Ответом мне был тихий смех Рауля.
— Воистину, вы не предсказуемы, мисс Дюбо. Вы удивляетесь совершенно очевидным для имперца вещам, и совершенно равнодушны к тому, что потрясло бы жителя империи до глубины души. На заре Мейденвела девушек, желающих быть представленными ко двору, было на порядок больше, чем молодых людей — многие тогда заняли выжидательную позицию, и хотели сперва понять, стоит ли связывать свое будущее с Империей. Вот тогда и было введено правило, по которому каждую дебютантку должен сопровождать спутник, и не просто спутник, а неженатый молодой человек не старше тридцати, представленный ко двору и состоящий на службе. Неважно, на какой — гражданской или военной, неважно — родственник или близкий друг семьи. Поэтому семьи, которые хотели бы ввести дочерей в свет, вынуждены были отправлять на службу Империи своих сыновей, либо платить за услугу сопровождения. В те времена этим можно было неплохо поправить свое материальное положение. А потом случился конфуз — Карл Стремительный, третий император Мейденвела, в результате контузии имел весьма плохую память на лица, и однажды перепутал придворных. Надо сказать, что оба юноши были облачены в сюртуки по последнему писку тогдашней моды, и действительно выглядели практически близнецами. Но… был большой скандал, его с трудом удалось замять, обиженные семьи пришлось щедро одарить преференциями, с тех пор даже для гражданских служб были введены обязательные мундиры — вероятность перепутать двух молодых мужчин в мундирах значительно меньше.
— Так вот почему вы в мундире! — Я не удержалась и, повернувшись к Раулю, скользнула кончиками пальцев по его груди. — Признаться, я не слишком хорошо разбираюсь в мундирах — это военный? Гражданский?
Ответить Рауль не успел — появился очередной церемониймейстер, который попросил всех занять свои места, в соответствии с номерами, нарисованными на полу. Помню, я долго не могла понять, для чего нужна небольшая карточка в форме кленового листа с отпечатанной на нем цифрой, выпавшая из конверта с программой Малого бала дебютанток. В отличие от Большого зимнего бала, который чаще называли Белым, или Весеннего бала, называемого, обычно, Зеленым, Малый осенний бал носил название Багряного, в честь мейферской разновидности кленов, листья которого окрашивались осенью в темно-красные тона.
Все заняли на свои места и церемониймейстер, хорошо поставленным голосом, провел перекличку. Убедившись, что все участники парадного выхода на месте, церемониймейстер еще раз зачитал порядок фигур танца. После этого нам кратко проинструктировали: следовать по специальной разметке, которую наносят на паркет перед выходом дебютантов; запомнить в лицо пары с номером на один больше и на один меньше; затвердить себе, что четные п ары всегда идут направо, а нечетные — налево; следить за церемониймейстером, идущим впереди; повторять то, что делает пара, идущая перед нами, и улыбаться, чтобы ни случилось. К концу этих наставлений я окончательно устала от происходящего, и просто мечтала о том, чтобы бал, наконец, начался — ожидание выматывало душу, легко вытеснив оттуда и беспокойство и страх.
А потом огромные, двустворчатые двери зала медленно и бесшумно начали открываться, в зале наступила тишина, и все замерли, ожидая указаний. Там, снаружи, грянул полонез, церемониймейстер выдохнул: «Иииии-раз», и первая четверка сделала шаг вперед. Бал начинался. Когда пара перед нами начала свое движение, мы с Раулем переглянулись, и он опять, на мгновенье, ободряюще сжал мои пальцы, а в следующий миг мы сделали шаг. Знаете, бывает иногда такое с партнером по танцам, когда ты чувствуешь его движения, как свои, и он чувствует тебя, только вот, обычно, достигается это долгими совместными тренировками — с Раулем же мы танцевали всего несколько раз. Колонна дебютантов неспешно втягивалась в огромный бальный зал, я заметила, что навстречу нам двигались еще две других, возглавляемых своими церемониймейстерами, а потом что-то случилось с моим зрением. Все вокруг превратилось в разноцветные пятна, казалось, будто я смотрю на мир из-за запотевшего стекла, и от этого он потерял и четкость, и привычные очертания.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Амели! — Тихий шепот Рауля был сердитым. — Не вздумайте упасть в обморок! Смотрите вперед, только вперед, дышите и считайте про себя шаги. И ради всего святого — доверьтесь, наконец, мне!
И я послушалась. В конце концов, почему бы не сделать так, как советует человек, у которого явно больший опыт подобных мероприятий и который также, как и ты, желает, чтобы все прошло без эксцессов? Я считала шаги, проговаривала про себя фигуры, и старательно смотрела вперед, держась за руку Рауля подобно Тесею, цеплявшемуся за нить Ариадны. Кстати, раньше мне бы и в голову не пришло сравнивать себя с героем мифа, древнего даже по меркам Изначальной — Мейфер исподволь, понемногу, вторгался в мои мысли.
Быть ведомой было… необычно? Странно? Страшно? Чувство зависимости от другого человека было мне внове — всю свою взрослую жизнь, не смотря на заботу и опеку своих родителей, я сама принимала решения. Даже то, что я уступала маме в важных для неё вещах, было моим собственным выбором. И вот сейчас кто-то другой принимал за меня решения, пусть даже они касались того, в какую сторону повернуть или в какой момент остановиться. Собственная беспомощность впервые не казалась мне чем-то постыдным, в чем ни в коем случае нельзя признаваться, чтобы не вызвать подтрунивание Старших Лисси, или, что гораздо хуже, усиление родительской опеки. Для Рауля же моя слабость казалась чем-то естественным в своей обыденности, как будто он и не ждал от меня другого поведения. И опять, как уже неоднократно бывало, погрузившись в свои мысли я словно бы выпала из реальности, очнувшись только от голоса Рауля.
Вокруг нас разбредались пары, музыка смолкла, а Рауль звал меня по имени, и, видимо, уже не в первый раз, потому что выглядел он при этом слегка обеспокоенным.
— Вам нехорошо, мисс Дюбо? — Как только в моем взгляде появилась осмысленность, Рауль снова вернулся к официальному обращению. — Возможно, Вам стоит отдохнуть в дамской комнате, у них всегда есть нюхательные соли.
— Нет-нет, мистер Файн, — улыбнулась я ему. — Со мной все в порядке, я просто немного задумалась.
Рауль ничего не ответил, лишь покачал головой, и, предложив мне руку, поспешил увести из центра зала к креслам, где нас ожидала тетушка, уже доставшая свой платочек.
— Тетушка? — Забеспокоилась я.
— Милочка, это было так прекрасно! — К моему удивлению, глаза у тетушки были действительно влажными, и я даже растерялась от этого внезапного проявления чувств. — Рауль, мальчик мой, я так признательна тебе за помощь! Не знаю, чтобы мы делали без тебя. Ксавье — просто негодный мальчишка!
— Но вы же любите его таким, — я улыбнулась тетушке, и получила в ответ лукавый взгляд.
В этот момент на балконе с оркестрантами появился Лорд- распорядитель, и все внимание оказалось приковано к нему.
— Леди и джентльмены, дамы и господа, — голос у Лорда — распорядителя оказался сильным и тренированным, и я подумала, что он легко мог привлечь внимание зала без использования техники. — Музыкальное сопровождение сегодняшнего бала осуществляет Императорский Веллингтонский филармонический оркестр. Поприветствуем лучших музыкантов империи.
Под аплодисменты гостей музыканты, одетые в строгие черные фраки и серые жилеты, слаженно поднялись и поклонились.
— За дирижерским пультом пятикратный обладатель Серебряной Ноты Натан Баренбойм!
Аплодисменты превратились в овацию, и я, привстав на носочки, жадно разглядывала местную знаменитость.
Натан Баренбойм имел весьма заурядную внешность — среднего возраста, среднего роста, с округлившейся от возраста фигурой в таком же форменном оркестровом фраке и серых брюках. Возраст не пощадил и его шевелюру — маэстро сверкал лысиной, обрамленной недлинными седыми волосами. Но как только он взял в руки палочку — все мгновенно переменилось.
Он шел между рядами музыкантов, высоко подняв палочку, и, подобно тамбур-мажору, отмахивал ей ритм. Первым вступил барабан и я улыбнулась, узнавая — это был «Марш Радецкого», шутка Штрауса-отца, способ пусть ненадолго, но объединить людей на паркете и на балконе. Маэстро Натан добрался до своего подиума, но, услышав шум за своей спиной, обернулся с возмущенным выражением лица. Погрозив мгновенно притихшему залу пальцем, он плавным движением отступил в сторону и показал на оркестр, напоминая, что сейчас главные тут музыканты. И тут же, дождавшись конца музыкальной фразы, резко взмахнул руками, сообщая залу, что пора. Зал аплодировал в такт, пока невысокий, смешной человечек, не развел руки в стороны, ладонями вниз, и чуть качнул ими, показывая, что надо остановиться. Добившись же тишины он беззвучно, но очень понятно проартикулировал: «Браво! Бра-во!», так что по залу прокатился смешок.
