– Куда прешь? – беззлобно поинтересовался безусый ефрейтор.
Постовой ни разу в жизни еще не сталкивался автоматом с женщинами. Юноша не имел опыта. Никакого. Ефрейтор совсем не разозлился. Ему даже интересно стало.
– А твое какое дело? – обозлилась капитанская жена. – Пру и пру. Судьба у меня такая. Переть. Тебя вот не спросила. И приперлась.
– Без спросу сюда нельзя, – деловито подсказал добросердечный ефрейтор, – сюда только по повестке приходят. А добровольно одни дураки только и шастают.
– А я и есть дура, самая настоящая, – охотно подсластила Валентина, – пришла добровольно. Сдаваться. Примете товар?
– Товар хоть куды, на полке долго не залежится, – двусмысленно хмыкнул постовой, – пригожий товар. Проходи, коли не шутишь. Ты к кому?
– К Кудрявому, – кокетливо хихикнула Валентина, – к самому полковнику иду. Как ты думаешь, примет начальник одинокую женщину?
– Примет, а куда он денется, глядишь, с собой в дорогу возьмет. Он сам теперь одинокий. Ему нужна еще одна, такая же одинокая. Возьмет с собой, обязательно, в группу сопровождения. А дорога полковнику предстоит дальняя. И вдруг такая женщина сама пришла, проходи, проходи, давай, не загораживай дверь! – прикрикнул постовой, проталкивая неповоротливую Валентину.
Женщина задумалась. Куда это Кудрявый собрался, какая дорога ему предстоит в дальние края? Пока Валентина думала, в дверях вышла небольшая заминка. Из управления на всех парах вылетел роскошный эскорт. Красиво, как новогодняя гирлянда. Настоящий факел. Вслед за летучим эскортом показался тучный мужчина с круглым лицом. Светлые брови и ресницы делали его лицо безглазым и безликим. Он никого не видел, ничего не замечал и ничего не ощущал. Валентина осталась вне поля его зрения. А генерал спешил, волновался, он летел навстречу опасности. Валентину оттерли в сторону. Она упала, больно ударила коленки, лицо оказалось прямо на ступенях крыльца. С трудом поднялась на ноги. Больно и обидно. Это расплата за грешные мысли и плохие поступки. Стремительная свита давно умчалась, оставив после себя сизую дымку автомобильной гари. Постовой ладно клацнул затвором, дескать, освободи проход, женщина. И Валентина скользнула в узкую щель тугой двери, будто в норку. В управлении стояла мертвая тишина. Пусто и тихо. Пряно и остро пахло покойником, даже в носу защипало. Валентина громко чихнула. Откуда тут покойникам взяться? И налетела взглядом на траурную рамку. И впрямь покойник объявился в управлении. Умер прямо за служебным столом. Скорбный портрет, черные цветы, шелковые ленты. С траурного портрета на Валентину строгими глазами смотрел сам полковник Кудрявый. С укором смотрел, но без ненависти. Теперь не у кого помощи попросить. Генерал взмыл наверх. Постовой ефрейтор бряцает прикладом. Кудрявый вообще на тот свет перевелся. Валентина громко охнула и горько заплакала. Села на пол. Сил не было.
– А это кто тут у нас плачет? – кто-то нежно и ласково взял Валентину под руку и легко вздернул на ноги. – Кто вас пропустил в здание?
– Как это кто? – возмутилась Валентина. – Ефрейтор. Постовой. С автоматом.
– С автоматом, говоришь? – спросил ласковый голос.
Кто-то еще разок крепко вздернул Валентину и потянул на себя. И женщина встретилась взглядом с металлом. Перед ней стояла стальная плита. Не человек и не сотрудник. Стальная плита, сплошная и литая, без зазоров и выщербин. Привычные конечности напрочь отсутствовали. Зато плита умела разговаривать. Слова вылетали из глубины тихим возмущенным рокотом.
– С автоматом, а что? – вопросом на вопрос ответила Валентина.
– Налицо инструктивное нарушение, – мягко пророкотала металлическая гряда, – запишите замечание коменданту. Объявите взыскание начальнику службы тыла. Подготовьте приказ о наказании.
– Я жена капитана Бронштейна! – рявкнула Валентина, наливаясь праведным гневом. – Мне не нужен специальный пропуск. Имею право ходить там, где захочу.
– Право? – засомневалась железная пластина. Затем милостиво разрешила: – Право имеете. Кто бы спорил. Входите. И ходите там, где вам захочется.
И Валентина вновь оказалась в кромешной пустоте. Рокот затих. Пластина отступила. Стальной взгляд Кудрявого настырно сверлил затылок женщине. Валентина робко ступала по скрипучему линолеуму. Ей все казалось, что плита незримо шествует где-то рядом. И вдруг Валентине стало невыносимо жарко. Жизнь превратилась в отупляющую муку. Плита рядом, а портрет сзади. В управлении не осталось ни одного человека, к кому можно было обратиться с просьбой, жалобой, прошением. Судьба капитана никого не интересовала. Люди здесь напоминали стальные грядки, превращались в невидимок. Страшно. Валентина обхватила шею пальцами левой руки. Нервно бился пульс. Кожа мелко подрагивала. Тело стремилось жить, но воля ослабела от непонимания, от безысходности. Валентина прислонилась к стене. Неожиданно в ушах раздался тихий свист. Она прислушалась, пытаясь понять, что и где свистит. То ли в ушах, то ли в стенах завелся сверчок. И явственно расслышала едкие слова: «Это из-за нее полковник дуба дал. На вид был крепкий. Оказался трухлявым. Как старый пень. Когда она сбежала от него, из Москвы пришла телетайпограмма. Тут Кудрявому настали кранты. Вот так-то вот. Так иногда бывает в жизни. Простая баба здорового мужика на тот свет отправила». И Валентине стало еще жарче. Как дальше жить с этим? Из-за нее умер человек – хороший, добрый, целый полковник. Женщина закрутилась волчком. Ей хотелось посмотреть в глаза свистящему шепоту, но никого в коридоре не было. Легкий сквозняк изредка пробегал по полу и стенам, взвиваясь вихрем к потолку, нежно задевая пылающие щеки Валентины. Она выпятила нижнюю губу, подула на нос, раздувая в разные стороны растрепанные волосы. Буду ждать генерала. Рано или поздно он прилетит обратно. Сядет на место. И тогда я прорвусь к нему на прием. Через все преграды. С такими целомудренными, почти монашескими мыслями Валентина двинулась в далекое плавание по долгому коридору протяженностью в одну человеческую жизнь. Женщине казалось, что она думает скромно и печально. Она даже не понимала, что мысли давно приняли буйную окраску. Замыслы кипели и бушевали внутри женского организма. Внешне Валентину ничто не выдавало. Белесые волосы завиты кудряшками. Пухлое лицо. Румяные щеки. Крепкая шея. Пышная грудь. Дружелюбные глаза выражают приятное добродушие, любовь к человечеству в целом и в частности. Царь-женщина, таких немного в природе осталось. Генный дефицит сказывается. В управлении редко появлялись подобные особи. В канцеляриях говорливыми стаями отсиживают служебное время мелкие и худосочные девицы, серые, под стать казенным стенам. У приемной Валентину уже ждали. Кто-то ласково подхватил ее сзади и втолкнул в небольшую комнатку.
