к дому, он посмотрел по сторонам, затем обошёл дом кругом и заглянул в соседние подъезды. Той подозрительной машины не было. И только увидев свет в окне их пристанища, Ник немного успокоился, пощупал конверт с деньгами в кармане и вошёл в дом.
Помимо конверта с деньгами, у Ника в кармане лежала записка, которую он тоже не хотел показывать Патти. Поднимаясь по лестнице, Ник достал записку, перечитал её, а затем порвал на мелкие кусочки, но не смог выбросить их, опасаясь, что при большом желании их удастся сложить и прочитать весь текст. Если бы кто-то увидел в тот момент выражение лица Ника, то подумал бы, что Ник проглотил что-то несъедобное. Он положил то, что осталось от записки, в нагрудный карман пиджака и только после этого открыл ключом дверь.
Доставивший записку человек просто положил её Нику в карман, когда тот расписывался за полученные деньги. Ник ничего не почувствовал, но человек хлопнул его по карману, а когда Ник обернулся, то отсалютовал ему, и двинулся к выходу. Ник заметил только, что у человека была чёткая полувоенная выправка и бледное лицо в седом обрамлении волос. «Кого-то он мне напоминает», – мелькнуло в голове у Ника. Парень не бросился за незнакомцем, а только опустил руку в карман, что-то там нащупал и после этого спокойно продолжил заниматься своими делами.
А седого человека на улице кто-то поджидал. Пока седой шёл своим маршрутом, незнакомец двигался за ним на расстоянии до того места, где седой встретился с четырьмя другими мужчинами в сильно поношенной одежде, постоял с ними, поглядывая направо и налево, а потом передал им несколько монет, и они разбрелись в разные стороны. А шедший позади, увидев, что маршруты бродяг разделились, перешёл на другую улицу и направился прямиком в контору Алекса.
***
По пути в Лондон у Ника снова проснулось желание разыскать своего отца. Всё из-за того, что его так неожиданно вызвали к старику Олдриджу. Он никогда не видел своего отца, но слышал, что тот пропал, значит это кто-то из ветви Джеральда. Возможно, даже сам Джеральд. Но ему, честно говоря, не очень хотелось бы этого, про него он слышал много плохого. Когда он спрашивал об этом мать, она называла его отцом некоего фантастического мистера Норделла. Но говорила об этом так уклончиво, что он ей не верил. В такие минуты он был готов смириться с тем, что его отец – Джеральд Олдридж.
Двадцать с лишним лет назад на улицах переживавшего промышленный подъём Трентона, штат Нью-Джерси, можно было встретить мотороллеры, развозящие почту. Это была спецдоставка, прямо до дверей. Загорелый мужчина в фуражке и с платком на шее подъехал на таком мотороллере к кафе и сел в тени, вытирая лоб мускулистой рукой. Официантка принесла ему лимонад и чипсы. Хозяин, протирая витрину, заметил посетителя и, вынув спичку, которую лениво жевал, крикнул гостю:
– Джерри, салют! Как делишки?
– Привет, ещё четыре заказа и домой.
– Моё почтение Каталине!
Джеральд сидел задумчивый и выглядел не очень-то готовым поддерживать разговор. Он смотрел куда-то на улицу, а может просто следил за мотороллером, вокруг которого увивались мальчишки. Медленно допив свой лимонад, он так же неторопливо вышел из кафе и, подняв облако пыли, скрылся в конце улицы. Вечером он вернулся к той самой Каталине, которая вот уже четыре месяца носила под сердцем его ребёнка. Каталина приехала в Трентон из Мексики и часто тосковала по родным местам. Особенно в отсутствие Джерри, которого она называла «мой англичанин». Встретив вернувшегося Джеральда, она принялась накрывать на стол, но было заметно по её лицу, что особой радости ей это не доставляло. Каталина еле сдерживала свои эмоции. Всё из-за его постоянных жалоб на то, что мотания по городу его утомляют, а денег такая работа приносит мало. В город съехалось много разнорабочих, особенно пуэрториканцев. Стоимость труда снизилась. До того, как развозить посылки, Джеральд успел поработать на фабрике, производившей проволоку для канатов, в психиатрической клинике, на частной ферме и даже продавцом в магазине игрушек. Везде, где приходилось общаться с теми, кто был не согласен с его мнением, дело заканчивалось скандалом. Работа за прилавком особенно угнетала его, поэтому он перешёл на доставку покупок. Джерри не чурался самой тяжёлой работы, лишь бы за неё платили так, чтобы можно было накопить на собственное дело. У Джерри хорошо получилось бы покрикивать на собственных работников, гонять их до седьмого пота, но судьба не предоставила ему такой возможности. Он завёл с Каталиной разговор о том, не поискать ли ему работу в другом штате, где сильные рабочие руки ценятся выше. У Каталины на это был готовый ответ. Для того, чтобы сниматься с насиженного места, сейчас совсем неподходящий момент, ей скоро рожать, и переезды им ни к чему.
Перебравшись в Америку, Джерри оставил в Старом Свете свою первую жену и сына. Они страдали от вспышек его гнева. С Джерри лучше было не связываться: он не умел прощать обиды. По той же причине ему частенько доводилось менять места проживания. Каталине, хоть она так и не стала официальной женой Джеральда, тоже пришлось пройти через это, но она надеялась (святая простота!), что с ней Джерри изменится. Но тот держался из последних сил и через несколько дней снова завёл разговор на тему переезда. В этот раз ему предлагали место на большом почтовом складе на Севере. И деньги предлагали хорошие. Каталину было так просто не уломать, но Джерри больше не слушал её и, сходив повторно к начальству, согласился всё-таки с предложенными условиями. Перед отъездом между Джерри и Каталиной произошла очередная бурная перепалка. Джерри уехал в подавленном настроении. И всё-таки он пообещал Каталине вызвать её к себе. Но ни через неделю, ни через месяц от него не приходило вестей. Каталина выяснила у почтовой компании, что самолёт с Джерри долетел до места назначения, но до новой работы он так и не добрался. Может, нашёл другую? Возможно, согласилась Каталина, имея в виду и работу, и женщину. К ней как раз приехала мать, чтобы помочь с родами, и Каталина, не дождавшись Джерри, уехала вместе с ней домой в Мексику. Там она родила и вышла замуж за соотечественника. Её сын, соответственно, получил мексиканские имя и фамилию. Никто из друзей не дразнил его англичанином, хотя ему и досталась от Джерри светлая кожа, как у истинного гуэро – но под мексиканским солнцем она быстро стала смуглой – и была у него светлая прядь
