Сашка с Аленой выжидающе смотрели на Давида, и тот продолжил:
— Анестезиолог навел справки, что фельдшер уже действительно на том свете, и рассказал, что в ту ночь тот был немного пьян, принял ребенка, сказал, что малыш мертв, записал это в журнал какой-то, а потом ребенок оказался жив и фельдшер долго разруливал эту ситуацию.
— Тогда зачем тебе в Штаты лететь? Ты же все уже узнал, — не поняла Алена.
— В ту ночь с фельдшером работала медсестра, вот она все-все знает. Очень надеюсь, что она скажет, куда распределили мальчика или, возможно, его сразу усыновил кто-то, потому что я найти его не могу, а бумаги, как я уже понял, все левые, подделанные. В Штаты эта медсестричка переехала пару лет назад, замуж вышла, по специальности не работает, так что, думаю, она мне все расскажет. По телефону такие вопросы не решаются, так что смотаюсь в Майами на денек.
У Давида зазвонил телефон, он приложил его к уху, а потом тяжело вздохнул и поднял глаза к потолку:
— Варя! Пожалуйста, не доводи меня до греха, не дай мне тебя убить! — и раздраженно отключил телефон.
Алена рассмеялась:
— Ну, Дав, чего ты так грубо? Девочка, может, действительно в тебя влюбилась.
— Угу, — Давид ковырнул ложкой тирамису и отправил в рот. — Как вкусно!
— И за что это тебе на старости лет? — Сашка тоже решил его подколоть.
— Заслужил, наверное, — хихикнул Давид, — это моя кара. Мое наказание!
— Неправда, — возразила Алена. — Любовь — это всегда подарок Бога…
Давид перебил ее:
— Который выглядит как бомба замедленного действия.
— Перестань! Любовь — это счастье. Да ты и сам это знаешь!
Мужчина улыбнулся, вздохнул, а сам подумал: «Счастье? Если только чужое!»
Время скорбеть
Близнецы уже давно не ночевали в родном доме. И с одной стороны Алена была рада, что они стали совсем самостоятельными и строили свою жизнь без нее, но с другой она чувствовала, что не все у них гладко, и эта девица, которая вчера не давала прохода Давиду, многое для них значит.
Ее грустные мысли прервал звонок в дверь. На пороге были Даша с Настей. Дочь вручила бабушке внучку, а сама помчалась «по делам».
— По каким таким делам? — спросил Сашка маму за завтраком.
— Я лучше промолчу…
— У тебя есть секреты от меня? — Сашка посадил Настю рядом с собой и пытался накормить.
Девочка строила глазки, кокетничала, и только с уговорами «за маму и папу» открывала рот.
Алена налила в детскую бутылочку сок и протянула внучке.
— Нет, родной, это догадки.
— Не поделишься?
— А вдруг я ошибаюсь? Зачем наговаривать на родную дочь?
Сашка ухмыльнулся, вытер салфеткой Настеньку, которая измазалась кашей, и сказал:
— Подозреваешь, что она изменяет Артему?
Алена промолчала.
— Если честно, я тоже так думаю. Недели три назад я заметил на ее шее засос. Это когда Артем уже месяц как был в Чите. Не рассказал тебе, потому что не хотел расстраивать… а сейчас думаю — может, пока не поздно, вмешаться?
— Как именно вмешаться? Рассказать Артему? Пригрозить ей, что расскажем ему? К сожалению, у нее сейчас такой возраст, когда она думает, что самая умная на свете, и другого мнения даже слышать не хочет. Я пробовала с ней поговорить. Мне была велено не совать нос в ее личную жизнь, ведь она уже не девочка, а взрослая женщина… — Алена замолчала, но Сашка договорил за нее:
— …без мозгов. Пока еще без мозгов… Эх, надеюсь они скоро придут.
— Ня! — Настя протянула бутылочку бабушке.
— Спасибо, моя хорошая. Ты поела? Идем к няне? Бабушке надо уходить, — Алена протянула руки, чтобы взять внучку, но малышка вывернулась и повисла на шее дяди.
— Неть!
Сашка засмеялся, а Алена устало произнесла:
— Не любит она эту няню. Понимаю, что со мной ей лучше, чем с чужой женщиной, но я думала привыкнет, а она уже пятый день плачет, не хочет с ней оставаться. А у меня столько дел, и к Али, и в салон заглянуть надо и в магазин заскочить.
— Давай я на работу возьму, там если что, секретарша наша присмотрит. У меня всего две встречи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Нет. Попробуем еще сегодня с няней. А завтра решим.
Утром к Алевтине в больницу пришла Вера, немного брезгливо посмотрела на нее и спросила:
— А отец ребенка хоть знает обо всем этом? — она обвела руками палату.
— Знает.
— А то мне Сашка вчера позвонил, сказал, что ты на сохранении, а для меня это как обухом по голове было… Ты? И беременна? Когда успела, тихоня?
— Дурное дело не хитрое… — вздохнула Алевтина.
— И что отец ребенка? Замуж тебя не зовет?
Алевтина не знала, как ответить на этот вопрос. Пару месяцев назад она утверждала, что они с Сашкой только друзья, а теперь окажется, что он отец ее ребенка? Странно. Но обманывать или скрывать очевидное она тоже не собиралась.
— У нас с Сашкой немного странные отношения… мы решили все силы сосредоточить на ребенке… пока что…
— В смысле? — Вера уперла руки в боки.
Алевтина молчала, только смущенно отвела глаза.
— Что ты имеешь в виду под странными отношениями? Ты с ним спишь? Это его ребенок? — она была возмущена, даже не на шутку рассержена. — Ты же сказала, что вы — друзья!
— Да. Но до того как мы решили стать просто друзьями, у нас были отношения. Вот они и закончились… беременностью…
— Ну ты даешь! — негодующе произнесла Вера. — И что мне теперь делать?
Алевтина удивленно посмотрела на нее.
— С Сашкой что мне делать? — спросила Вера, а потом сама приняла решение. — Хочешь ты или нет, но я буду за него бороться. Он уже почти мой. Осталось всего ничего. И, между прочим, твоя беременность никак не изменила его отношение ко мне. Он вчера опять до отвала заполнил наш холодильник и обещал на выходные сходить в театр со мной и девочками.
— Ну вот и хорошо, — Алевтина попыталась улыбнуться.
— Да. А ты тут давай поправляйся! Не скучай! Приеду к тебе уже в понедельник. Что-то принести? Фрукты? Шоколад? Я когда Ксюшей беременна была, шоколад тоннами ела! — Вера театрально закатила глаза.
— Нет, спасибо, у меня нет аппетита.
— Ладно, тогда не кисни. Все, пока!
Вслед за Верой к Алевтине пришла Алена. Она сразу заметила, что девушка расстроена.
— Что-то случилось? Ты плохо себя чувствуешь?
— Нет, Елена Павловна, все хорошо, спасибо.
— Скажи мне, что ты решила по поводу работы? Будешь оформлять больничный?
— Да, наверное… я уже сообщила им, что надолго застряла тут. Надеюсь, что я смогу чуть позже оформить декрет…
Алена присела на стул рядом с кроватью и, чуть смущаясь, спросила у девушки:
— Скажи мне… если, конечно, захочешь говорить на эту тему… Свою специальность ты выбрала специально? Я имею в виду, ты именно об этом мечтала и поэтому пошла в патологоанатомы?
Этот вопрос Алена не раз задавала самой себе: эта профессия имела такой жуткий шлейф таинственности, что ей непременно хотелось разобраться, почему люди выбирают это направление? Ведь каждый день видеть смерть и не тронуться умом не так просто. У этих людей должна быть или железная психика, или сильный характер, или может, даже признаки психического расстройства.
Алевтина ответила сразу, даже сама себе удивилась, что решилась заговорить на эту тему. Просто с Еленой Павловной ей было легко. Особенно ярок был контраст после разговора с Верой, которая лоббировала только свои интересы. Мать Сашки же искренне переживала за несостоявшуюся невестку, и это было заметно.
— Я всегда мечтала лечить детей. И хотела стать педиатром.
— Почему же ты изменила своей мечте?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Алевтина вздохнула, нахмурилась, но все же ответила:
— Я тогда, девять лет назад, в роддоме… — ей было сложно говорить об этом, по щекам полились слезы, но она смахнула их рукавом байкового халата, и попыталась успокоиться.
Алена взяла ее за руку и чуть сжала пальцы в знак поддержки.
