При всех кардинальных внешних различиях история кубофутуризма в России поразительно напоминает судьбу русского символизма. Такое же яростное непризнание на первых порах, тот же шум при рождении (у футуристов только значительно более сильный, перераставший в скандал). Вслед за этим быстрое признание передовых слоев литературной критики, триумф, огромные надежды. Внезапный срыв и падение в пропасть в тот момент, когда казалось, что перед ним открылись небывалые доселе в русской поэзии возможности и горизонты.
Исследуя футуризм на заре его зарождения, Николай Гумилев писал: “Мы присутствуем при новом вторжении варваров, сильных своею талантливостью и ужасных своею небрезгливостью. Только будущее покажет, “германцы” ли это, или… гунны, от которых не останется и следа”.[156]
Что ж, сегодня, по прошествии почти столетия, можно с уверенностью сказать, что искусство многих “будетлян” выдержало испытание временем.
Давид Бурлюк
(1882–1967)
Давид Давидович Бурлюк, “лучший художник среди поэтов и лучший поэт среди художников”, как он сам себя рекомендовал, был на самом деле лучшим продюсером начала XX века. Начинал Бурлюк как художник, даже участвовал в знаменитой выставке “Бубновый валет” (декабрь 1910) и в дальнейшем являлся активным членом одноименного художественного общества. Тогда же Бурлюк принял участие в первых поэтических альманахах – “Студия импрессионистов” и “Садок судей”, которые явились началом русского футуризма.
Он же, как принято сейчас говорить, “раскрутил” успешный проект под названием “Гилея”, объединив вокруг себя группу поэтов и художников, названных впоследствии кубофутуристами. Главной “звездой” Бурлюка стал Маяковский, которого, по словам Шершеневича, “он поднес на блюде публике, разжевал и положил в рот. Он был хорошим поваром футуризма и умел “вкусно подать” поэта”.[157] Именно его скандальная фигура в глазах общественности стала воплощением сущности футуризма.
В 1918 г. Бурлюк покинул Москву, гастролировал по городам Сибири и Дальнего Востока, пропагандируя творчество футуристов. В 1920 г. уехал в Японию, а оттуда в 1922-м – на постоянное жительство в США.
* * *
Ор. 30.
Внизу журчит источник светлый,Вверху опасная стезя,Созвездия вздымают метлы,Над тихой пропастью скользя.Мы все приникли к коромысламПод блеском ясной синевы,Не уклоняяся от смыслаИ Я, и ТЫ, и МЫ, и Вы.
1908 * * *
Ор. 8.
Шестиэтажный возносился домЧернели окна скучными рядамиИ ни одно не вспыхнуло цветкомЗвуча знакомыми следами.О сколько взглядов пронизало ночьИ бросилось из верхних этажей.Безумную оплакавшие дочьПод стук не спящих сторожей.Дышавшая на свежей высотеГлядя в окно под неизвестной крышейСколь ныне чище ты и жертвенно святейУпавши вниз ты вознеслася выше.[158]
(1910) * * *
Ор. 9.
Немая ночь людей не слышноВ пространствах царствие зимы.Здесь вьюга наметает пышноГробницы белые средь тьмыГде фонари где с лязгом шумнымСкользят кошмарно поездаТвой взгляд казался камнем луннымОн как погасшая звезда.Как глубоко под черным снегомПрекрасный труп похоронён.Промчись промчись же шумным бегомВ пар увиясь со всех сторон.
(1910) Праздно голубой
Зеленый дух, метнул как смело каменьВ глубь озера, где спали зеркала,Взгляни теперь, как ярый вспыхнул пламень,Где тусклая гнездилась мгла.Как бессердечен ты, во мне проснулась жалостьК виденьям вод, разрушенным тобой.Тебя сей миг сдержать хотелось малостьНад бездной праздно голубой.
(1910) Лето
Ленивой лани ласки лепестковЛюбви лучей лукаЛисток летит лиловый лягуновЛазурь легкаЛомаются летуньи листокрылыЛепечут ЛОПАРИ ЛАЗОРЕВЫЕ ЛУНЛилейные лукавствуют леилыЛепотствует ленивый лгунЛиван лысейший летний ларь ломаяЛитавры лозами лить лапы левизнуЛог лексикон лак люди лаяЛюбовь лавины = латы льну.
1911 * * *
Поля черны, поля темныВлеки влеки шипящим паром.Прижмись доскам гробовым нарам —Часы протяжны и грустны.
Какой угрюмый полустанок —Проклятый остров средь морей,Несчастный каторжник приманок,Бегущий зоркости дверей.
Плывет коптящий стеарин,Вокруг безмерная Россия,Необозначенный МессияЕще не созданных годин.
1912 * * *
Ор. 59.
Корпи писец хитри лабазникВаш проклят мерзостный уделТопчи венец мой-безобразникЧто онаглел у сытых дел
Я всё запомню непреклонноИ может быть когда нибудьСтилет отплаты пораженнойВонзит вам каменную грудь
(1913) «Копья весны»
Ор. 68.
Звени пчела порхая над цветамиЖизнь тяжела – построена не намиПроклятый труд гнетет нас с колыбелиОдни умрут другие вновь запелиПрискучили слова озлоблены напевыИ терпим мы едва призыв трескучей девыЗвени пчела трудяся с колыбелиЖизнь тяжела объятиях метели
(1913) И. А. Р.[159]
Ор. 75.
Каждый молод молод молодВ животе чертовский голодТак идите же за мной…За моей спинойЯ бросаю гордый кличЭтот краткий спич!Будем кушать камни травыСладость горечь и отравыБудем лопать пустотуГлубину и высотуПтиц, зверей, чудовищ, рыб,Ветер, глины, соль и зыбь!Каждый молод молод молодВ животе чертовский голодВсе что встретим на путиМожет в пищу нам идти.
(1913) * * *
Закат маляр широкой кистьюНебрежно выкрасил домаНе побуждаемый корыстьюТрудолюбивый не весьмаИ краска эта так непрочнаОна слиняла и сошлаЛишь маляра стезя порочнаК забавам хмельным увела
(1913) * * *
Солнцу светить ведь не лень,Ветру свистеть незадача,Веточку выбросит пень,Море жемчужину, плача.Мне же не жалко часов,Я не лишуся охотыВечно разыскивать словДружно шагающих роты…
(1914) * * *
Ушел и бросил беглый взглядНеуловимого значенья,И смутно окрылился задИм зарожденного влеченья,Проткнулась тощая стезяИ заколдованные злакиЛишь рвутся следом, егозя,Воспоминанья раки.
(1914) * * *
Звуки на а широки и просторны,Звуки на и высоки и проворны,Звуки на у, как пустая труба,Звуки на о, как округлость горба,Звуки на е, как приплюснутость мель,Гласных семейство смеясь просмотрел.
(1915) * * *
Кинулся – камни, а щелях живут скорпионы…Бросился бездну, а зубы проворной акулы…Скрыться высотах? – разбойников хищных аулы.Всюду таится Дух Гибели вечнобессонной!
(1916)
Василий Каменский
