успокоиться и совладать с собой.
– Уже всё хорошо, слышишь? – нахмурилась Эшли.
– Он уехал, Джесс, – подхватила Ари.
И стоило девочкам это сказать, как мы услышали нарастающий крик… мужской. Меня передёрнуло, потому что я слишком быстро узнала этот голос. Ведь он им столько раз шептал, хрипел, кричал и угрожал… просил прощения. Он этим голосом столько всего говорил необходимого для меня. И этот голос принадлежит Майклу Кано.
– Он что не уехал? – в ужасе и даже гневе прошипела тихо Кэлли.
Не уехал.
Его голос на мгновение стих, а после что-то словно полетело в стену. Телефон? Он выругался на таком срыве, что нас всех передёрнуло еще раз. Мои слёзы застыли в глазах, а по рукам поползли испуганные мурашки. Наследник мафии чем-то разозлён и в подтверждении этому через секунду мы услышали треск. Он что-то разломал?
– У него башня совсем поехала… – в ужасе прошептала Эшли.
– Всё, я звоню Рику, – взмолилась Кэлли.
– Нет, подожди, – я схватила её за руку. – Не нужно, прошу. Я поговорю с ним, скажу, чтобы уезжал.
Я начала подниматься и Ари попыталась меня остановить:
– Ты что, девочка, с ума сошла? Он там не в себе…
Вздохнула.
– Думаете, это впервые?
Они замялись. Ари отпустила меня и я встала с постели.
– Он не причинит мне вреда, – в этом я уверенна. Подруги недоверчиво смотрели на меня. – Ну, не физического…
– Если ты не вернёшься через пять минут, мы ворвёмся, чтобы вызволить тебя! – пообещала, почти пригрозив, Эшли.
– Я просто поговорю с ним, – заверила и вышла из комнаты.
Босыми ступнями я приближалась к его спальне. И чем ближе подходила, тем больше мата слышала. Такая ярость разливалась стенами моего дома, что я уже сомневалась… стоит ли входить в это самое пекло. И очевидно, что не стоило, потому что… открыв двери, я почти потеряла сознание, Майкл Кано на срыве выстрелил несколько раз в окно. Стекло осколками понеслось вниз, дверь за моей спиной хлопнула, а я… не могла перестать пялиться на пушку в его руках. Он всё это время хранил оружие в моём доме??
Майкл
Этой ночью я не смог сомкнуть глаз. Пялился в тёмный потолок до самого утра, словно в свою душу смотрел. После всего, что произошло… я был до хуя поражен. Реакцией Джесс? Своим поступком? Тем, как всё обернулось?
Ничего из этого.
Дело в том, что до момента, пока правда не открылась – я не считал её чем-то шибко важным. Да, конечно, я не собирался рассказывать Джессике. Ясно было сразу, что она не поймёт этого. Но это её и не касалось – так я считал. Это было мне необходимо, по моим, возможно, козлиным причинам. Я не буду отрицать. Окей, я козёл и сволочь. Я, мать твою, будущий капо ди капи. И подобное для меня… не знаю, незначительное, понимаете?
Было таким. Было, блять.
Потому что вопреки тому, что я всё наперёд понимал, что-то внутри меня всё же поразилось. Я через слёзы Джесс словно взглянул на свой поступок под другим углом. Её заплаканными глазами. И это оказалось хуёво. Девушка всё принимает близко к сердцу и… она искренна по отношению ко мне. Более того, я тоже искренен. Пускай это всё и большая игра, но даже в ней есть место для нашего честного укромного местечка. Я не лгу ей, когда целую её и делаю комплименты. Не заставляю себя находится рядом с ней, сам этого хочу. Мне с Джессикой Ди Белл… любопытно. И, наверное, приятно. Но откровенно говоря, я сильнее в этом всём, чем готов признаться сейчас. Потому что не было еще ни одной девушки в моей жизни, с которой я бы не хотел прощаться. Я не хочу её отпускать. И она единственная, не считая моей матери, кто смогла достучаться до моей совести.
Как вы знаете, я очень сильно подражаю своему деду. И когда его дочь и моя мама – Мэри Лэн, замечает это, она всегда таким взглядом на меня смотрит, словно теряет меня. В этом худшем, что я транслирую миру. Чаще всего меня раздражает, что мама пытается остановить то, что остановить невозможно. Но пока ей удаётся, пока я… не могу переступить черту. И моя слабость в том, что я не хочу видеть такой взгляд мамы. Не хочу, чтобы она чувствовала, что теряет меня или отца. Во всех смыслах. Она и так всю жизнь прожила с нами как на минном поле.
И этой ночью случилось оно самое – этот взгляд. Джессика смотрела на меня так. Смотрела и теряла. Смотрела и не хотела терять. Смотрела и выбирала терять. Никто больше в моей жизни так не смотрел на меня, кроме этих двух женщин. И несложно догадаться почему – не то, чтобы мир сильно заботится о таких, как я. В основном, людям будет легче, если такие, как я, сдохнут. Но не она, да? Ей не плевать… Она не готова, она не хочет меня терять. Джесс чувствует то, что чувствовать не должна. И, наверное, я даже должен помочь ей избавиться от этих чувств, но… они подкупают меня. Да, блять, подкупают.
Я не знаю что это. Скорее всё же эгоизм. Наслаждаться тем, на что не заслужил. Использовать то, что тебе не принадлежит. Целовать, но не давать никаких обещаний. Это мой капо ди капский эгоизм. И, наверное, именно так и поступил мой дед с моей бабушкой, когда они были молодыми. Я только сейчас увидел параллель. И да, поразился. Не то чтобы я это планировал…
Вот таким вот образом я и провёл эту ночь. В мыслях о ней. Должен был размышлять о плане, который под угрозой срыва, ведь малышка Ди Белл приказала валить нахуй. Но я так и не смог сосредоточиться на главном, продолжая ощущать её солёные слёзы на губах и трясущиеся руки, бьющие меня по лицу. Я не смог переключиться. Я каждую ёбаную секунду снова о ней…
Телефон зазвонил ранним утром. Мама. Как вовремя… Но я поднял трубку, потому что никогда не игнорирую её.
– Милый, доброе… – она почему-то осеклась. – …утро.
Да уж, оно ни хрена не доброе. Но у меня то понятно.
– Что-то случилось? – нахмурился.
– Не хотела так сразу, – мамин голос был каким-то замученным. – Может расскажешь как у тебя дела?
Хуёво, ма.
Я и не планировал рассказывать, но когда она спросила… я вдруг ощутил… что это? Кажется, это стыд. Мне стыдно рассказывать женщине, которая родила меня, какой я мудак. Хотя она
