Как правило, такое искажение истины никоим образом на нас не влияет, ведь самое важное — это впечатления, а не подробности. Другое дело, когда нас начинают подозревать в убийстве. Как утверждают некоторые философы, люди в основном склонны верить услышанному — просто-напросто потому, что большая часть получаемой нами информации действительно правдива. Если бы мы исходили из обратного, то на проверку фактов ушла бы целая вечность. Поэтому, даже когда людям рассказывают несколько историй и оговаривают, что правдивых из них лишь половина, те все равно верят в большинство из них.
Люди плохо распознают ложь, так как все мы толкуем окружающих через призму самих себя. Как отмечает Эмили Пронин, психолог из Принстонского университета, мы не учитываем, что, разговаривая с другими, получаем лишь ничтожно малую долю всей возможной информации. Когда мы сами говорим о чем-либо, то «видим» полную картину, но, слушая других, делаем выводы лишь исходя из их мимики и жестов. Поэтому мы нередко чувствуем себя лжецами и боимся, что другие распознают нашу ложь, хотя на самом деле лжем мы намного лучше, чем кажется «изнутри». За улыбкой могут скрываться сомнения и грусть, но об этом знаем лишь мы сами, а замечая, как улыбаются другие, мы чаще всего думаем, что у них все прекрасно. Таким образом, окружающих мы считаем простыми и незамысловатыми, а себя — сложными, хитрыми и многогранными. Если бы мы уделяли размышлениям о чужих внутренних противоречиях и сложностях столько же времени, сколько тратим на рефлексию и самоанализ, то ни на что больше времени бы просто не осталось. Именно поэтому мы чаще всего предполагаем, что внешние сигналы соответствуют внутреннему состоянию. Противопоставлять истину лжи довольно опасно: это упрощает ситуацию и подталкивает выбрать что-то одно. Однако ложь, как и любой другой процесс, зарождающийся в человеческом мозге, на самом деле представляет собой целый комплекс мотивов, убеждений и чувств.
Когда я познакомился с Дэниелом Фойером, он как раз работал над новой программой лекций и курсов. Курс под названием «Обмани меня» подходил к концу, и новую программу Фойер назвал «Лицо и его секреты». По словам Фойера, такое название лучше описывает его деятельность: навыки, которые он демонстрирует, основаны на распознавании эмоциональных сигналов, а не мыслей.
— На некоторых видео кажется, будто я и правда читаю мысли. Но это не так — я просто знаю, о чем люди думают в определенный момент. Чтобы распознать ложь, нужно видеть эмоции.
Именно для того, чтобы пробудить в слушателях чувства, Фойер вводит в игру пятисоткроновую купюру. Но заметить сигналы недостаточно — нужно их еще и правильно интерпретировать.
— Однажды я дал маху. Я, как обычно, отвернулся, и один из четырех участников спрятал в карман деньги. После чего я повернулся к участникам и спросил одну из девушек: «Деньги у вас?» Она на долю секунды отвела взгляд, но потом вновь посмотрела на меня и сказала: «Нет». Ага! Она сначала отвела глаза, а потом еще и запнулась! «Вы лжете. Деньги у вас!» — заявил я. И ошибся. Купюра лежала в кармане у мужчины, который стоял рядом с девушкой. Я подумал, что она отвела взгляд, чтобы глаза ее не выдали, а на самом деле она просто машинально посмотрела на карман соседа. Мимика была честной, это я неверно ее истолковал.
По мнению Фойера, внимательность никогда не помешает — благодаря ей мы, например, можем разглядеть отвращение на лице собеседника. Да, это наблюдение не из приятных, зато полезное.
— Лично я постоянно вижу вокруг фальшивые улыбки, но тут уж никуда не денешься — таковы нормы общественного поведения.
Порой Фойер встречается со своими студентами и после завершения курса. Они редко хвастаются успехами в разоблачении лжи, но зато утверждают, что начали лучше разбираться в чужих чувствах. Иначе говоря, теперь они не только легче распознают ложь, но и стали более чуткими. А замечая чувства других, начинаешь лучше разбираться в своих собственных.
— Ты понимаешь, на что реагируют другие, видишь, что происходит, обращаешь внимание на собственную реакцию, — объяснил Фойер, — и таким образом учишься находить закономерности.
Судя по всему, нам придется смириться и признать, что мы никогда не сможем со стопроцентной уверенностью распознавать ложь. И технологии здесь тоже бессильны. Мы, конечно, можем поставить себя на место другого человека и хотя бы отчасти понять его мотивы и настрой, однако похоже, что социальные навыки в одинаковой степени помогают и врунам, и тем, кто пытается распознать их ложь. Порой даже кажется, будто способность убедительно врать и способность сочувствовать и общаться — две стороны одной медали.
Когда живешь среди других, приходится мириться с необходимостью время от времени лгать: не каждый обрадуется, узнав, что мы на самом деле думаем о его манере одеваться или музыкальных пристрастиях. А без неискренних, но вежливых улыбок мир выглядел бы намного хуже. Наш внутренний детектор скорее настроен на распознавание эмоций, нежели на поиск истины. Это означает, что в ситуациях, связанных с чувством вины и правосудием, наши социальные навыки вполне могут нас подвести. И самое главное: даже если бы мы умели читать чужие мысли, ложь распознать нам все равно не удалось бы, ведь лжецы и сами не всегда знают, что говорят неправду. Значит, первый разумный шаг — это признать несовершенство собственной проницательности и смириться с тем, что мы часто становимся жертвами самообмана.
Искусство
Искусство подделки — Мона Лиза — Бельтракки — Фальшивый Вермеер — Искусство и эволюция — Уличные музыканты — Скандал с Milli Vanilli — Автотюн — Энди Уорхол — Обманчивый материал — Придуманное качество — Копия и подлинник — Марсель Пруст — Идеальные подделки — Ощущение подлинности — Личный театр
На стенах возле лестницы развешаны картины. Чего здесь только нет! Только почему-то никто и внимания не обращает на все эти шедевры. Слева полотно Ханса Хейердала, норвежского художника, чьи картины выставлены в Национальной галерее. Рядом картина кисти Андерса Цорна: коренастая обнаженная женщина в дверном проеме. Немного поодаль работа Кристиана Круга, типичный натурализм: потрепанный жизнью пожилой рыбак и мальчишка в утлой лодчонке. Старик показывает куда-то вдаль, а ветер безжалостно треплет их одежду. Смотреть на все эти знаменитые картины одно удовольствие, вот только висят они вовсе не в музее, а в полицейском управлении Осло. Эти полотна — подделки, в свое время конфискованные и вывешенные здесь: не пропадать же добру.
— Человеку неопытному кажется, что перед ним подлинники. Вот эта, — Юханнес Рёд показал на картину Круга, — появилась у нас при расследовании дела Ольсена-Вистхюса. В начале 1980-х этот респектабельный предприниматель занимался покупкой и перепродажей произведений искусства, а конец его деятельности положила именно эта картина. Копию одной из работ Круга наш предприимчивый торговец приобрел в лавке дрезденского антиквара за 3000 или 4000 крон. Ольсен-Вистхюс сам подделал подпись и немного подреставрировал полотно. Спустя какое-то время антиквар из Дрездена приехал по делам в Осло и пошел прогуляться. Каково же было его удивление, когда в одной из художественных галерей он обнаружил свою картину! Вот только стоила она теперь 300,000 крон. К расследованию подключились тогда полицейские и сотрудники Национальной галереи.
Юханнес Рёд, автор книги «Подделки» (Falsk; 2000), был в то время хранителем Национальной галереи. Ему приходилось постоянно работать с подделками, и это полотно — лишь одна фальшивка из множества ему известных. Он показал мне на небольшой участок в нижней части картины — фон там был намного светлее.
— Видите? Простейший классический способ: покупаешь копию, добавляешь подпись, и подделка готова!
Всего-то и нужно, что сделать пару росчерков кистью, — и подлинник всего за пару минут превращается в подделку. Теперь распознать ее могут только эксперты уровня Рёда. Лично я трижды останавливался возле «Моны Лизы» в Лувре и, хотя и всматривался в картину намного пристальнее большинства посетителей музея, все равно не мог с уверенностью сказать, что там, за пуленепробиваемым стеклом, висит оригинал, а не подделка. И тем не менее, оказываясь в Лувре, я непременно захожу взглянуть на нее. Я все еще лелею надежду разглядеть однажды то, что делает подлинник таким уникальным и непохожим на миллионы растиражированных по всему миру репродукций.
Большинству из нас приходится верить на слово экспертам, имеющим достаточный авторитет, чтобы вынести суждение о подлинности картины. Однако объектом искусствоведческих расследований становятся не только подделки. Порой статус меняют картины с ошибочно установленным авторством. На протяжении нескольких столетий картина «Мужчина в золотом шлеме» считалась величайшим полотном Рембрандта, самой ценной картиной Берлинской картинной галереи и своеобразным художественным ответом Лувру с его «Моной Лизой».
