– Ради тебя брошу к чертовой матери!
– Отлично! У меня сегодня свободный вечер! Постарайся придумать что-нибудь необычное!
– Как насчет вечера в «Собаке»?
…Они встретились в маленьком уютном ресторанчике. Полина скинула плащ, и Климов восхищенно присвистнул – на ней было черное платье в стиле Шанель, которое удивительно шло ей.
– Ты в нем такая… выразительная! Давно хотел сказать, ты необыкновенно артистична и жестами можешь выразить все, что угодно – просто гений пантомимы.
Климов старался говорить любимой небанальные комплименты и делать неожиданные сюрпризы – на сей раз он подарил ей желтую розу.
Взяв розу, Полина нахмурилась:
– Между прочим, желтый – цвет разлуки!
– Разлука? Не дождешься! Я на всю жизнь к тебе привязан веревочкой! А с розой ты еще больше напоминаешь мима. Можешь просто молчать и выразительно смотреть на меня.
Так они и сидели за столиком: Полина вертела розой, пуская в воздух сигаретный дым, а Климов насмешливо улыбался, не сводя с нее глаз. Он мог часами любоваться Полиной. Ее внешность завораживала: огромные темные глаза, мальчишеская стрижка, длинная шея, хрупкая, точеная фигура и мощная сексапильность в каждом жесте – призыв, на который он был готов откликнуться в любую минуту. Она не переставала волновать и удивлять его. Когда-то, на заре их отношений, Климов боялся, что утоление страсти повлечет за собой охлаждение, как было у него с другими любовницами, но Полине удалось невозможное – ее темперамент, сила, искренность восхищали Никиту и заставляли желать только эту женщину. И потом он любил Полину. Он в самом деле любил ее…
– За тебя! – Он поднял бокал с вином. – Кстати, как поживают сестры?
– Маша репетирует в театре, Татьяна очень загружена в издательстве.
Климов вздохнул – он успел здорово привязаться к семье Басмановых, полюбить их со всеми присущими им странностями. Эти люди давно стали для него родными, разбавив синий цвет одиночества, к которому он привык.
Полина решила пошалить и под столом коснулась его ногой. Шутка получила довольно смелое продолжение – Полину не особенно смущало присутствие других людей. Климов удивленно взглянул на любовницу и улыбнулся.
– Что ты делаешь? Не стыдно?
Она посмотрела на него тем особенным взглядом, какой всегда предшествовал их близости.
– Нет. Мне никогда не стыдно сказать, что я хочу тебя!
Климова неизменно восхищала ее способность быть застенчивой и развязной, нежной и яростной, холодной и страстной.
– Ты меня волнуешь! Еще чуть-чуть, и этот жюльен окажется у меня на брюках! На твоем месте, дарлинг, я бы убрал ногу…
– Пожалуйста! – рассмеялась Полина. – Раз уж ты не расположен к шуткам, позволь задать тебе серьезный вопрос?
– Все, что угодно, кроме твоих похабных шуточек!
– Фи, как грубо! Ладно, прощаю… Ник, а что, если бы мы никогда не встретились?
– К чему сослагательные наклонения?
– Ну, если представить… Как бы ты жил без меня?
– Любимая, мы, физики, утверждаем, что в определенный момент времени возможен лишь единственный исход событий. И к черту все сослагательные наклонения, давно пора обходиться без них. Мы с тобой не могли не встретиться!
– Понятно! Какая интересная наука физика! Кстати, ходят слухи о том, что ты незаурядный физик!
– Это сильно похоже на правду!
– Тогда хочу попросить – отмени пространство и время к такой-то матери!
– Вот послал Бог любовницу – вечно просит меня о каких-то странных вещах! Почему они вообще тебя волнуют?
По ее лицу пробежала тень.
– Ты будешь любить меня, когда я стану старой?
Он застыл с бокалом в руках и удивленно уставился на нее.
– Почему ты на меня так смотришь?
– Пытаюсь понять, откуда такие мысли у юной цветущей женщины!
– Когда-нибудь я перестану быть юной и цветущей! Представь, у меня появятся морщины, обвиснет зад…
– А на твоем прелестном лице время нарисует границы и ландшафты – так, кажется, любят говорить? И оно станет похожим на географическую карту? Не переживай, ты будешь гениальной старухой!
– Я серьезно, Никита!
Он вздохнул:
– Ты намеренно делаешь из меня поэта? Придется пойти тебе навстречу и сказать пошлость: любимая, вселенная моих чувств к тебе не знает взрыва, породившего пространство и время, и для нас с тобой нет времени и расстояний!
В глазах Полины появились слезы. Сказав, что ей надо «припудрить нос», она ушла.
Климов задумался: какой Полина станет с годами и что время может сделать с ней такого, что заставило бы его разлюбить ее? У каждого человека есть свой внутренний центр, «я», которое остается вневременным и неизменным в его собственных глазах; и пусть с годами мы меняем наружность, привычки, взгляды, но это «я», как самоощущение, продолжает быть постоянным и не зависит от возраста; вот точно так, как свое «я», он воспринимает Полину, она – его «я», и так будет всегда. Он, конечно, знает, что, вообще говоря, она обычная женщина, не совершенство, не божество, обычная женщина, у которой со временем появятся морщины и поседеют волосы, но… Эта женщина совершенна для него, вот в чем вся штука. И ему хочется стареть вместе с ней.
Когда Полина вернулась, Климов посмотрел на нее с такой нежностью, что она смутилась. У него защемило в груди, отчего захотелось многое сказать ей. «Сегодняшний странный вечер, ресторанчик, дождь за окнами, желтая роза, глаза Полины – неужели это может когда-то исчезнуть? Раствориться во времени?»
Испытывая несвойственное для себя волнение, он сказал:
– Мой печальный мим! «Счастливы дни, что мы прожили, не заметив», говорил умница Беккет, и, знаешь, согласно этому определению я прожил много счастливых дней, но, видимо, мне редкостно повезло, потому что, встретив тебя, я проживаю дни, которые замечены мною как невероятно счастливые, осознанно счастливые!
– Я благодарна тебе за эти слова! – Ее голос дрогнул. – Ты не представляешь, как они важны для меня! Спасибо…
* * *
Данилов переставал думать о Полине только во время операций. В эти минуты или часы он вообще ни о чем не думал – работал на автомате, отринув все лишнее и личное, что могло бы помешать.
Так было и на сей раз… Но этот случай оказался особенным – несмотря на все усилия хирурга Данилова, пациент умер на операционном столе. Хуже всего было то, что Данилову об этом предстояло сообщить жене умершего.
Худенькая женщина средних лет нервно ходила по коридору. Данилов тяжело вздохнул: неприятная миссия, черт побери, даже за столько лет работы привыкнуть к такому невозможно. Хотя для кого-то из его коллег это вообще не проблема.
