— Да, это я и имела ввиду. До свидания, Алан.
И она вслед за коридорным пошла по дорожке.
37
— Кто ты?
— Арни, ты знаешь кто это. Тебе не надо орать мое имя.
— Да, фактически я знаю кто ты и это что, самые лучшие новости в мире?
— Вообще-то, нет.
— Так быстро? Работа сделана, и каждый…
— Не сделана.
— Не сделана. Это плохие новости. И для этого ты мне звонишь?
— Нет, Арни, плохих новостей нет. Вообще-то никаких новостей нет.
— Так ты мне звонишь ради этого? Рассказать, что нет новостей?
— Я звоню потому, что нам надо встретиться и переговорить. По тому же поводу, ну, ты понял о чем я.
— Ты хочешь прийти сюда? Ты точно хочешь прийти сюда?
— Я бы сейчас пришел, если это нормально. Если можно.
— Такого раньше со мной не случалось, ну знаешь, когда я был врединой. Теперь для меня целый новый мир открывается.
— Я прямо сейчас приду.
— О, да!
Дортмундер звонил в дверной звонок и из спикера раздалось скрипучее и протяжное:
— Это ты-ы?
— Да, Арни, это я.
Жужжание замка, хлопанье двери, запах мокрых газет и Арни на ступеньках. Дортмундер поднялся к нему и Арни радостно ему сообщил:
— Вот увидишь, я действительно внес изменения так, что ты не поверишь.
Дортмундер посмотрел на того, кто по-прежнему казался привычным Арни и сказал:
— Перемены в квартире, ты это имел в виду?
— Я про нового себя, Джон Дортмундер, — возмутился Арни, проводя его через коридор. — Не знаю. Я сам себе нравлюсь. До чего же я потрясающий парень, оказывается!
— Ага.
Арни закрыл за ними дверь, Дортмундер вошел в комнату и сразу же был сражен неожиданным ударом по некоторым чувствам. Например, звук — довольно громкий, непрекращающийся свист, словно в соседней квартире реактивный двигатель завели. Потом запах — его не было. Ни намека на то, что вы оказались заперты в музее на ночь. Осязание — совсем иное, прохлада омывающая все тело. И наконец зрение — в огромном окне торчал громоздкий черный ящик, вибрирующий и выдающий и звук и холод одновременно.
— Арни, это что, кондиционер?
— На дворе август, Джон Дортмундер. И отвечая на твой вопрос: да, это кондиционер. У меня не было раньше кондиционера, потому что у меня ничего не было, я считал, что что-то такое не заслуживаю. Я был таким мерзким мудаком, что продавцы в больших магазинах приплатили бы лишь бы я скупался не у них.
— Слышал об этом.
— Но это новый я, Джон Дортмундер. И я заслуживаю… заслуживаю лучшего! И всего! Так и случилось, что этот кондиционер появился в моей жизни, наравне с другими разными мелочами. Я смотрел на него и думал, а чего бы не сломать заведенный у меня торговый порядок и не купить этот чертов агрегат?! А тут еще и бонус — запах исчез! Даже из спальни!
— Круто, Арни.
— Я изменился. И говорю тебе, Джон Дортмундер, следующим тут появится мой тостер!
— Думаю, ты во всем прав, но причина по которой я хотел к тебе прийти — даже до того как узнал про кондиционер…
— Все это для меня в новинку.
— Может, присядем и поговорим?
— Конечно, — воскликнул Арни, но тут же как-то неуверенно осмотрелся. — Должен тебе признаться, есть тут одна небольшая проблема — теперь за столом сложновато. То есть, кондиционер это хорошо, но если находится близко к нему, то возникает чувство, что ты на Эверест взобрался. Я промерз за завтраком, пока сообразил что к чему.
Дортмундер тоже оглянулся.
— У той стены места хватит, если убрать кресло. Мы с тобой вдвоем можем перетащить туда стол и стулья. Ты конечно лишишься вида из окна, да его уже у тебя нет.
— Там изначально смотреть было не на что. Давай так и сделаем.
Итак, они устроили перестановку и Дортмундеру посчастливилось всего лишь коснуться арктического холода по близости с кондиционером, чтобы понять — на свете есть вещи и похуже жары и вони. Усевшись на новом месте, Арни рассматривал помещение.
— Я никогда не видел своей комнату с этого ракурса.
— Думаю, так и есть.
— Может мне еще и картин чьих-нибудь повесить, — задумчиво протянул Арни.
— Только не Престона Феавезера, — Дормундер все старался перевести разговор на нужную тему.
— Нет, — рассмеялся Арни. — Все его картины подписаны всякими Пикассо и Моне. Будь уверен, ты их там найдешь.
— Об этом я и хотел с тобой потолковать.
— Да? — Арни выглядел немного обеспокоенным.
— Мы решили идти в пятницу.
— Пятница — нормально.
— Утром мы как раз достанем грузовик, и будем заниматься делом весь день, столько сколько потребуется. Уходить решили до темна.
— Похоже на хороший план.
— Из твоих разговоров следует, что грузовик набьется под завязку.
— Так и есть, Джон Дортмундер. У вас будет хорошая добыча.
— Кажется для одного грузовика будет многовато товара, а мы можем провернуть только одну ходку.
— Значит, выбирайте лучшее, — ощерился Арни. — Уже жду не дождусь.
— Вот это как раз нас и беспокоит. Что если мы оставим там что-нибудь ценное, а возьмем что-то тоже хорошее, но не такое ценное? Мы расстроимся, а потом ты сам расстроишься.
— Ладно тебе, — отмахнулся Арни. — Не прибедняйся. Ты прекрасно разбираешься в ценных вещах. Да и другие, уверен, тоже.
— Мы просто не очень уверены. Поэтому и решили просить у тебя помощи.
Арни скривился.
— Не вижу как могу помочь. Я же не могу составить список. Я ведь там никогда не бывал.
— Именно! В этом-то и проблема.
Арни смотрел на Дортмундера в ожидании продолжения, и когда его не последовало, спросил сам:
— Какая проблема?
— Ты никогда не видел квартиры.
— Да, — Арни пожал плечами. — И даже если парень вернется обратно в Нью-Йорк, вряд ли он пригласит меня в гости.
— Значит, тебе надо посмотреть его хату.
— Не понимаю как я могу это сделать.
Дортмундер пожал плечами и просто, словно о чем-то само собой разумеющимся, сказал:
— Ты пойдешь с нами.
— Пойду куда? — нахмурился Арни.
— В пентхаус. Ты сможешь указывать нам, что брать…
— В пентхаус? Пока вы его грабите?
— Тебе даже таскать ничего не придется, только указывать…
— Джон Дортмундер! Я даже из квартиры не выхожу! Особенно сейчас, когда я… Ты на меня посмотри! — и он ткнул себя пальцем правой руки в левую. — Я до сих пор серо-зеленого цвета!
И то верно.
— Я заметил. И он уже становится…
— Никуда он не становится! Он такой и есть! Даже если бы я любил выходить на улицу, я все равно не могу этого сделать сейчас. Да еще и участвовать в деле? Я никогда не участвую!
— Это особый случай, Арни. Просто вспомни Престона Феавезера. Те вещи, что он тебе говорил…
— Я такие вещи стараюсь не вспоминать.
— А ты вспомни. Это не просто очередная работенка для тебя, Арни. Это дело чести. И самоуважения.
— Ну…
— Ты теперь новый, Арни, и за это стоит постоять.
Арни явно задумался.
— Я даже не расстроился насчет кондиционера, — размышлял он вслух. — Я почувствовал, что это нормально сделать что-нибудь для себя.
— И был прав. Новый ты хочешь удобства достойного тебя, всего самого лучшего — ты же сам так говорил.
— Правда, так и сказал.
Он с серьезным видом осознавал нового себя.
— Так вот, — продолжал напирать Дортмундер. — Новый ты — хочет отомстить, и отомстить как следует.
Арни кивнул.
— Хочет?
— Он же не хочет прочесть в газетах: «Престон Феавезер говорит: „Слава богу они не взяли Бетховена!“».
— Это композитор.
— Не важно. Ты понял мою мысль. Новый Арни желает отомстить. Он хочет участвовать и видеть как все это закончится, а потом он желает прочесть в газетах: «Престон Феавезер говорит: „Эти парни были такими искусными! Они даже ле Корбузье взяли!“».
— Кого? — покосился на него Арни.
— Не важно, — отмахнулся Дортмундер. — Смысл тут в том, что это особое дело. Тебе надо показать этому парню что такое гордость. Он не может разговаривать с тобой в таком тоне!
— Да, не может, — согласился Арни. Его щеки даже немного порозовели.
— Ты просто раздавишь этого козла. Ты обнесешь его до нитки!
Внезапная, прежде никогда невиданная, улыбка растянула губы Арни.
— Джон Дортмундер, так в котором часу ты за мной заедешь?
38
Престон никогда не любил морские прогулки. А когда моторка летит по морю, рассекая волны, и ты лежишь на полу каюты, то это усиливает нелюбовь.
А он как раз валялся на полу каюты. Лодку вели два здоровяка, судя по акценту австралийцы или, может быть, новозеландцы. Схватив его своими мощными лапищами, они вытянули его из прогулочной лодки и столкнули по ступенькам в эту каюту под громкий издевательский смех Пэм, который до сих пор звучал в его ушах. Он влетел — под окрик «Береги башку!» — так быстро, что окружающее помещение показалось ему смазанной палитрой.
