Племена, живущие в Чинских горах (северо-запад Мьянмы), размещали головы на шестах за пределами деревни, поскольку испытывали страх, что духи мертвых будут преследовать деревню и ее жителей, если головы будут храниться внутри поселения.
Охота за головами велась как способами, которые условно можно назвать рыцарскими, так и абсолютно вероломными методами. Так, во время конфликтов племен Торресова пролива один воин мог сражаться только с одним противником, а потому победа и череп убитого принадлежали только ему.
У восточно-африканского племени батока древняя воинская традиция переросла в нечто иное. Чтобы угодить своему вождю, туземец выслеживал и обезглавливал иноплеменника в глухом безлюдном месте, и такая голова также считалась трофеем. Различные вожди соревновались друг с другом — у кого из них в общинах больше черепов-трофеев. При этом жертвами нередко становились даже беззащитные женщины и дети. Варварский азарт доходил до того, что черепа становились предметом купли-продажи.
В результате ведения подобных войн на грани уничтожения оказались целые народы и племена.
По мнению немецкого этнографа Лео Фробениуса, культ охоты за черепами, возможно, первоначально заключал в себе высокую идею заботы об умерших родственниках, но в дальнейшем это сомнительное «рыцарство» выродилось в страсть к убийствам и послужило поводом к истреблению множества людей.
В мифологии древних индоевропейцев символизм мертвой головы приобретает еще более широкое значение, превращаясь в один из важных атрибутов сотворения Вселенной.
По мнению исследователя Ю. Шилова, изготовление сосуда для ритуального напитка из головы врага — сугубо индоевропейский обычай, известный со времен неолита{393}. Он засвидетельствован в эддическую эпоху у скандинавов{394}.
Существует косвенное свидетельство путешественника Ибн Фадлана о том, что по рассечении тела жертвенного животного его голова вывешивалась на кол в ограде капища{395}.
Сходные по значению обряды повторяются у разных народов. Жертвоприношение такого рода символически воспроизводит творение Вселенной из жертвы Первосущества. Голова (череп), символизирующая небо, укрепляется на дереве, шесте, копье — символах axis mundi. Миф о творении-жертве мы находим у евразийских народов — от Исландии (Имир) до Китая (Пань Гу){396}. Обычай зафиксирован также среди индоевропейцев-фракийцев, семитов-ассирийцев, финноугров-удмуртов. Уподобление же поверженного противника жертвенному животному встречается еще в гимнах Ригвсды («жертвенным животным лежит тот, кто мнил себя мудрым», VII, 18, 8).
Наиболее полное соответствие обряду мы находим у балтийских славян: епископа Иоанна Мекленбургского в XI в. разрубили на части, а голову на копье принесли в языческий храм{397}.
У скандинавов в историческое время мы почти не находим следов такого рода обрядов, хотя все предпосылки для него в виде мифа о Творении-Жертве и небе — голове Жертвы («небом стал череп холодного турса»), существуют{398}. Между тем магические обряды в их среде оказались очень устойчивы: на гравюре к сочинению Олауса Магнуса в 1555 году изображены колдун и ведьма, вызывающие губящий корабли шторм на море. В руках у колдуна шест с черепом животного, обращенным на гибнущие суда{399}.
У норманнов такая форма человеческого жертвоприношения не зафиксирована. Голова животного на шесте появляется в источниках эпохи викингов единственный раз — в ритуале наведения порчи{400}.
Сложнее реконструировать семантику человеческой жертвы Тору, описанной Дудоном Квинтилианским: череп жертвы разбивается ударом бычьего ярма, а кровью из рассеченного горла окропляют головы участников обряда{401}. Очевидно, что она не имеет с вышеуказанным обрядом жертвенной головы (черепом) ничего общего. Заметную роль охоты за черепами в культе язычников-славян подтверждают и археологические источники{402}, и письменные («Голов желает наш Прилегала», Послание епископа Адельгота (1108){403}. Культ головы (черепа) жертвы у самых разных славянских народов находит также подтверждение в данных этнографии. При этом оберегом служит голова животного на шесте или укрепленная над оградой жилища{404}. В источниках отмечена «охота за черепами» родственных славянам западных балтов, семигалов. После удачной засады на возвращавшихся из похода на эстонцев литвинов семигалы увезли с поля боя полные сани отрубленных голов вражеских воинов и их эстонских пленных{405}.
Череп жертвы, из которого изготавливалась чаша, ритуально отождествлялся с небом — источником всяческих благ и вместилищем богов. Таким образом, испивавший из ритуальной чаши-черепа приобщался благодати неба и высшего мира.
В воинских обрядах кельтов культу человеческого черепа отводилось центральное место. Черепа не только вывешивались у входа в святилище, но и служили в качестве украшения жилищ. Число подвешенных черепов на поясе кельтского воина было своеобразным показателем его доблести. Череп считался не только символом победы над врагом, но также средством защиты победителя от воздействия потусторонних сил. Согласно поверьям кельтов, мистическая сила, заключенная в голове, продолжает и после смерти побежденного служить его победителю. Часто черепа оправлялись в золото или серебро и из них делались сосуды для питья{406}.
Кельтские всадники шли в бой, прикрепив головы на копья и упряжь лошадей. Когда вождь кельтов убивал предводителя вражеского войска, он отрезал ему голову и преподносил ее храму. Позже череп использовался как священный кубок в различных ритуалах{407}. Так, например, кельтское племя боев участвовало в боях под командованием Ганнибала во Второй Пунической войне, где во время лесной засады были разгромлены легионы римского полководца Луция Постумия Альбина, а он сам убит. Доспехи именитого поверженного врага была с торжеством внесены в храм, а его череп оправлен в золото и использовался как жертвенная чаша при различных ритуальных действиях, о чем свидетельствует римский историк Тит Ливий{408}.
Смертельно раненному соратнику кельты также отрубали голову, чтобы он не попал в руки врага. Головы менее знатных врагов прибивались на жилищах, как это делают охотники с головами убитых животных. Между тем черепа проявивших в бою воинскую доблесть вываривались в масле и бережно хранились в сундуках.
Юноша подвергался обрядам инициации только тогда, когда добывал первый кровавый трофей в виде головы врага (им мог быть даже кельт из другого, враждебного клана), доказав этим, что он уже созрел для воинской деятельности. В кельтской иконографии часто встречается мотив «спящей головы» или маски умершего с закрытыми глазами, полуоткрытыми устами и застывшей усмешкой. Эти маски обнаружены на мечах и украшениях, и археологи считали еще недавно, что, подобно маскам Медузы в эллинской иконографии, они должны были беречь владельца от «дурного глаза». Современные исследователи пришли к выводу, что значение кельтских масок было гораздо шире — они связаны с обрядами инициации, во время которых добытую юношей голову врага препарировали, чтобы поместить се в специальный ящик, устанавливаемый в доме или святилище. Так, во Франции в санктуариях обнаружены три таких ящика с препарированными черепами{409}.
Воинские обряды кельтов имели прямые аналогии с обрядами славян, римлян, а также древнегреческих ахейцев и народов Индии. С культом черепов у кельтов, как у скифов и других племен, был связан и обрядовый каннибализм.
Между тем культ черепа не был общим для всех арийских народов и племен. Так, например, древние славяне относились к нему весьма отрицательно, что во многом было обусловлено враждой с племенем сарматов. На протяжении с I но III в. н.э. в обычаях этого воинственного соседа было вывешивать черепа поверженных врагов на кольях своих заборов и жилищ. И это при том, что женщины в племени выполняли заметную роль и нередко становились вождями и жрицами.
Некоторые британские ученые, анализируя археологические находки II века новой эры, пришли к выводу, что сами римляне, подобно кельтам, практиковали в Древней Британии человеческие жертвоприношения и охоту за черепами. Так, было найдено десять скелетов, относящихся ко времени оккупации Британии римлянами и носящих следы насильственной смерти, с последующим отделением головы. Черепа лежали возле стоп скелетов, между ног или были пристроены сводами книзу на плечах. Приписывание этих обрядов римлянам делается на том основании, что якобы эти находки были сделаны на территории храмов, посвященных римским богам. Однако в данном случае речь, по всей видимости, идет не о римской «кровожадности», а о перенесении коренным населением Британии местных культовых практик на религиозные формы завоевателей, чье культурное влияние неоспоримо. В данном случае следует учитывать и другой фактор. На всем протяжении человеческой истории воины, в силу близости к смерти на войне, так или иначе проявляли интерес к ее символам. Однако это обстоятельство ещё не подразумевает постоянное использование черепа в воинских ритуалах или в геральдике римских легионеров. Поэтому мнение о том, что римские легионы в годы правления императора Трояна были привержены культу охоты за черепами или практиковали человеческие жертвоприношения следует считать весьма спорным.
