— А о чем шла речь?
— Вот этого не скажу. Я же только отрывки разговора слышала.
— И какое впечатление производил на вас Валерий?
— О, видать, человек влиятельный, со связями. Такой если захочет — все сможет. И за нас обещал похлопотать, чтоб скорей квартиру дали.
Ай да Золотов! Услышь он эту восторженность в тоне Клавдии Дмитриевны, был бы на седьмом небе от счастья. Меня так и подмывало разочаровать ее, но я сдержался.
Оформил протокол обыска, потом записал показания Клавдии Дмитриевны и, прогнозируя дальнейший ход событий, предупредил, что придется ее еще побеспокоить и вызвать в прокуратуру. Дверь в комнату запер и опечатал.
Вернувшись на службу, мы с Вальком и исправно отдежуривший на телефоне Петр принялись рассматривать зеленый мешочек. Я сжал его в кулаке, потом бросил на стол — ткань расправилась, принимая прежнюю форму. Расстегнул «молнию», пошарил внутри, нашел шов, с усилием — упругий материал пружинил — отрезал ножницами небольшой кусочек, положив в пепельницу, поднес спичку. Ткань оплавлялась, но не горела.
— «Молния» и крючки пластмассовые, — сказал Петр, рассматривая непонятный предмет. — А если эту штуку свернуть и завязать тесемки, то крючки совпадут с петельками, застегнуть — и получается вот что...
Мешочек напоминал теперь кружок колбасы, болтающиеся веревочки усиливали сходство.
— Такой запах я когда-то слышал, — Валек поднес к лицу пепельницу, принюхался, потом обнюхал мешочек.
— Да, точно! В техникуме после третьего курса проходили практику на радиозаводе, там стенд с токами высокой частоты огорожен ширмой из диэлектрической ткани. Однажды случайно прижег паяльником — вот и запомнил запах! Она только другого цвета была и потолще.
— Раз ты такой опытный, объясни, для чего эта штука нужна, — въедливо спросил Петр.
Валек передернул плечами.
— Наверное, чехол какого-то прибора или детали... А может, изолирующий пакет...
— Разберемся! — Я быстро отпечатал короткий запрос.
— Сейчас Петр сходит в НИЛСЭ[1], и физики дадут точную справку!
Действительно, ответ был получен в тот же день:
«Представленное изделие изготовлено из синтетической ткани, применяемой в электро- и радиотехнической промышленности для защиты от вредных излучений».
Но зачем такое «изделие» понадобилось Золотову и Петренко?
Последние восемь лет из своих двадцати девяти Федор Петренко плавал. Вначале в каботаже, потом стал ходить за границу. Сейчас его сухогруз заканчивает профилактический ремонт, значит, была возможность допросить членов команды.
После бесед с замполитом и старпомом я вызвал тех матросов, которые близко знали убитого.
Начальство недолюбливало Петренко: его называли анархистом и демагогом, это означало, что держался он независимо, чинов и рангов не признавал, позволял дерзкие шуточки, любил «резать правду-матку». Товарищи по команде отзывались о нем, в общем, хорошо: душа нараспашку, смелый, рисковый, немного склонен к авантюрам. Слов на ветер не бросает, уживчив — для дальних рейсов это немаловажно.
Больше всего рассказал о Федоре его сосед по каюте Василий Егоров — здоровенный парень с красным, задубелым от ветра лицом.
— Я с Федькой давно плаваю, жили всегда дружно. Отца у него не было, мать два года как умерла, дворником работала, выпивала. В газетах пишут — неполная семья с ненормальной обстановкой — причина преступности подростков. А причина-то вот где... — Егоров постучал кулаком в грудь. — В самом себе причина-то. Каждый сам себя делает. Федька речное ПТУ закончил, на баржах, буксирах плавал, потом курсы всякие, открыли визу. Но парень заводной, из уличных, я таких люблю, хотя лез на рожон, сам нарывался на неприятности. Замполиту при всех сказал: «Вот вы нас агитируете, капиталистов критикуете, а почему в инпортах все чемоданы ихними товарами набиваете?» — Он недоуменно покрутил головой. — К чему такое говорить! Раз — и прилепили ему «безответственные высказывания»! Грозились вообще списать... — Егоров вздохнул. — Вот вы не говорите, что с ним случилось, ну да, может, правда нельзя...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Скажите, Петренко собирался учиться дальше?
— Появилась у него такая идея. Ни с того ни с сего. У него случались завихрения всякие... Раз зашел в каюту, а он панель отвинчивает. Снял, посмотрел и на место поставил. Я говорю: «Ты чего?» А он отвечает: «Смотрю, нет ли здесь тараканов».
Свидетель округлил глаза и сделал паузу, чтобы я тоже почувствовал всю нелепость такого поведения.
— А вы?
— А я говорю: «Ты лучше пойди в трюм, крыс погоняй, если больше заняться нечем. А тараканы у нас пока еще не завелись». В общем, чудаковатый был парень, ну а кто совсем без причуд? У каждого что-то свое. Курить можно?
Егоров достал пачку иностранных сигарет, щелкнул диковинной зажигалкой. В рабочих, со сбитыми пальцами руках эти атрибуты «красивой жизни» смотрелись совершенно чужеродно.
— Я думаю, учиться он из-за Зойки надумал, — вслух размышлял свидетель, выпуская дым. — Вначале вроде все у них складывалось, а потом... Мамаша воду мутила, графиню из себя строила, да и сама Зойка начала носом крутить. Она пединститут заканчивает. Федька и решил ее догонять.
Найти девушку Федора не составляло большого труда. Институт, имя, размер одежды — сорок шестой, обуви — тридцать седьмой. Правда, занятие хлопотное, но я располагал двумя помощниками, которые с энтузиазмом занялись розыском и нашли Зою уже к полудню.
В тот же день ее мама нашла меня.
Когда в кабинет вошла увядающая женщина с надменным лицом и положила на стол повестку, я несколько удивился: по возрасту и внешнему виду она не походила ни на одного из вызванных свидетелей.
— Что это такое? — грозно спросила она.
— Повестка, по-моему, — разобрав написанную почерком Валька фамилию и имя — Крольченко Зоя, я уже понял, в чем дело, и мог детально предсказать дальнейший ход этого визита.
— На каком основании моя дочь вызывается в прокуратуру? — Тон мамаши по-прежнему не предвещал ничего хорошего. — По какому праву вы собираетесь ее допрашивать?
Зоина мама относилась к категории людей, которые очень хорошо знают свои права, но даже думать не хотят об обязанностях. Больше того, считают, что все окружающие чем-то обязаны им.
— Вы отдаете себе отчет, что подобные вызовы компрометируют молодую девушку? Тем более — она студентка! Я пожалуюсь Первакову!
Этим она продемонстрировала, что знает фамилию прокурора области и шутить не намерена. Одета неожиданная посетительница была дорого и кричаще. В ушах посверкивали бриллианты, на шее — массивная золотая цепь с кулоном, толстые пальцы обильно унизаны разнокалиберными кольцами и перстнями. Чувства меры она не знала. И полагала, что блеск дорогих украшений компенсирует неряшливую прическу, грубо наложенную косметику и облупившийся маникюр.
Мое молчание ее озадачило, и она на минуту умолкла, чем я воспользовался.
— Простите, как вас зовут?
Она взглянула с таким недоумением, будто бы я заговорил по-японски.
— Калерия Эдуардовна, ну и что?
— Где вы работаете?
Калерия Эдуардовна саркастически улыбнулась.
— В «Гастрономе», заведующая секцией. Еще вопросы будут?
Следующий вопрос напрашивался сам собой, но я сдержался — начнет жаловаться во все инстанции, придется отписываться, будут дергать, отрывать от дела, да и жаль непроизводительно тратить нервные клетки... Я отвел глаза от ювелирной выставки. Не время. Но ответить ей все равно придется, надо будет позвонить Грибову.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— У меня есть вопросы к вашей дочери. И связаны они с Федором Петренко.
Это имя сыграло роль искры, попавшей в бочку с порохом.
— У нее нет ничего общего с этим проходимцем! Если он попался на контрабанде и говорит, что делал это для нее, — ложь! Какой мерзавец! А еще в родственники набивался! Сволочь и больше никто!
Маска интеллигентности слетела с нее, как шелуха с арахиса, в изобилии продававшегося в «Гастрономе».
