставалось одно — крутить. Но вот показался коробок автобусной остановки.
Андрей подъехал к нему, подождал, когда подтянутся остальные, прислонил свой «Турист» к обшарпанной стене, вошел в неприютную, обдуваемую ветерком нишу, сел на узкую, изрезанную чьей-то нетерпеливой рукой лавку.
— Приехали, ребятки. Проходите, располагайтесь. Отдыхайте. Душ приняли, теперь — горячий кофе и в постель, — не унывал Вася Воропаев.
Андрей между тем достал из рюкзака карту, потер переносицу, размазывая каплю грязи.
— Дорога, сами видите… Здесь еще ничего, асфальт все-таки, а дальше, если двинем на Выселки, — грунтовка. Можно спрямить, конечно. Если не сворачивать, дуть по тракту, к вечеру будем в Рудном.
— А в Рудном сядем на поезд и ту-ту до самого дома, — подсказал Леша.
— Вообще-то можно прямо сейчас повернуть назад, Леша вот уже домой просится. Соскучился по мамке, сынок? — Андрей потянулся погладить Лешу по голове.
— Ладно те, Андрюха, уж и пошутить нельзя, — отбил его руку Леша.
— Хлебца бы. Вовик хле-ее-бца хочет, — проблеял Вася.
— Андрюха, дай хлеба краюху, — срифмовала Молчанова.
— А не то получишь в ухо, — добавила в своем духе Лена Тищенко.
— Лады, поедим. Я разве против? Доставай, Леха, консервы. А нож у кого?..
— У меня, — сказал Вася, подступая с топором к выложенным на лавку консервам. Воткнул в банку острие, ловко, в несколько взмахов вскрыл ее, взялся за следующую.
— Ай да Вася! Ну, циркач!
А Вася уже полосовал топором хлеб. Куски ровные, один к одному.
— Молодчина, с тобой не пропадешь!
Лена Тищенко уже подсовывала Васе кусок сыра, и он, ко всеобщему восторгу, резал его на тонкие, прямо-таки просвечивающие пластики. Правда, некоторые получались из-под топора помеченные ржавчиной, но на это обращала внимание, может быть, только Молчанова, которая жевала без особого аппетита.
— На десерт — сгущенку! — распорядился Андрей. И все заорали, приветствуя этот истинно царский жест. — Кузя, иди сюда с мешком.
— Иди сам. — Кузин ел бутерброд, сидя на лавке. Рюкзак так и не снял, привалил только к стене, чтоб не давил на плечи.
Андрей подошел к Кузину, поднял рюкзак вместе с ним, намереваясь вытрясти строптивого Кузина, но он держался в лямках крепко, как парашютист, вместо него выпала картошина.
— Что за дела? — удивился Андрей. — Дырка, что ли? А я смотрю, рюкзак маленький…
— Я-то при чем?.. Да и это… печенье ели.
— Утекла картошечка, — поджала губы Молчанова.
— Эта — последняя, — подтвердила Лена Тищенко, делая в кузинском рюкзаке ревизию.
— Мешок не мой — школьный, — оправдался Кузин, — откуда я знал?!.. Нагрузились, как ишаки…
— Не нашивал ты еще настоящего рюкзака, — сказал Антон.
— Я сам взвешивал, — сказал Андрей, — у всех одинаково.
— Шибздик! — уничтожающе сверху вниз посмотрела на Кузина Лена Тищенко. — Давай твой узелок — сама повезу, а то еще надорвешься.
— Не сам же я эту дыру провертел, — промямлил Кузин.
— Еще бы сам! Но картошка падала, видел, наверно? — сказал Антон.
Сняв очки, Кузин дышал на них, протирал полой новенькой, купленной как раз к походу штормовки, надев обратно, глядел на злополучную дырку в рюкзаке и, кажется, никак не мог ее разглядеть.
— Попробовали бы в очках, а потом говорили, — выдавил из себя Кузин. — Запотевают, вообще ничего не видно.
— Значит, не видел?
— Один раз, — сознался Кузин, — скакнула. Не останавливаться же! Отстать можно.
— За такого обормота брать на себя ответственность! — Андрей поддел носком кроссовки комок грязи, послав его на середину дороги. — Да в гробу я видел! Хватит, попутешествовали — и домой!
— Позорно как-то, — сказала Молчанова. — Нас провожали, а мы… Скажут, испугались трудностей.
Не дожидаясь команды Андрея, Лена Тищенко оседлала свою «Каму», съехала с асфальта на грунтовую дорогу, за ней, на ходу дожевывая, остальные.
Андрей ехал теперь замыкающим. Туристы, снисходительно думал он о ребятах, наблюдая, как кто крутит, на ком как сидит рюкзак. Лена Тищенко в трико с белыми лампасами и в кроссовках, но вид все равно не спортивный. Нажимает на педали пятками — и коленки смешно, механически как-то, ходят в стороны. И «Кама» под ней с поднятым до верхнего предела седлом кажется совсем игрушечной. Но крутит она легко, рулит с толком. Держится самого края дороги, где корни трав и деревьев скрепляют грунт. Иногда, объезжая грязь, круто берет в сторону, виляет меж сосенок, выбегающих к самой проезжей части.
Молчанова катит за Леной след в след. Она — тем более не спортивна. Вместо шапочки — платок, из-под которого то и дело выбивается на глаза жиденькая прядка волос. Оглядывается. Рот приоткрыла, дыхания не хватает, зубки поблескивают, маленькие, остренькие, передние два чуть длиннее остальных. В штормовке она — как в плаще, руки торчат спичками. Но крутит, от других не отстает. Физические данные — не главное в походе, думает Андрей, нужна воля. У Молчановой она есть.
Земля чавкала под колесами, на шины налипала грязь, но вильнешь на траву, разбрызнешь чистую лесную лужицу — ошметками отлетит грязь, крутить как будто становится легче. Но ненадолго, конечно. Вот Молчанова остановилась, подняла ветку, принялась очищать колеса. Вовик и Кузин последовали ее примеру. Андрей проехал мимо них, догнал Антона, который уже тащил велосипед на себе.
— Не добраться нам к ночи до Выселок, — сказал Андрей, спешиваясь и утопая по щиколотки в слякоти.
— Черепашьи темпы, надо бы поднажать.
— Дошло наконец, а я тебе что говорил?
Снежная крупка сыпала злее, гуще, пар шел изо рта, но спины все равно мокрые. Волокли велосипеды молча. Каждый замкнулся на своем. Кузин заходил вперед, останавливался, у всех на виду протирал вспотевшие очки.
Дорога пошла в гору, грязи стало поменьше. Забрались, отдышались, помчали вниз. А внизу лужа. Не лужа, а море разливанное. Кто удачно затормозил, кто успел свернуть, только Вовик сплоховал — валежина под колеса. Вовик полетел рюкзаком вперед, не выпуская руля. Так с рулем в руках и приземлился. Велосипед в одной стороне, а он с рулем в другой.
— Больно? — подошла к нему Молчанова.
— Чуть не упал, — сказал Вовик, глядя на лужу. До нее был один шаг, так что было основание полагать, что ему еще здорово повезло.
Ребята ощупывали его, оглядывали: цел? как ноги? голова?..
— А что у тебя с лицом? — вдруг сказала Молчанова. — Набекрень как-то.
— Это? — потрогал щеку Вовик. — Ах, это! — засмеялся он. — Это — припухлость. От зуба, наверно. Зуб у меня побаливает.
— Флюс, что ли?
— Ага, флюс.
Повертели Вовика и так и эдак: действительно, как ни верти — припухлость.
— А куда же мамка твоя смотрела? Не видела, что ли, припухлость? — сказал Леша.
— Не, не видела, я ей не больно на глаза показывался.
— Намаемся мы с тобой, — сказала Молчанова.
— Самое главное, ноги целы, — заключил Андрей, отнимая у Вовика руль, который он почему-то никак не хотел выпускать из рук. — Башка — фиг с ней. Придерживай, знай, на ухабах, чтоб в штаны не упала, вот и все дела.
Почему-то это скорее грустное, чем смешное, приключение подняло настроение. Закрепили как следует на Вовкином велосипеде руль, свернули с дороги на обходную тропку. Пока она шла в гору, катили велосипеды, но чуть стало ровнее — поехали. Петляли вместе с тропкой меж деревьев, задевая колючие лапы сосенок, которые щедро одаривали холодной дождевой влагой. Шины неслышно подминали прошлогоднюю мягкую хвою и коричневый палый лист, крутить было довольно легко — ни грязи, ни колдобин. Тихо, только раскачиваются в вышине, неприютно скрипят мачтовые сосны. Поля давно кончились — запущенный, дикий лес.
Снова выехали на дорогу, а тут развилка.
— Нам куда? — остановилась Лена Тищенко.
— Как это куда? — Андрей затормозил, приостановился тоже, снял шапочку, сунул ее в карман ветровки, взрыхлил мокрые волосы. — Фу, черт, жарко! Налево, естественно.
