Он хаотично метался по улицам города в поисках высокого господина Лео, прячась в нишах, канавах и тени оград от инквизиторских ищеек, патрулей городской и приоратской стражи. Обмирал от ужаса, замирая соляным столбом, когда мимо него громыхали стальными сапогами боевые тройки прибывших в город Адептус Астартес. Шарахался от патрульных двоек фригидных стерв из роты Дочерей Битвы, огибал по широкой дуге братьев-механикусов с их непонятными разуму человека поисковыми механизмами.
Себастьян в своих поисках заглядывал в самые грязные харчевни, самые темные углы, самые опасные места городского дна. Его ограбили и дважды избили. Ему сломали четыре ребра и повредили левое колено. Один раз даже чуть не изнасиловали на окраине города шайкой прокаженных, потерявших всякий разум от дурмана «вштырь-травы» и в безумной смелости сорвавших с себя Чумные бубенцы. Впрочем, терять им было нечего, и так и так для них конец один — смерть. Себастьян сумел вырваться, убив двоих из них украденным кинжалом и убежал на берег реки, прихрамывая и протыкая зубами губу насквозь, в кривые клочья. Пытаясь одну боль приглушить другой и давя в себе вопли ужаса. Там, на берегу, он, скуля и стеная от боли, заполз под лодку и провалился в душную темноту забытья. Нашли его под лодкой нуэлльские речные контрабандисты. Они уже собирались бросить Себастьяна в реку, приняв за больного Осенним жаром, но непрестанно повторяющееся Себастьяном имя высокого господина Лео привлекло внимание одного из них. Этот контрабандист был старшаком в ватаге, этот контрабандист был племянником Гнилого Пату, скупщика краденного, и этот контрабандист знал чуть больше других о делах Ночной гильдии. Этот контрабандист рискнул и притащил мечущегося в жару Себастьяна к Большому Гендеру, правой руке старшины Ночной гильдии. И он получил свою награду — он стал Зверем. Простым. Сильным, быстрым и тупым. Без имени, без номера, даже без клички. Расходник, тугое и буйно сопротивляющееся мясо для смазки клинков. Леонардо не собирался тратить драгоценные эликсиры и ингредиенты на этот человеческий мусор, а без этого получался на выходе вот такой, не очень качественной продукт. Сорт вроде бы и первый, но не премиум как Бруно и Себастьян. Зато этого «мяса» можно было сотворить много и получалось оно быстро — три часа и готов простейший зверь. И Сила расходуется мизерными долями. По сути, такие звери почти ничем не отличались от хорошо вскормленных и тренируемых с детства низших. Что-то сродни боевым монахом или юным адептам боевого искусства терасс-касси. Себастьян же…
Себастьян же, тогда, на краткое время очнувшись и увидев над собой лицо склонившегося к нему Леонардо, широко и счастливо улыбнулся и еле слышимо прошептал, треская в кровь иссохшие губы:
— Высокий господин Лео… Мама мне рассказывала о вас. И… И отец. Я так хочу вам служить, высокий господин! Не прогоняйте меня, высокий господин Лео…Прошу…
И Себастьян вновь потерял сознание, проваливаясь во мрак забытья. Он так в нем и пребывал все то время, пока Леонардо, подталкиваемый странным чувством крайней необходимости и утекающего сквозь пальцы времени, подготавливал и проводил над ним ритуал трансформации его в своего Зверя. Скорее всего, Леонардо направляла Сила.
Кстати, легенда о высоком господине, которым величал его Себастьян, была проста и наивна. И по своей сути, и по содержанию.
«Наступит благословенное время, когда явит себя людям Высокий Господин и время то будет Весна. Будет Высокий Господин обликом юн и с сияющими золотом глазами, а имя его будет значить — Лев. Возьмет он под свою руку верных ему, даруя силу и счастье им. Сокрушит тяжелой рукой он тех, кто…».
Ну и прочее бла-бла-бла убогого фольклора низших — злые будут наказаны до смерти, добрые непременно возвышены. Всем будет вдоволь еды, питья, самок и самцов. Климат во всем мире измениться на благодатный тропический и длиться это будет вечно. А высокий господин все это будет держать на своей шее, добывать блаженствующим в неге двуногим свиньям неизвестно откуда жратву, алкоголь и новых неутомимых самцов с молодыми самками, когда старые наскучат. Ах, да, он еще будет обязан возвести теплые уютные хлева для своего бесконечно опекаемого стада и развлекать его зрелищами. В сути своей дикий бред и буйная смесь горячечных фантазий слабых и неспособных взять все им потребное самостоятельно. Не стоит и крохотной доли внимания, но использовать можно и нужно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Высокий господин дядя Лео! Высокий господин дядя Лео!
Леонардо вновь отвлекся от разглядывания темноты за окном и повернулся на звонкий детский голосок:
— Да, Сюззи?
— Мама уже дожарила мясо и ждет вас к столу. А еще дяденьки господина Кребса вечером принесли из лавки сладостей полную корзинку ваших любимых ягодных рулетов. Мама накрыла их салфеткой, но они все равно подсохли. А она меня шлепнула по руке, когда я хотела убрать самый плохой. Можно я возьму один, самый сухой, высокий господин дядя Лео? Его вы все равно есть не будете.
Наивная и неуклюжая детская интрига, неумело скрывающая далеко запрятанный вечный голод. Сюззи кормили. Сюззи не ругали за утащенный кусок хлеба, мяса, обрезок колбаски. Ее баловали, ее прикармливали, видя благосклонное отношение к ней страшного колдуна. Но вытравить многолетнее недоедание несколькими днями обильной кормежки невозможно.
— Возьми из корзинки три рулета, Сюззи. Самые свежие.
— Спасибо, спасибо, высокий господин дядя Лео! — девочка звонко захлопала в ладошки и быстро крутанулась вокруг себя вздымая колоколом подол черного шерстяного платья. Остановилась, в одно мгновение посерьезнела и низко поклонилась:
— Благодарю вас, высокий господин Лео! Храни вас Господь и Святой Круг!
Леонардо полностью повернулся к девочке, впрочем, уже юной девушке — Сюззи на самом деле исполнилось уже тринадцать лет, и погрозил пальцем, смягчая суровость жеста улыбкой:
— Никаких высоких господ, Сюззи! Тебе не нужно это говорить. Просто дядя Лео. Теперь беги и скажи своей маме, что я скоро приду. И помой руки, Сюззи, прежде чем ты возьмешь рулеты!
— Хорошо, высокий… Дядя Лео!
Отцы-инквизиторы, как ни странно, выполнили условия сделки с арбалетчиком, отпустив его семью. Впрочем, скорее всего тут было понимание бессмысленности их содержания под стражей. Свою роль женщина и ребенок отыграли, предъявить им в сущности было нечего, а громоздить ложное обвинение… Кто они и что они, чтобы ради них тратить время и силы? Тем боле, на фоне фееричного «выступления» Леонардо, они были не более чем пылинки, засохшие хлебные крошки, которые смахивают со стола машинально, не отдавая себе отчета. Вот святые отцы их и отпустили. В чем они были, без гроша денег, без заверенного печатью приора клочка бумажки в котором подтверждалась их невиновность и снимались претензии Церкви к данным добрым людям.
Как вы думаете, где они оказались? Правильный ответ с одной попытки — в Ночном квартале. На Сюззи уже был заключен с ее матерью контракт шустрой не по размеру матушкой Феодорой, что «держала» под своей мясистой рукой все бордели Нуэлла. Дрожащего от страха и заикающегося от пережитого ужаса ребенка уже принялись натаскивать на «кукле» с деревянным членом для приобретения специфического опыта для будущей работы, когда к матушке Феодоре заявились «мальчики» Кребса. Это Леонардо, движимый невнятным ощущение, что он должен найти дочь и жену арбалетчика велел старшине Ночной гильдии организовать их поиски. Кто-то скажет — совесть проснулась, кто-то — облегчение кармы, но Леонардо чувствовал, что этого желает Темная Мать. Великой Силе зачем-то были нужны эти низшие. Они были в Ее планах необходимым кусочком мозаики.
Матушка Феодора, дама героических пропорций и гвардейских статей, попыталась взбрыкнуть невесть от чего — то ли от склочного склада характера, то ли от большого ума, который ей подсказал, что не все у Кребса ладно, что рулят им, а не он. Но затем вместо прогнанных «мальчиков» старшины Кребса за девочкой пришел Бруно. Как там все разъяснилось и как все вышло, Леонардо было неинтересно. Но ни о каких грандиозных разрушениях и морях пролитой крови Кребс ему не сообщал, а его Первый просто вернулся с девочкой и ее матерью. Девочку он нес на руках, ее мать везли вслед за ним на тележке зеленщика — сама идти она не могла, ноги почему-то отнялись.
