— Конюшни у меня нет, но коновязь во дворе имеется, и сено в сарайке есть, овес найду…
Ее покатые плечи будто несли на себе тяжелую ношу, красные и потрескавшиеся от работы руки женщина стыдливо прятала в передник, синева под глазами и опухшие веки говорили о бессонных ночах. Но длинные черные волосы тем не менее были гладко зачесаны в тугие косы, а кипенно-белая рубашка хрустела пышными накрахмаленными рукавами.
От нее на Эша пахнуло безысходностью и печалью.
— Я согласен не торгуясь! — воскликнул Дарий.
Эш кивнул.
— Да, годится. Как зовут тебя? — спросил он.
Женщина просияла.
— Я Верра…
Между тем становилось все темнее.
Дом Верры оказался неподалеку от таверны — он располагался на углу, возле какой-то мастерской с запертыми на ночь дверями и окнами. С улицы он смотрелся вполне прилично, но Верра повела своих гостей через задний двор, и даже в сумерках стало ясно, что ему давно требуются умелые мужские руки. Оставив мерина у коновязи, постояльцы прошли мимо сараюшки, у которой вдоль стены выстроились вилы, лопата, лохани для стирки и мытья. Рядом с входом в дом на веревке меж двух деревьев ветер раздувал чистую простынь и еще какие-то пахнущие горьким мылом тряпочки.
Женщина торопливо отодвинула засов.
— Проходите пожалуйста, располагайтесь… — засуетилась она в кухне. Выставив на стол толстую сальную свечу, Верра сноровисто зажгла ее. Теплый уютный свет заструился по темной комнате, делая четкими очертания большого квадратного стола, выскобленного добела, грубые скамейки, покрытые плетеными ковриками. Рядом с большим очагом поднималась наверх неудобная кривая лесенка. И откуда-то из-под нее доносился скулеж и хныканье.
— Одна комната там, — торопливо махнула Верра в темный коридор в конце кухни. — А другая наверху. Я сейчас все сделаю, вы располагайтесь, отдыхайте пока… Я сейчас…
Она поспешила под лестницу и отперла низенькую дверь в чулан, и оттуда с плачем на четвереньках выполз ребенок в загаженной рубашке.
Эш изумленно вытаращился на кроху, а Верра, ловко подхватив ребенка на руки, заглянула в чулан и вытащила оттуда еще двоих обревевшихся, икающих малышей примерно годовалого возраста.
Дарий присвистнул.
— Ну дела… Ты что ж это, детей в темном чулане держишь?.. — изумленно спросил он.
— А куда я их дену, господин, — с горечью отозвалась Верра, прижимая к себе тяжелый шевелящийся сверток. — Бабка померла, а на жизнь зарабатывать как-то надо. В доме я их оставить не могу — малы еще, об лавку расшибутся или со стола кто свалится да убьется. И свечу я им там оставить не могу — сгорят ведь… Да вы не волнуйтесь, я их сейчас в сараюшку отнесу — мы там пока поживем, вас не побеспокоим…
Она бросилась со своими детьми к выходу, но Эш остановил ее.
— А ну погоди!
Верра послушно застыла на месте, низко опустив голову.
— Пожалуйста, останьтесь на ночь… — пролепетала она, всхлипнув. — Нам очень нужно… Пожалуйста, они не помешают…
— Нам и одной комнаты довольно будет, — хмуро сказал Эш, принимая решение за всех. — А ты в нижней с детьми оставайся. Еще чего не хватало — в сарае ютиться. Полмины свои ты получишь, не бойся.
— Вот еще, — буркнула Шеда. — Очень хотелось ночевать втроем в одной каморе, да еще под младенческий писк!..
— Кому не нравится — тот может дальше себе таверну искать, — неожиданно жестко ответил Эш, всматриваясь в девушку. — Только все то, что сейчас есть у тебя, а принадлежит мне, здесь оставь.
Дарий удивленно приподнял брови. Шеда выругалась себе под нос и демонстративно погромыхала по лестнице наверх.
Верра бросилась с детьми на руках в оставленную ей комнату, а Дар, хмыкнув, негромко проговорил.
— Круто ты с ней. А если бы она ушла вместе с кошельком?
— Не ушла бы, — усмехнулся Эш. — Она боится оставаться одна. Правда, я пока не понимаю, почему.
— Это все твоя стигма?.. — осторожно спросил Дарий, еще больше понизив голос.
— Да, — отозвался Эш. — Только я, похоже, пока так и не понял, как именно ею можно пользоваться и что конкретно она дает. Ну да ничего, разберусь как-нибудь, — улыбнулся он. — Очаг пока разведешь? Я пойду Полудурка расседлаю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Через час уже все трое сидели за столом. Капуста с рубленым куриным мясом густо парила в большом блюде и вкусно похрустывала на зубах.
Все еще обиженная Шеда молча жевала, не глядя на своих спутников и хозяйку. Верра нарезала толстыми ломтями хлеб и приговаривала, что завтра непременно купит на рынке что-нибудь повкуснее.
— Как ты троих-то за раз на свет родить умудрилась? — спросил Дарий, вгрызаясь в горбушку, крепко натертую солью, перцем и чесноком.
— Это, наверное, потому что их отец — одержимый, — выпалила женщина без задней мысли, и тут же испугалась сказанных слов.
— И где он теперь? — как бы не замечая ее испуга, продолжил допытываться Дар.
— Да кто ж его знает, — вздохнула женщина, откладывая нож. Присев на скамью, она принялась натирать пряной смесью следующий кусок. — Пришел, молодой и красивый… Постоял неделю и уехал. А я вот с детьми осталась… В городе говорят, по трое да на одну морду только щенки да котята родятся, а люди рождаются по одному, и каждый со своим лицом… Отец как узнал, что я понесла, чуть до смерти меня не запорол…
— А сейчас он где?
— На заработки ушел, да так и не вернулся. Год назад еще. А бабка зиму не пережила — старая уже была, упокой земля ее прах. За два дня в лихорадке сгорела, — рассказывала Верра ровным, монотонным голосом, будто что-то обыденное. — Так и осталась одна. И ладно бы, если б один ребенок — а то ведь трое! Как прокормлю, на ноги подниму — сама пока не знаю. Боюсь, не сберегу я их, как холода начнутся…
И тут снаружи раздался гулкий, протяжный удар колокола.
Ломоть хлеба вывалился у женщины из рук на подол, а с подола — на пол.
Удар колокола повторился, на этот раз громче.
Верра вскочила из-за стола, бросилась к дверям и распахнула их, впуская в дом забившийся в такт тревожный набат.
Глава 15
Набат набирал силу, и, словно подчиняясь чьей-то враждебной воле, в раскрытые двери вместе с сором и песком дыхнул резкий порыв ветра.
В воздухе запахло грозой — во всех смыслах этого слова.
— Пожар, что ли? — встревоженно спросил Дарий, поднимаясь следом за ней.
Эш попытался взглянуть на город с высоты, как это у него получилось на болотах, но в этот раз почему-то линза отказалась повиноваться.
Вот бы понять в конце-то концов, как эта проклятая стигма работает.
— Нет, это обычное, — вздохнула Верра.
И, обернувшись к своим постояльцам, пояснила:
— От границы груз пригнали, вот и созывают всех — заставные ждать не любят. А у вас в городе как-то иначе подать на жизнь собирают?..
Эш выразительно зыркнул исподлобья на Дара, но, к счастью, Верра не ждала никаких объяснений. Она деловито прошла к сараюшке, отперла скрипучую покосившуюся дверь и выкатила оттуда за толстую веревку квадратную тележку на четырех колесах.
— Я на площадь, — сказала она, возвращаясь в дом. — А вы тут оставайтесь, ужинайте да отдыхать ложитесь…
Женщина вынесла из своей комнаты одеяло, бросила его в тележку и следом вытащила детей.
— Малых-то куда тащишь? Одна-то быстрей обернешься, — резонно заметил Дарий.
— Быстрей-то быстрей, да дороже, — отозвалась Верра. — Покажу, что я — одна, и трое ртов на мне. Кто посмеет с меня полную плату требовать?
Усадив детей в тележку, она с усилием потянула за веревку.
— А вы отдыхайте, располагайтесь… Я скоро, — сдавленным от натуги голосом добавила она и потащила свой груз к воротам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Эш, поднявшись, тоже вышел на крыльцо, дожевывая свой ломоть хлеба.
— Странный налог какой-то, — сказал он, кивая на оживающую улицу.
Люди выходили из домов — кто-то спешно, кто-то — неторопливо и недовольно, ворча себе под нос. То тут, то там замелькали яркие языки факелов.
