было уже политической демонстрацией. Сын покойного воспротивился, приказал поставить гроб на дроги, да и священники отказались здесь служить литию.
О «неблаговидном намерении» Лаврова и других литераторов превратить похороны декабриста в демонстрацию петербургский обер-полицмейстер доложил царю. «К вашему соображению», — начертал Александр II на всеподданнейшем докладе.
В середине сентября 1862 года вышел из печати пятый том «Энциклопедического словаря». В предисловии — анонимном, но наверняка написанном Петром Лавровичем — раскрывалось отношение редакции к «некоторым строгим ученым» и, с другой стороны, к «ожесточенной борьбе мнений». Позиция сформулирована вполне откровенно: «Если немногие строгие ученые хотели бы видеть в нем (словаре. — Авт.) более специальной эрудиции, то мы позволим себе припомнить им, что наше издание должно говорить о науке живому, развивающемуся русскому обществу и обращать наиболее внимания на те стороны знания, которые могут в нашу эпоху иметь значение для нашего общества. Если, с другой стороны, среди ожесточенной борьбы мнений наше издание кажется холодным и безучастным тому, кто весь предан тяжелым событиям текущей минуты, то пусть осуждающие нас в несвоевременности нашего предприятия подумают, что лишь из ясного и всестороннего знания минувшего и настоящего вырастает сознательное стремление к будущему, твердое убеждение в своевременности этого стремления и не менее твердая решимость не отступать от него ни на шаг». Считая, что «на разных поприщах можно стремиться к одним целям», Лавров заявлял о желании редакции «стать посредником между уединенным трудом специалиста и волнующимися требованиями общества…».
Петр Лаврович помещает в томе 25 статей. Одна из них для него наиболее принципиальна: «Антропологическая точка зрения». Этот свой опыт построения философской системы Лавров считал хотя и конспективным, но достаточно точным и цельным выражением его воззрений. Фейербаховский взгляд на религию как форму само-отчуждения человеческой сущности проводился в статье Лаврова «Антропоморфизм и антропопатизм». С большим знанием предмета повествовал Лавров об апокрифах…
Примечательны и другие материалы. В заметке о министре времен июльской монархии во Франции д’Аргу либеральный публицист К. К. Арсеньев критиковал тип «тех государственных людей без принципов и без убеждений, которые пролагают себе дорогу при всяком порядке вещей, уживаются со всеми правительствами, не будучи в сущности ни к чему способны». В статье «Аристократия» Я. П. Балясного говорилось, что при преобладании бюрократизма развитие в обществе чувства долга встречает большие трудности. Выделялась в томе блестяще написанная, очень понравившаяся Лаврову заметка Зотова об одном из реакционнейших деятелей тех лет, обскуранте В. И. Аскоченском. В ней он назывался роялистом больше самого короля…
Такие вещи не прощаются: после выхода пятого тома по «Словарю» раздался настоящий залп.
В журнале «Дух христианина» на него обрушился священник И. Флеров. А в статье, появившейся в «Прибавлениях к творениям святых отцов…», авторов обвиняли не только в неуважении к обрядам православной церкви, к догматам христианства, но и в отрицании положительного значения религии вообще, в изъятии из системы философии учения о боге. Гневнее всего прозвучал голос Аскоченского в двух номерах (№ 8 и 15) «Домашней беседы»; вторая ив этих статей называлась «Г. Лавров — российский философ». Использовав разбор «Словаря», осуществленный с богословских позиций Флеровым, Аскоченский провозгласил его авторам анафему и потребовал наказать зловреднейшее богохульство: лишить безбожников всех прав и отправить на поселение в Сибирь. Что же касается самого «Словаря», то его издание надо немедленно прекратить, а все вышедшие тома, разносящие «гибель и отраву по лицу земли русской», истребить.
Против Флерова и Аскоченского была организована контратака: выступили «Современное слово», «Очерки», «Санкт-Петербургские ведомости». Лавров продолжал работу над «Словарем». Летом 1863 года он приступает к редактированию статей на «Е» и «Ж», тогда же пытается спасти статью «Естествознание», испорченную цензорским вмешательством. Но ни этой, ни другим подготовленным к изданию статьям не суждено было появиться: спустя некоторое время «Энциклопедический словарь» приказал долго жить.
Впрочем, еще одни том (том I отдела II) Лаврову все же удалось выпустить: «Е» — «Елиз». Существенно уменьшилось в нем число авторов: многие сочли за лучшее вовремя удалиться. Правда, пришел Антонович со статьей «Евангелия», и в соавторстве с ним Лавров публикует статью «Евангелия апокрифические». Но уже нет той яркости, которая, ранее отмечала некоторые статьи. Гораздо меньше статей — всего семь — подписывает Лавров… В начале августа типография остановила печатание.
Попытки Лаврова консолидировать прогрессивные интеллектуальные силы российского общества — вокруг ли Шахматного клуба или «Энциклопедического словаря» — к лету 1863 года кончились очевидной неудачей. Что делать?! Без крушения иллюзий, без духовных и психологических драм никогда не происходило формирование подлинно революционного мыслителя.
Очень хорошо знал Лавров, в каком обществе живет. В государстве, где политический сыск вовлекает в круг своих распоряжений все возможные действия и мысли людей, где главным законом внутренней жизни является полный произвол полиции, надо быть готовым ко всему. Но ко всему быть готовым — не значит всего бояться. А Петр Лаврович, при всей его осторожности и осмотрительности, будто не имеет чувства страха.
В конце 1862 года, донельзя раздраженный не столько даже убогим реформаторством правительства Александра II, сколько писаниями подпевавших ему либеральных публицистов, Лавров пишет статью «Постепенно». «Не очень давно в некоторых из наших журналов стало появляться слово «постепеновцы», сначала в чисто юмористическом смысле, потом как более или менее характеристическое название партии, бесспорно существующей в обществе и в литературе» — так начиналась статья. И далее, воспроизводя аргументы противников революционных преобразований, ратующих за «закон постепенности» («Где вы нашли пример скачка, разрыва в последовательности явлений, в последовательности событий? Только там, где настает разрушение, гибель: но ведь не гибели же вы хотите для общества?»), Лавров утверждал, что только полный разрыв со старым, с рутиною, с преданием может вести к социальному преобразованию: «Постепенно созревает общественное сознание. Но когда оно пробудилось, то не постепенно уже, а одновременно обращает на все пункты, ему доступные, свою разъедающую критику… Вы коснулись до старого порядка; вы признали, что в нем было кое-что несправедливое; с этой минуты весь старый порядок подлежит критике…» Плох тот педагог, который, желая развить сначала ноги ребенка, до поры сковывает железными кольцами его руки…
Более откровенно сказать было нельзя: «проклятая пора эзоповских речей»…
Напечатать статью Лаврову не удалось. Редакторы — В. Ф. Корш, К. К. Арсеньев — побаивались репрессий. Особенно пугал включенный в статью «анекдот» о крылатом хане; в этой притче сатирически изображался российский самодержавный строй, прикрытый флером либерализма. Где-то на Востоке в пышном дворце жил хан, подданные которого должны были верить, что у него четыре крыла. Когда же они разуверились в этом, совет мудрецов склонился на сторону реформ, но постепенных: было признано, что у хана нет четырех крыльев, а только три, притом
