– Крестьяне, закончив работу, приходили на луг со скрипками и дудками. Как там было весело! Парни устраивали состязания, игры и пускали пыль в глаза девушкам. Иногда бывали и танцы. Все смеялись и радовались… А за моей подружкой Бетси ухаживало с полдюжины поклонников.
– А вы танцевали, моя маленькая пастушка? И тоже кружили головы молодым людям?
– Господи! Я не осмеливалась! Дедушка пришел бы в ярость. Но я запоминала па и повторяла дома, в своей комнате.
Росс, опершись руками о палубу и задрав голову вверх, всматривался в небо.
– А Марта танцевала как ангел. Помнится, однажды на балу к ней привязался какой-то толстый старый сквайр. Она пыталась ускользнуть от него, а он приглашал ее всякий раз, когда музыканты играли быстрые хороводные танцы. Я пытался вмешаться, но Марта была слишком хорошо воспитана, чтобы отказать старику. Ну и неуклюжий он был танцор! То и дело наступал Марте на ноги. По дороге домой, сидя в карете, мы так смеялись над ним. Но когда Марта сняла чулок, я увидел, что у нее сломан палец.
– Бедняжка!.. – пробормотала Пруденс.
– А на следующий день мы узнали, что этот медведь свалился с лестницы и сломал себе ногу. А все из-за своей неуклюжести, так о нем говорили. С моей точки зрения, олух получил по заслугам, но Марта – добрая душа – навестила его и принесла говяжий студень, чтобы утешить старика в несчастье. – Росс тихонько рассмеялся. – Через месяц он прислал ей в подарок безделушки: видно, решил, что Марта к нему неравнодушна. Тут уж пришлось отправить письмо. Я написал, что очень польщен теми чувствами, которые внушила ему моя жена, но дальнейшее ухаживание может обернуться плохо для его здоровья. Старик понял намек. И Марта осталась без поклонника. – Росс хмыкнул. – Мы еще долго смеялись, вспоминая тот случай.
Пруденс смотрела на него с некоторым недоумением.
– Первый раз вижу, чтобы вы улыбались, рассказывая о Марте.
– Просто это – забавное происшествие, и говорить о нем приятно. – Росс тоскливо улыбнулся и указал на альбом. – Вы уже закончили?
Пруденс напрочь позабыла о рисунке: она буквально таяла от радости, наслаждаясь смехом и улыбками Росса. И не могла понять, почему чувствует себя такой счастливой. Вернувшись к прерванному занятию, Пруденс начала напевать себе под нос одну из старинных песенок, которым учил ее папа.
– Спойте погромче. У вас красивый голос. Пруденс зарделась, потом кивнула и запела:
Весенним месяцем маемВ прозрачной, чистой рекеРыбки, резвяся, играют,Зеленеет луг вдалеке.Парни и девушки тожеЛюбят резвиться там —Сено в стога уложатИ бегают по лугам.
– Отличная песня, леди. И голосок у вас чудесный. Пруденс посмотрела на главную палубу: там стоял улыбающийся Тоби Вэдж.
– О, спасибо!..
– У нас на баке все зовут вас жаворонком. Вы вот поете да нас радуете. – Вэдж покачал своей массивной головой. – А матросских песен небось не знаете?
– Наверное, это тоже плохая примета? Тоби удивленно наморщил лоб.
– Простите, леди?
– Не важно. Я просто пошутила. Что же мне спеть? Вэдж сунул руку в карман своих широченных штанов и выудил оттуда дудочку. Приложив ее к губам, он начал выводить какую-то мелодию. Дудка казалась слишком хрупкой для его толстых, грубых пальцев, и Пруденс была поражена, услышав, какие нежные звуки извлекает из нее Тоби. Мелодия была очень живая и веселая.
– Ну, конечно, я знаю ее, – кивнула Пруденс и через несколько секунд начала: – В городе Плимуте жила одна девица…
– Ах ты, гнусный урод! Как ты смеешь фамильярничать с господами?
Музыка оборвалась на тоненькой, жалобной ноте. Тоби в ужасе поднял глаза: с ютовой надстройки на него злобно смотрел капитан Хэкетт.
– Нет, сэр. Я вот только… я для леди тут одну песенку исполнил. Понимаете, сэр капитан?
Хэкетт спустился вниз и встал возле поручня.
– Тебе что, больше заняться нечем, хам и бездельник?! А может, хочешь получить дюжину горяченьких?
Вэдж хватал ртом воздух.
– Нет, сэр. Я ведь как раз шел на вахту, сэр. А тут услышал, что леди поет…
– А я слышал, что восемь склянок прозвонили уже несколько минут назад. Ах ты, пес паршивый! Вот значит как ты несешь службу? Почему не отдаешь честь офицеру?
– Я… я… – Вэдж неуклюже переминался с ноги на ногу, пытаясь запихнуть куда-нибудь свою дудку и одновременно поднести руку ко лбу.
– Прошу вас, капитан! – воскликнула Пруденс, вскочив со своего места. – Это я во всем виновата. Я заставила его играть.
Хэкетт ответил ей кривой, деланной улыбкой.
– Дорогая леди, пожалуйста, не вмешивайтесь в дела, которые вас не касаются. И не берите на себя вину этого мерзкого урода! – Он круто повернулся и снова заорал на Вэджа: – А ты ступай наверх, образина, и неси свою вахту! Не то пожалеешь, что родился на свет!
– Н-н-но, сэр капитан. Вы уж простите, но я канонир. Что же мне делать наверху-то?
Хэкетт со всей силы грохнул кулаком о поручень.
– Проклятие! Ты еще со мной споришь? – И он махнул рукой человеку с маленькой ротанговой палочкой,[14] который стоял на сходнях. – Эй, старшина корабельной полиции! Надень-ка этому сукиному сыну кандалы на ноги! Пусть посидит несколько дней на ветру да на солнце – поразмыслит о своем дерзком поведении. А для начала всыпь ему хорошенько!
Росс стоял, сжав кулаки, и с яростью смотрел на капитана:
– Я протестую, сэр. Этот человек…
– Это мое дело, сэр. – На красивых губах Хэкетта появилась коварная усмешка. – Вы оспариваете мои приказы, мистер Мэннинг?
Росс скрипнул зубами и опустил голову.
– Нет, сэр, – пробормотал он.
Пруденс со страхом смотрела, как Вэджа поволокли на бак и приковали к полу. Потом она услышала свист трости и приглушенные стоны, которыми сопровождался каждый удар. Неужели Росс смолчит? Она осуждающе взглянула на него. Желваки на скулах Мэннинга заиграли, но он отвернулся.
А Хэкетт расправил свое кружевное жабо и, несколько успокоившись, одарил Пруденс лучезарной улыбкой.
– Ну-с, дорогая леди, – сказал он как ни в чем не бывало, – Сент-Джон говорит, что вы прекрасно играете в триктрак. Не хотите ли зайти в мою каюту и посоревноваться со мной?
Пруденс не знала, на кого надо сердиться больше: на жестокого Хэкетта или на Росса, у которого не хватило смелости защитить бедного Тоби.
– Простите, капитан, – промолвила она, с трудом смиряя гнев. – К сожалению, у меня разболелась голова.
– Я приготовлю тебе лекарство, – встрепенулся Росс.
– Я сделаю это сама, – холодно заявила Пруденс. Ему не удастся так просто загладить свою вину! Опустив глаза вниз, она только сейчас заметила, что до сих пор держит в руках альбом и карандаш. – Я не стану заканчивать твой портрет.
