Потом приклеивают пару крупных планчиков героя «через ухи лошади», и выглядит все не так безобразно, как могло бы быть.
Герои «Волкодава» ежеминутно демонстрируют навыки прокатной посадки и колхозно-спортивную стилистику управления. Опять-таки «бушует совок». Артисты «ездют».
Далее, амуниция.
Зритель, конечно, идиот в своем большинстве. Но, рассчитывая ТОЛЬКО на идиотов, надо делать спец-фильмы для демонстрации только в специальных психиатрических интернатах. Или честно маркировать их на афишах как «фильм для умственно отсталых».
С амуницией опять полный «совок».
Итак, фильм заявляет о своей аутентичности (аутичность держится в тайне).
По идее, по замашке, все подлинное, суровое, все настоящее и кондовое до жути.
Но и тут прокол.
По сюжету — глубокая древность, славянский мир, а на коне главного героя — славянского богатыря — магазинная (сувенирного типа) уздечка а-ля Португез (75 евро) с испанской магазинной железякой «Вакеро» (25 евро).
И то, и другое — обычный ширпотреб, грудами лежащий в любой лавке на Западе.
Стремена древнеславянских всадников — просто советские, «колхозного» типа, без затей, утвержденные как нормативная единица сельхозинвентаря Минсельхозом в 1935 году. В 1959 году они прошли «переаттестацию» и снова были утверждены, так что на особую «древность» не тянут. Седла — обычные спортивные, белорусского производства и «офицерские», массовая продукция ШСК (шорно-седельного комбината, г. Москва). Попадаются и ТКСки из реквизита «Тихого Дона». Есть, что совсем смешно, пара современных дешевых португальских седел а-ля Зальди, несоразмерные и ни одной лошади не подходящие.
Лошади — по большей части — откровенно хромые. Те, что не хромают явно, — «завязанные на движениях», в скверном состоянии, усугубляемом примитивно-колхозной ездой актеров и ухарски-колхозной ездой каскадеров Кантемирова и какого-то чешского любителя, взявшегося за «конное обеспечение».
Все остальное — в таком же духе. В общем «бяда». Короче, кому повезло, кто не видел, пожалейте свое время.
Публикуется по: Nevzorov Haute Ecole. № 2, 2007
Голый Бартабас, или Тщетное ожидание брабансона
Очень помпезно, с «режиссурой» и монтажными изысками презентован первый официальный фильм «Академии Конных Спектаклей» Бартабаса.
Известно, что именно Бартабасу достался королевский версальский манеж. За этот манеж долго бодались все без исключения лошадиные мэтры Франции от Люраши до Грюсса, но достался он именно Бартабасу.
Французский минкульт долго чесал репу и взвешивал, кого же поставить хозяином потрясающих по своей красоте и значимости версальских конюшни и манежа.
Мэтры-кандидаты только что отравленных перчаток друг другу не рассылали в борьбе за Версаль, но в результате все досталось Бартабасу.
Вместе с «Манежем» Бартабас получил право представлять миру классическую школу Франции, а его новообразованная Академия назначена новой достопримечательностью окрестностей Парижа, на что послушно клюнул турист, существо, как известно, повышенной безмозглости и оттого легко управляемое.
Если Сомюрская Академия, в частности «Кадр Нуар», олицетворяет классический французский кавалеризм, очень омундиренный, в его самом «бошеристическом» варианте, то Бартабас и его «Академия Конных Спектаклей» теперь представляет артистическую, светскую ипостась классической французской выездки.
Скажу сразу, с переездом в стены королевского манежа Бартабас полинял.
С него сошел пестрый налет дурнотонной цыганщины и «вагинального циркачизма», которыми он блистал в своих фильмах и которые казались его природой.
Образование новой Академии сопровождалось хорошим, квалифицированно устроенным подпевом прессы, умными вбросами подробностей о закупках для нового храма выездки «гермесовских» седел за много тысяч евро, о прибывших из самой «Сибьири» красотках-всадницах, о золотом шитье на курточках и прочими пикантностями.
Кстати говоря, форменные курточки Академии, курточки горчичного сукна с густой золотой вышивкой по рукавам, — действительно великолепны.
Их настолько талантливо дизайнировал Ван Хотен, что бразильский кооператив, которому выпала честь непосредственно «пошивать» курточки, — ничего особо не попортил.
Но вернемся к Бартабасу.
В своем новом качестве академика, очищенный от цыганщины и циркачества, Бартабас, назначенный минкультом Франции «главным мастером классической выездки» и, фактически, реинкарнацией Гериньера, предстал абсолютно голым.
Не как мужчина и француз, а как мастер «классической дрессуры».
Правила академической игры лишили его привычных атрибутов, всегда успешно маскировавших недостатки его манежной работы, отвлекавших от всего, от чего необходимо было отвлечь.
Бартабас потерял право орнаментироваться гусями, ламами, цветными грунтами, кривыми цыганятами и сценами совокупления брабансонов.
Кстати, именно сцены секса тяжеловозов, задастых и мохноногих, воспетые и растиражированные Бартабасом, так удивительно переплелись с образом самого маэстро, что даже на академических спектаклях Версаля публика сопит, ерзает и зримо ждет, когда же кончится вялая выездковая скукотища и на манеж, наконец, выйдут пылающие страстью брабансоны.
Это ожидание брабансонов и есть главная интрига нового версальского академизма.
Презентованный фильм дает прекрасную возможность это разглядеть.
Содержание его традиционно для такого рода произведений.
Сперва безмолвные девушки долго заплетают гривы голубоглазых белых лузитано, собранных для Академии по всему миру.
Брабансонов пока не видно.
Все происходит в стенах старых королевских конюшен, все чинно и скучно.
Серый камень, фонари, ковка решеток.
Девушки в манерных плащиках таскают туда-сюда седла и щетки, стреляют глазками в камеру и возвышенно полируют лузитанские попы.
Брабансонов, как я уже обмолвился, в этом эпизоде нет, но их отсутствие уже ощущается.
Начинается непосредственно представление. На манеже — девицы. (Брабансонов еще нет.)
Белые лузитано, кроме голубоглазости, не демонстрируют никаких достоинств, равно как и не выказывают никакой предрасположенности к классической выездке.
Завязанные и семенящие, жутко надерганные железом, в типичном фальшсборе и, как следствие, разумеется, очень скупые и примитивные по части «пластики» — бедные лузитано мрачно таращатся в дорогой грунт нового Версальского манежа.
Необычайна важность выражений лиц бартабасовских девиц-«академиков». Ее можно охарактеризовать как «непристойно возвышенную».
Первые десять минут все сводится к звучному ковырянию шпорами по полированным бокам лузитано, возрастанию важной брюзгливости физиономий наездниц… и очень слабенькой фигурной смене.
Чуть позже девицы начинают выдавливать из лузитано плоские пассажики и кривые пиаффе.
Кто-то даже решается на испанский шаг, но очень невнятно и робко.
У кого не получается испанский, показывают «школьный шаг», который вообще очень удобная штука, — если на испанском шагу нет выноса и высоты подъема ног, то такой шаг просто называется «школьным». Посадки «академичек» неплохие, в принципе, но подпорченные показушностью и манерничаньем. До реальных «школьных» — не дотягивают, хотя приятно, что никто не опускается до спортивно-низкопробной «работы поясницей».
У девочек, практически у всех, в посадке «читается» грязное спортивное прошлое, но, слава богу, преодоленное.
Манеж исполнен в стилистике «а-ля недострой», или «таджики смылись». Доски, гайки, криво приляпанные балки — в общем, все красоты ремонта, почему-то остановленного примерно на первой стадии.
Французу — потрясающая «экзотик», русского подташнивает.
Грунт реально прекрасный.
Суглинок с добавлением дубовой и буковой мелкофракционной опилки. На «глазок» к 60 % сеяного суглинка — 40 % опилок. Соотношение «бук-дуб» на глаз не определяется.
Дубовая опилка выбрана за ее негниючесть, и выбрана, безусловно, правильно. Кроме того, в отличие от практикуемой в России сосново-еловой опилки, дубовая тяжелее раза в три и плотнее, что дает грунту «непробиваемость» и мягкую плотность.
Чудо, а не грунт.
По окончании фигурной смены — спешившиеся девицы балетничают с рапирами, демонстрируя банальное сценическое фехтование. Кисло, но многозначительно.
Потом фехтование повторяется на покляпых мышастых лошадках аргентинского происхождения (криолло).
Группа демонстрирует шестнадцать серых бедер, восемь ажиотированных задов, восемь фехтовальных масок и восемь трясущихся на затылках хвостиков.
