Львов появился на следующий день и охренел от увиденного. Конспиративная квартира секретного подразделения главного жандармского управления Российской империи превратилась в бивак инсургентов. На кухне что-то постоянно шкворчало и булькало, оттуда истекал устойчивый запах готовящейся пищи. По лестнице, ведущей в верхнюю комнату, то и дело сновали крепкие молодые парни. Они, правда, старались не привлекать к себе внимания, дефилируя исключительно между верхней комнатой и туалетом, зато делали это с подозрительным постоянством. И мне кажется, я разгадал причину этого хождения. Хлопцы впервые в жизни увидели тёплый клозет. Я вспомнил, как сам впервые опробовав эскалатор катался по нему до посинения.
Полковник смотрел на меня круглыми от изумления глазами, и я поспешил провести его в кабинет, где уже находился Глеб.
— Познакомьтесь, Пётр Евгеньевич, — голосом телевизионного шоумена воскликнул я. — Это тот самый Глеб Васильевич Абрамов о котором писал в своей реляции несправедливо опороченный ротмистр Кольцов, а столь поразившие вас личности из верхней комнаты – бойцы его отряда.
Полковник обменялся с Глебом рукопожатием, потом неожиданно попросил:
— Покажите карабин!
Глеб удивлённо посмотрел на меня – я лишь пожал плечами – и покинул кабинет. Вернулся, держа в руках карабин. Львов осмотрел оружие, прочитал название «Тигръ», покачал головой, потом неожиданно спросил:
— У вас лупа есть?
Я достал из ящика стола лупу. Львов долго изучал с её помощью год выпуска карабина. Потом отложил лупу, вернул оружие Глебу и как-то потерянно произнёс:
— И всё-таки 1994…
— Вы до сих пор сомневаетесь? — спросил я.
Львов не ответил, только как-то неопределённо подёрнул плечами. Чтобы вывести его из прострации я решил сменить тему.
— Пётр Евгеньевич, почему вы ничего не сообщили мне о том, что внесли поправки в дело группы Седого?
— Просто не успел. Впрочем, и вы не успели сообщить мне о встрече с Савинковым.
— Но вы, тем не менее, об этом узнали?
— Как и вы о том, что в дело террористической группы внесены изменения. — Такой диалог вёл в никуда и полковник, видимо, понял это. — Впрочем, я готов объясниться. О вашей встрече с Савинковым я узнал из рапорта офицера, руководившего облавой на «Привал комедиантов». Там указано, что караулившие один из выходов жандармы были необъяснимым образом приведены в беспамятство, как и крутившийся подле дворник. Я тут же догадался, чьих это рук дело. Никто кроме Ведьмы не проделал бы этого столь изящно. — Полковник не обратил внимания на самодовольную улыбку Глеба. — Догадаться об остальном, согласитесь, было нетрудно. Я понял, что вы вышли на руководство эсеров. И ещё я понял, что они будут проверять подлинность вашей легенды. Я решил вам подыграть. Внёс нужные изменения в дело и позволил ознакомиться с ним информатору эсеров.
— Так вы знали, что в дело заглядывал посторонний?
— Разумеется, — пожал плечами Львов. — Иначе, он никогда бы туда не заглянул. Помимо этого я допустил утечку ещё кое-какой информации касающейся пребывания Войновского в Петрограде.
Мне стало стыдно. Я ведь подумал о полковнике плохое. Львов усмехнулся, видимо всё прочитав с моего лица. Мы немного помолчали, каждый о своём, потом полковник сказал:
— Вы не спросите, почему мы, — я имею в виду жандармов – зная имя предателя, терпим его в своих рядах?
Был ли этот вопрос ещё одной проверкой или Львов давал мне шанс реабилитироваться – не знаю, но ответил я довольно уверено:
— Тут как раз всё ясно. Зная предателя можно держать его под контролем, сливая через него строго дозируемую информацию или дезинформацию.
— Если бы все в жандармском управлении рассуждали как вы, — вздохнул Львов. — А то, чтобы получить санкцию на работу с этим выродком, моему коллеге пришлось обратиться к самому Джунковскому.
— Вы сказали «выродок», — вмешался в разговор Глеб. — Я так понимаю, что «крот» работает не за идею?
— Вы сказали «крот»? — перепросил полковник.
— Так в нашем времени называют сотрудника спецслужб, сотрудничающего с противником, — пояснил я.
— Очень интересно, — пробормотал полковник, потом повернулся к Глебу. — Какие там идеи. Мерзавец работает исключительно за деньги!
— Пётр Евгеньевич, — обратил я внимание полковника на себя, — у нас к вам будет несколько… просьб.
Львов обратил внимание на то, что я промешкал с формулировкой и беззлобно заметил:
— Да будет вам, «просьб», говорите прямо: поручений!
— В следующий раз непременно так и поступлю, — заверил его я. — А теперь к делу. Глеб приехал в Петроград с легендой, что у него тут есть явка. Вы не могли бы подсказать имя недавно умершего эсдека, не обязательно большевика, к которому такая явка могла быть?
— Постараюсь помочь, — заверил полковник. — Что-нибудь ещё?
— Да. Не могли бы вы посоветовать, где нам разместить бойцов Глеба? Долго держать их в этой квартире, сами понимаете, неразумно.
— Подумаю и над этим, — сказал полковник.
— Тогда, это пока всё.
Попрощавшись с Глебом, полковник направился в прихожую, я пошёл за ним. Уже надев пальто Львов вдруг на секунду замер, потом решительно полез в карман и извлёк оттуда ключ.
— Вот, — сказал он, — протягивая ключ мне. — Это ключ от квартиры моего молочного брата. Когда он умер, квартира досталась мне, поскольку других наследников у брата не оказалось. Там всё очень скромно, брат не был богатым человеком, но для размещения ваших людей вполне подойдёт. Это недалеко, на Крюковом канале. Дайте на чём записать адрес.
— Вы, верно, придерживали эту квартиру для себя, — спросил я, глядя, как он водит карандашом по бумаге.
Львов протянул мне листок и карандаш.
— Чего уж теперь… — ответил он с чуть грустной улыбкой и исчез за дверью.
ГЛЕБА полковник молодец, сработал оперативно. Мы с Макарычем на следующий день после разговора со Львовым определили ребят по новому месту расположения. Вернулись где-то после обеда. Ольга – не могу на неё налюбоваться – сразу сообщила, что звонил Львов, нами интересовался, вечером обещал приехать. Меня кто за язык дёрнул сказать: «Что-то часто полковник сюда захаживает. Интересно, кто ему тут так приглянулся?» Шутка получилась довольно тупой. Ольга сразу надулась и ушла на кухню, а Макарыч неодобрительно покачал головой: «Зря ты так. Львов никогда не приезжает без дела. А чтобы два дня подряд, так вообще впервые. Так что если кто ему здесь и приглянулся, так это ты. В смысле, что узнал он, о чём мы просили». И как в воду глядел. Полковник действительно нашёл для меня квартиру, куда мне могли дать явку. Хозяин её был из породы тихих революционеров. На митинги не ходил, в споры не встревал. Зато охотно предоставлял свою жилплощадь под эсдековские нужды. Кому что передать или слово верное сказать, а то и приютить на день-другой. Такой вот значит борец с самодержавием. Был. Умер не так давно, так же тихо, как и жил. А ведь, глядишь, и назовут потом улицу его именем. А может так и надо? Ещё Львов сказал, что засветил явку перед жандармами тайный агент, который и сейчас орудует в среде большевиков, и даже, вроде как, входит в состав их Петроградского комитета. Мы с Макарычем тем же вечером смотались с этой новостью до Ерша. У того аж челюсти свело. «Прав полковник. Я ведь и сам помню, что был такой провокатор, но фамилию его, убей, забыл! Эх, мой бы архив сюда». Макарыч его успокоил: «Ничего, — говорит, — скоро в твоё распоряжение поступит архив всего Охранного отделения». Ёрш удивился: «Так ведь он сгорел?» Макарыч смеётся: «Когда, дурья башка?» Ёрш смутился. «Ну да, ещё не сгорел. Всё никак не могу привыкнуть» – «И теперь уже не сгорит, — авторитетно заявил Макарыч. — Уж мы об этом позаботимся!» – «А фамилию его или кличку полковник не называл?» – Ёрш прямо-таки зациклился на этом отморозке. «Нет, не называл, это же не его агент, — ответил Макарыч. — Да и плюнь ты на этого гада. Что он теперь успеет?» – «Янковский», — сказал Ёрш. «Что, Янковский?» – удивился Макарыч. «Вспомнил я кличку агента: Янковский, как фамилия артиста». — «И что это тебе даёт?» – спросил Макарыч. «Да, собственно, ничего», — пожал плечами Ёрш. «Ну и забей!» – подытожил я.
* * *
Иду по 11-й линии Васильевского острова, смотрю номера домов. Тот, что мне нужен, уже совсем близко. Параллельно мне, но по 10-й линии идёт Иван, один из бойцов моего отряда. Где-то сзади Ольга. Львов предупредил, что по неподтверждённым данным в квартире, которая после смерти хозяина осталась пустой, — без родни жил горемыка – может оказаться кто-то из большевиков. Вот мы и приняли все меры предосторожности. В подъезд вхожу один, стучу в дверь. Открывает молодой парень. Осторожно интересуюсь:
— Мне бы Митрофана Игнатьевича Смолянинова увидеть.
