Итак, было известно, что среди лошадей, участвующих в заезде, есть, по меньшей мере, четыре фаворита в стипль-чезе – скачке с препятствиями. Но, конечно, точно победителя назвать не мог никто. Лошади выглядели достойными друг друга.
Вот почему интерес к заезду был огромен.
Хорошенькая молодая женщина, опирающаяся на руку пожилого мужчины, предложила поставить несколько луидоров. Тот с готовностью согласился, и они направились к окошечку, в котором принимались ставки не меньше двадцати франков. Любой знакомый признал бы в этой паре благородного Флориссана д'Оржеля и его новую подругу Жоржетту Симоно.
Внезапно Жоржетта резко остановилась и побледнела. Флориссан проследил за ее взглядом, и на лице его отразилось беспокойство. Он увидел мужчину, с трудом пробирающегося сквозь толпу. Словно почувствовав, что его разглядывают, тот немедленно скрылся за спинами игроков.
– Жюв! – чуть слышно прошептала про себя молодая женщина.
И она бы немало удивилась, если бы узнала, что ее спутник мысленно произнес это же имя…
Оба они не ошиблись. Это действительно был знаменитый полицейский.
Испугавшись своей реакции, Жоржетта искоса взглянула на Флориссана. Тот казался совершенно невозмутимым. Женщина облегченно вздохнула. С тех пор как старик подарил ей особняк на улице Лало, он был с ней чрезвычайно любезен и даже нежен, но никогда не заговаривал о ее прошлом. Порой Жоржетту поражала и даже обижала его выдержка, но в глубине души она чувствовала облегчение.
С другой стороны, так не могло продолжаться вечно. Женщина понимала, что даже если Флориссан и в дальнейшем будет воздерживаться от вопросов, ей самой придется начать разговор. Хотя бы потому, что рано или поздно возникнет разговор о ее планах на будущее. А будущее, увы, всегда неразрывно связано с прошлым…
В любом случае, сейчас Жоржетта была рада, что ей удалось скрыть от своего спутника то, что она узнала в одном из игроков инспектора Службы безопасности. Ей вовсе не хотелось рассказывать об одном из тех людей, которые допрашивали ее в тюрьме. Но почему Жюва узнал и Флориссан? Почему на его лице появилось такое странное выражение?
Конечно, имя знаменитого инспектора было известно доброй половине Парижа. Но только имя. В отличие от политиков, которые так часто выступают в публичных местах, что хочется больше никогда их не видеть, оперативные работники своей внешности не афишируют и стараются поменьше появляться на улицах. И то, что Флориссан д'Оржель с первого взгляда узнал полицейского в толпе, было, по меньшей мере, странно…
Этой странности Жоржетта не заметила. Спутник мягко потянул ее за руку и увлек в сторону, противоположную той, куда скрылся инспектор.
И вдруг, как назло, впереди снова мелькнула ладная фигура Жюва. На этот раз Флориссан д'Оржель вздрогнул и не смог этого скрыть.
– Как? – удивленно спросила Жоржетта. – Вы знаете этого человека?
Флориссан добродушно улыбнулся:
– Как-то мне его случайно показали. Великий Жюв, борец с Фантомасом!
Но Жоржетта не отставала:
– Вы вздрогнули, мой друг! Вы не очень-то хотели его видеть.
Флориссан обнял свою подругу за талию и наклонился к ее уху:
– Вы правы, дорогая, я чуть вздрогнул. Но не потому, что не хотел его видеть. Вряд ли он знает, кто я такой. Но я не хотел, чтобы его видели вы! Ведь мне известно, в какой обстановке вам приходилось встречаться с этим человеком…
Он вздохнул:
– Увы, желал знаменитый Жюв того или нет, но он оказался непосредственным участником вашей трагедии. Не так ли?
– Да, – грустно откликнулась Жоржетта. – Это так…
«Вот он и пришел, этот разговор о прошлом», – подумала она. Флориссан, бережно взяв ее под руку, спросил:
– А что, дорогая, вы действительно хорошо знали беднягу Бодри?
– Да, – прошептала Жоржетта.
– Вы уверены? – улыбнулся Флориссан. – Многие люди сказали, что хорошо его знают, но все назвали разные имена. Зачем человеку столько личин? Это не кажется вам загадочным?
На глазах женщины выступили слезы.
«Ну зачем он спрашивает? – думала она. – Ведь все сам знает – и что Рене был моим любовником, и что Макс тоже… Одно нездоровое любопытство, желание заставить меня рассказывать интимные подробности! А может, он ревнует?»
Жоржетта почувствовала вдруг, что последняя мысль доставила ей неожиданное удовольствие. Ревнует – значит, любит! И, в конце концов, кому, как не ему, своему покровителю, ей следовало бы все рассказать! Он больше других имеет на это право. И Жоржетта решила быть искренней.
– Я знала его как Рене Бодри, – вздохнула она, – мне вполне хватало одного имени. Поверьте, я была просто поражена, узнав, что кто-то называл его иначе. И кем только его ни считали – и букмекером, и помощником ростовщика, а мой муж заявил, что чуть ли не каждый день сидел с ним в кафе. И только тогда я поняла, что, собственно, совсем не знаю этого человека. Возможно, у него было две, а то и три жизни, но меня он в них не посвящал.
– И вам совершенно не хочется узнать, кто его убил?
Жоржетта горестно вздохнула:
– Что я могу?..
И вдруг встрепенулась:
– А почему вас это так интересует?
Флориссан, видимо, почувствовал, что немного перегнул палку.
– Что вы, дорогая, я спросил только потому, что уж зашел об этом разговор. Простите, если мои вопросы вас задевают.
И он поспешил сменить тему:
– Кстати, Жоржетта, вы ведь хотели сделать ставку! Поторопитесь, заезд сейчас начнется. Смотрите, уже выводят лошадей!
Они подошли к окошку, и Жоржетта протянула деньги. В этот момент ее спутник вдруг наклонился к ней и негромко сказал:
– Дорогая, меня зовет приятель. Я найду вас на трибуне.
С этими словами он растворился в толпе.
Жоржетта так удивилась, что служащему пришлось высунуться из своего окошечка и дернуть ее за рукав, чтобы она услышала вопрос:
– На какой номер, мадам? И сколько?
– Два по двадцать на пятый номер, – совершенно машинально ответила женщина.
Расплатившись и положив билетики в сумочку, она отправилась на трибуну. Поведение Флориссана казалось ей странным. Какой еще приятель его позвал? Воспитанные люди так не поступают…
В это время с Жоржеттой поздоровался элегантно одетый мужчина.
– Здравствуйте, граф, – приветливо улыбнулась Жоржетта и протянула ему затянутую в перчатку руку.
Граф почтительно прикоснулся к ней губами.
– Посоветуете мне что-нибудь? – спросила женщина. – Кто фаворит сегодня?
Собеседник лукаво рассмеялся.
– Мне кажется, что вы уже выиграли, мадам, – произнес он. – Выиграли в самом трудном забеге, который только можно себе представить! Когда у женщины такой кавалер, как господин Флориссан д'Оржель, странно, что она еще помнит о лошадях.
Жоржетта смущенно потупилась. Мужчина поклонился и отошел.
Это был граф Мобан, с которым Жоржетта познакомилась неделю назад на скачках в Лоншан. Такие знакомства весьма льстили молодой женщине. Всю жизнь имевшая дело только с мелкими буржуа, она стала изредка посещать скачки после знакомства с Рене Бодри, да и то, если он давал ей пять франков на самое дешевое место. Зато теперь она вместе с Флориссаном бывала на ипподроме регулярно. Все, безусловно, считали ее любовницей старика, тем не менее, охотно приняли в свой круг. До определенной степени, конечно. Важнее всего были скачки.
Вот и сейчас граф Мобан покинул ее и направился к тотализатору. Причем, остановился он у окошечка, в котором принимались ставки не меньше, чем в пятьсот франков.
Народу тут почти не было. Лишь вокруг валялись разорванные билетики тех, кому не повезло. Граф склонился над окошком.
– Двести пятьдесят луи на номер девять! – крикнул кассир помощнику.
Он выдал графу билетики, и тот бережно положил их в бумажник. Прозвенел звонок. Это значило, что игрокам осталось две минуты, чтобы выбрать лошадь, потом же они не смогут выиграть ни сантима. После начала заезда ставки не принимаются. Кассир приготовился уже закрыть окошечко.
В это время какой-то мужчина метнулся к нему и протянул толстую пачку купюр.
– Десять тысяч франков! На номер девять! – просипел он, с трудом переводя дух.
Граф Мобан чуть не присвистнул. Кому это так полюбилась лошадка, на которую он ставит? Десять тысяч – не шутка! А между тем никто не может с точностью сказать, что номер девять выиграет. Знатоки говорят, что конкуренты очень сильны.
Мобан обернулся и увидел миллиардера Мэксона с пачкой билетиков по двадцать пять луи. Граф нахмурился и покачал головой.
– Опять вы! – процедил он сквозь зубы.
Мэксон вскинул брови:
– Что вы имеете в виду?
– А вы? – огрызнулся Мобан.
– Я говорю о ваших словах, – настаивал Мэксон. – Что это значит – опять вы?
Граф не отвечал. Повисло напряженное молчание. Заезд начался. Помещение тотализатора опустело, все поспешили на трибуны. И только Мобан с Мэксоном, стоя друг напротив друга, обменивались недружелюбными взглядами. В глазах Мобана светилась нескрываемая ярость, бритое же лицо миллиардера кривилось в надменной улыбке.
