Неожиданная похвала подбодрила Пруденс. Она вытерла мокрые щеки и слабо улыбнулась.
– Сколько там страданий и бед! Этим людям трудно обрести надежду.
– Но вы-то ее не потеряли, не правда ли? – спросил Росс.
Пруденс кивнула. Все ужасы, которые она видела за эти дни, не могли поколебать ее оптимизма.
– Знаете, Петерсон – тот, кому вы ампутировали ногу, – повеселел, хотя ему и больно. Он шутит, что устал лазить по фор-марсу. Поваром, говорит, быть спокойнее.
– Как только культя подживет, я попрошу интенданта сделать ему деревянный протез.
Но после сегодняшнего посещения лазарета у Пруденс остались и другие приятные ощущения.
– Вы очень хороший хирург и фармацевт!
– Спасибо. Я делаю все, что в моих силах.
– Нет, гораздо больше. Я перевязала несколько человек и заметила, как аккуратно вы зашили их раны. Благодаря вашим лекарствам матросы выздоравливают. Я-то знаю: многие доктора своими снадобьями отправляют пациентов на тот свет. А вы спасаете их.
Росс вконец смутился и повторил:
– Я делаю все, что в моих силах.
– Наверное, в молодости у вас был хороший учитель. Знакомое облачко набежало на его глаза. Росс снова ушел в себя, отгородившись стеной от внешнего мира. Потом он вскочил со скамьи и взволнованно зашагал по комнате.
Пруденс испуганно уставилась на него. Из-за чего он так разволновался?
– Росс? – робко позвала она.
Он круто развернулся и встал к ней лицом.
– Вы излишне любопытны.
Но Пруденс не собиралась отступать.
– Расскажите, – настаивала она. Он горько поджал губы.
– Этим учителем был человек, убивший мою жену… – Росс рухнул на скамью и прикрыл глаза рукой. – Когда-то я называл его отцом.
– Пресвятая Матерь Божия!
– Меня вызвали к пациенту, – продолжал Росс холодно и бесстрастно. – В это время он сделал Марте операцию. Когда я вернулся, она была уже мертва.
– Какой ужас! Несчастный человек. Сколько же он выстрадал! Потерять разом и невестку, и сына!..
Росс поднял голову и взглянул на Пруденс. Его глаза пылали от ярости.
– Боже всемогущий! Вы называете его несчастным?! Да это чудо, что я не проткнул его шпагой на месте!
– Но ваш отец наверняка мучается, сознавая свою вину, и нуждается в прощении. Неужели в вашем сердце не осталось доброты? Бог велит прощать даже тех, кто приносит нам зло.
Росс сжал зубы.
– До конца своих дней я не назову его отцом. И не прощу. Пусть горит в аду!
– И после этого вы уехали и стали плавать на кораблях?
– Да.
– Но разве огромный океан может спасти вас от воспоминаний? – мягко спросила Пруденс. – Разве в нем утонет ваше прошлое?
– Господи Иисусе! Опять эта ваша несносная наивность! И сколько я должен ее терпеть?
Пруденс вдруг упала перед ним на колени, впервые поняв до конца глубину его горя и причину обычной желчной злобы. Потерять в один день любимую жену и отца!
– Росс, – взмолилась она, устремив на него взгляд, в котором светилось искреннее сочувствие, – простите вашего отца, послушайтесь заветов Господа. Не печаль терзает вашу душу, а черная ненависть. С Божьей помощью мы можем утешиться в горе и пережить его. А ненависть пожирает нас, словно самая страшная болезнь. Она заразна, как лихорадка, которая мучает тех несчастных в лазарете.
Росс издевательски усмехнулся.
– Избавьте меня от своих проповедей. Разве можете вы понять мою трагедию, маленькая пастушка с экстравагантной мечтой выйти замуж за лорда! Поезжайте-ка лучше домой, в свою деревню, и найдите себе какого-нибудь простого парня.
Пруденс поднялась с колен. Да, этот человек не заслуживает и крохи жалости. И зачем она унижалась, пытаясь примирить его с отцом? Ведь их ссора ее совершенно не касается.
– Мне никто не нужен, кроме моего лорда Джеми, – заявила она, вызывающе вздернув подбородок.
Росс ухмыльнулся.
– Этот развратный аристократишка, который вскружил вам голову? Да он просто решил, что вы – легкая добыча. А вы все липнете к нему! И вообще я устал слушать этот тошнотворный любовный бред.
– Черт побери, – презрительно отозвалась Пруденс, – вы разговариваете со мной словно ревнивый муж. Вас оскорбляет моя любовь к лорду Джеми? Или вы завидуете? И потому стараетесь разрушить мои прекрасные мечты? А может, ваша ненависть к отцу распространяется на весь мир?
Росс застыл как изваяние, только в уголке глаза дергался мускул. Потом встал, шагнул к двери, но на полпути оглянулся. От его сурового лица веяло холодом.
– Я называю вас женой, потому что вынужден участвовать в глупом фарсе, но вы не имеете права копаться в моей душе. – Он сухо поклонился. – Передайте мои извинения своим глупым обожателям. Сегодня я буду обедать в каюте.
– Мне нравится, как вы нарисовали надутые паруса, но корабельный колокол, по-моему, должен быть чуть больше.
Росс, сидевший с альбомом на коленях и пастелью в руках, поднял голову и улыбнулся Пруденс.
– Неужели вы будете поучать меня в такой прелестный день?
Они находились на юте. Пруденс смотрела в сияющее голубое небо, которое не омрачало ни единое облачко. Приближался конец августа, но в этих широтах было куда жарче, чем сейчас в Винсли. Радость била из Пруденс ключом, а почему – она сама не знала. Может, виной тому было это кристально чистое небо, сияющее солнце и спокойное море, похожее на голубовато-зеленое стекло, на котором оставался широкий пенистый след от их корабля? Она улыбнулась Россу, довольная тем, что он пребывает в светлом настроении.
До Азорских островов все было иначе. После той ссоры в кают-компании Росс стал вести себя с Пруденс еще более холодно и отстраненно, чем прежде. Молчание висело над ними как проклятие. Конечно, Пруденс не следовало говорить с Мэннингом об отце, она не имела права бередить его раны. Пруденс продолжала ходить в лазарет, но находила в этом теперь гораздо меньше удовольствия: ведь ей не с кем было поделиться своими радостями и печалями.
Когда они достигли Азорских островов и высадились на берег, Пруденс почувствовала, что не может дольше выносить эту муку. Она застенчиво взяла Росса под руку и сказала, что стосковалась по его дружбе, которая была для нее большой опорой. Он поломался сначала, стал мямлить что-то насчет особых вулканических пород на этом острове, а потом – правда, неохотно – признался, что и ему не хватает их прежних легких отношений.
Росс отвез ее в город Понта-Дельгадо – прогуляться и посмотреть окрестности. Пруденс шагала рядом с ним, гордо подняв подбородок. Впервые в жизни она совершенно точно знала, что ее красота никого не оставляет равнодушным. Откуда же появилась такая уверенность в себе? Может, она обязана этим офицерам с «Чичестера», которые неустанно расхваливали ее? Или своему спутнику – высокому, полному достоинства человеку, который с видом собственника держал ее под руку?
