— Ты должна быть хорошей.
— Ну да, — скорчила она гримасу.
— Я не шучу.
В отдалении прозвенел звонок, означающий, что закончился первый урок. Я не мог больше терять время, иначе все старания мамы будут напрасны. Я вышел из машины, держа в руке ключи и мобильный, и направился через стоянку к школе, надеясь, что Алона последует за мной.
— Быть хорошей? — прошипела она, выбравшись из машины. — Ты же сказал, что это никак не связано с раем, или адом, или грехами, или…
— Нет, я сказал, что все не объяснить одними этими терминами. Слишком много подводных камней, слишком много оттенков серого, если смотреть на все со стороны религий.
— Но «быть хорошей»? — Она взмахнула руками. — Это то же самое, что «относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе» и «не делай другим то, чего не хочешь, чтобы делали тебе».
— Да, но это еще и основной научный принцип, — заметил я. — Спроси у любого из научного клуба. Здесь ты прежде всего представляешь собой энергию. Когда ты позитивна, энергия прибывает к тебе, помогая оставаться тут. Негативная же энергия, выплескиваемая, когда ты говоришь о других людях умные гадости, опустошает тебя. Говоря простым языком, ты как батарейка. Будешь хорошей — произойдет перезарядка.
Алона резко остановилась.
Глянув через плечо, я увидел, что она стоит, скрестив руки на груди.
— Я — батарейка?
— Я сказал: говоря простым языком… но, да.
В ее глазах плескался вызов.
— Я не собираюсь говорить «как здорово!», когда идет дождь, что уродливые люди красивы и что мне нравится твоя футболка.
— А что не так с моей футболкой? — разозлился я.
Алона проигнорировала меня.
— Не буду, и все тут. Я слишком много лет лгала. — Ее лицо потемнело. Никогда я еще не видел ее такой.
Я вспомнил, как она напряженно застыла, когда ее мама вышла из дома, и почувствовал, как злость утихает.
— Тебе не нужно лгать. На самом деле, этого и нельзя делать. Тебе нужно быть искренней, помнишь?
Она кивнула.
— Ты только что сказала неприятные слова о моей футболке, поэтому скажи теперь что-нибудь хорошее.
Алона выгнула бровь.
— Об этой футболке? Невозможно.
Я вздохнул.
— Как хочешь. Твоя же судьба решается. Хочешь провести остаток времени…
— У тебя красивые зубы, — выпалила она.
Я вытаращился на нее.
— Что? У меня пунктик на белые ровные зубы. Ничего такого.
— Красивые зубы, — медленно повторил я.
— Я бы сказала, что у тебя красивая улыбка, но я ни разу не видела ее, — резко ответила Алона, и я, не выдержав, засмеялся.
— Не смешно, — пробормотала она, когда я согнулся от смеха пополам. От хохота даже живот заболел. Она была права. Ничего смешного в ее словах не было, но их нелепость добила меня, сняв внутреннее напряжение, не покидавшее меня со вчерашнего дня.
— Ровные белые зубы — знак хорошего здоровья, — настаивала Алона. — Они могу быть очень привлекательными. — Уголки ее губ уже изгибались в еле сдерживаемой улыбке.
— Попросил тебя сказать что-нибудь приятное, — выдавил я, пытаясь отдышаться от смеха, — и ты выбрала самое меньшее, незначительнейшее…
— Для меня это важно. — Шагнув ко мне, Алона мягко толкнула меня в плечо. Но она улыбалась. — Зубная гигиена очень важна. Кто захочет целоваться со ртом, полным кривых желтых зубов? — Ее передернуло.
Целую секунду до меня доходили ее слова.
— А кто говорит о поцелуях? — Я старался не выдать голосом волнения, но сердце в груди гулко забилось. Каждый парень о ком-то фантазирует, и к лучшему это или к худшему, а мои фантазии с шестого класса крутились вокруг Алоны Дэа.
Алона закатила глаза.
— Ой да ладно. Я образно говорила. К тому же, как ты собираешься меня целовать?
Я уязвленно расправил плечи.
— Еще никто не жаловался на мои поцелуи. Я хорошо…
Она продолжала говорить, словно не слыша меня:
— Как ты будешь выглядеть при этом? Голова наклонена, язык вытащен. — Она подняла руки, словно обнимая кого-то за шею, закрыла глаза, драматично склонила голову и поводила языком в воздухе.
Я фыркнул. Выглядела она забавно, и была права.
Алона открыла глаза.
— Так значит у тебя все-таки есть чувство юмора. Никогда бы не подумала. — Ее взгляд остановился на чем-то позади меня. — И тебе оно скоро понадобится. Проблемы, ориентир на десять часов[2]. Я чуть развернулся влево и не увидел ничего, кроме футбольного поля.
— Да нет же, — порывисто сказала Алона. — На десять. На десять часов. — Она дернула меня за плечи вправо.
— Это на два часа.
— Для тебя — да! Я имела в виду на десять часов с моей… а, неважно. Смотри. — Она нетерпеливо провела рукой по волосам.
— В этом мире время идет по часовой стрелке… — Я замолк, увидев приближающегося директора Брюстера. Под его начищенными до блеска туфлями хрустел гравий и поднимались облачка пыли. — О черт.
— А теперь послушай меня, — сказала Алона.
— Я не собираюсь перед ним лебезить, — отрезал я.
Она уперла руки в бока.
— Кто говорил о том, что нужно лебезить? И вообще, я здесь защищаю свои интересы, так что слушай сюда. — Алона глубоко вздохнула. — Он хочет, чтобы ты сказанул какую-нибудь глупость, так же, как копы хотят подловить тебя на превышении скорости.
— Эй, у меня дядя — коп, — запротестовал я.
— Пофиг. Ты понял мою мысль. У них есть разнарядка, которую нужно выполнять. У Брюстера репутация мужика, держащего в железных руках трудных подростков. Дашь ему малейшую возможность вцепиться в тебя, и он вцепится. Так что, — она дернула плечами, — не поддавайся ему.
— Это твой совет? — спросил я, подняв бровь.
— Нет, — ухмыльнулась она. — Это: «будь хорошим».
— Чего? — уставился я на нее.
— Будь хорошим.
— О нет.
— Что? Значит, мне это должно помочь, а тебе — нет? — требовательно спросила она.
— У нас разные ситуации.
— Как скажешь, — закатила она глаза. — У тебя есть выбор? Просто попробуй послушаться меня. — Она отступила, так как к нам подошел Брюстер.
— Доброе утро, директор Брюстер, — процедил я.
Он резко остановился, скользнув туфлями по гравию, и уставился на меня. Наверное потому, что я впервые заговорил с ним по собственному желанию.
— Киллиан? Что ты здесь делаешь?
— Не иронизируй, — тут же прошептала мне на ухо Алона, — и не забывай говорить «сэр». Он с этого тащится.
Я отвернулся и притворно покашлял, говоря ей:
— Мне то что, с чего он там тащится?
— А то, что он еще больше будет тащиться, вышвыривая тебя отсюда, — заметила она.
