– Ладно, сами дойдем, – пробормотал Генри, шагнул вперед – и нога у него вдруг провалилась вниз.
От неожиданности он упал вперед. Руки сразу продавили тонкую, рыхлую почву насквозь, а под ней… Под ней была пустота. Генри рванулся обратно, и земля там, где он только что был, осыпалась. Он хватался за край ямы, но земля сползала вниз только сильнее, и он барахтался среди комьев почвы и сухой хвои, проваливаясь все глубже.
Раздался треск: елка, стоявшая рядом, пошатнулась и упала, тоже лишившись опоры. Генри едва успел дернуться в сторону. Его обдало иголками, но не задело, земля вокруг вздрогнула и начала осыпаться быстрее. Деревья, которые ель зацепила на своем пути, зашатались и стали валиться друг на друга. Они падали так легко, словно были посажены в золу, вокруг все трещало, земля ползла в ямы, и Генри, до боли закусив губу, велел себе успокоиться. Толстенная ель неподалеку пока стояла, и он, барахтаясь и увязая в рассыпчатой земле, подобрался ближе и ухватился за корни. Ель заскрипела и начала крениться, Генри вскарабкался на ствол так, чтобы его не придавило, и тут дерево ухнуло вниз.
Все получилось так, как он рассчитал, – дерево было такое большое, что не провалилось в расползающиеся ямы, а упало верхушкой на клочок твердой земли, легло крепко, как мост. Генри полежал пару секунд, прижимаясь лицом к коре – от удара все мысли будто выбило из головы, – и тут ветки рядом с его лицом заходили ходуном, и среди них показалась рыжая голова Джетта. Тот с ошалевшим видом перебрался на ствол, лег, обхватив его руками, и притих.
Ель поблизости закачалась, но не упала, в очередную яму с шорохом сползло немного хвои. Земля вздрогнула и замерла, древесный треск постепенно стихал. Генри осторожно сел, положив ладони на ствол и спустив ноги в пустоту. Лес выглядел так, будто его повалило бурей. С землей в этом месте явно было что-то не так: непрочная, сухая, как пыль.
– Ого, – выдавил он, глядя вниз, на торчащие повсюду вывороченные корни.
– Всё, мы покойники. В списке мест, куда я меньше всего хотел бы попасть, это – в первой тройке, – выдавил Джетт, не отрывая взгляда от уходящей глубоко вниз ямы под ними. – Но есть и хорошая новость – Пропасти близко.
– С чего ты взял? – спросил Генри, озираясь. Он пытался высмотреть вокруг хоть пару клочков твердой, надежной земли.
– Мама мне рассказывала: на окраине лесов, которые выходят к Пропастям, кое-где земля слабая, тонкая, как… как слой глазури на торте, – еле шевеля побелевшими губами, бормотал Джетт, не обращая внимания на то, что Генри вытащил нож и лихорадочно отпиливает ближайшую ветку. – Держится, пока по ней люди не пройдут, а там возьмет и провалится, и тебя засыплет ползущей сверху землей. Мне в детстве даже кошмары про это снились – лечу в яму, вроде неглубокую, но когда начинаешь хвататься за края, они сползают вниз, хвоя забивает рот, и барахтаешься там, пока не задохнешься. Ну все, на этот раз нам точно конец. Отсюда же невозможно выбраться, все опять рухнет, у меня до сих пор во рту иголки, и я… Ты что делаешь?
– Еще раз скажешь, что нам конец, я тебя вниз столкну.
Генри осторожно поставил обе ноги на ствол и выпрямился во весь рост. Взял обеими руками еловую ветку – для равновесия – и сделал шаг в ту сторону, где торчали вывороченные корни ели. Ствол дернулся и чуть просел, но в яму не сполз. Генри выдохнул сквозь сжатые зубы и сделал еще один шаг. И еще. Он перешагивал через ветки, ствол становился все крепче, шире. Если удастся осторожно слезть с дерева на твердую землю, он сможет…
И тут по другую сторону ямы послышалось неприятное, дребезжащее хихиканье:
– Еще не сгинули?
Худое Пальтишко сидел на соседнем дереве. Его сморщенное лицо тряслось от злости, пальтишко сбилось набок, волосы, раньше торчавшие вверх аккуратно, как перья зеленого лука, теперь спутались и топорщились во все стороны.
– Это местечко я берег до прихода каких-нибудь совсем мерзких типов и вот дождался! Подавитесь хвоей, вы, лживые слизни!
Перепрыгивая с ветки на ветку, Пальтишко начал спускаться, крепко упираясь в кору своими розовыми пятками. Он приближался к тому месту, где, ненадежно зарывшись в мягкую землю, лежала верхушка ели. Той самой, с которой Генри как раз собирался слезть.
– По… подожди, приятель, ты чего? Это все какая-то ошибка! У тебя лучший маскарадный костюм, какой я видел! – застонал Джетт.
Генри медленно выдохнул. Он успеет добраться до корней и спрыгнуть, до того как Пальтишко столкнет дерево в яму. Но от этого земля, скорее всего, затрясется только сильнее, да и Джетт провалится. Тот как раз пытался убедить Пальтишко, что с таким талантом ему надо выступать в столице, но Пальтишко уже пнул верхушку ели своей огромной ступней, потом еще раз – та, взрыхлив землю, поползла вниз, и Генри перестал думать.
Он с силой швырнул в коротышку ветку, помчался по стволу в обратную сторону, перемахнул через Джетта, пробежал еще пару шагов и прыгнул на Пальтишко, одним броском сбив его на землю. Вокруг ползла в яму хвоя, но пока медленно: дерево вы держало.
Коротышка оказался неожиданно сильным, жилистым, он выворачивался, так и норовил укусить за нос, но все кончилось тем, что Генри надежно прижал его к земле.
– Выведешь нас отсюда, – тихо сказал Генри, – или пожалеешь.
Лицо Пальтишки плаксиво скривилось, и он разом обмяк.
– Грубияны! – забормотал он. – Полгода без Сердца, и уже такие злобные!
Генри чуть ослабил хватку на его костлявых плечах. Он вспомнил Тиса.
– Ты только недавно проснулся, верно? – медленно спросил он. – Ты в курсе, сколько именно ты спал?
Пальтишко задрал голову, посмотрел на уходящие бесконечно вверх ветви елей, и лицо у него вытянулось так, будто он проглотил что-то кислое.
– Я решил переждать трудные времена, лег вздремнуть в молоденьком ельнике. А он, кажется, подрос.
И таким жалким, старым и печальным стало его лицо, что Генри его выпустил. Пальтишко тяжело сел и пощупал ствол ближайшей елки.
– Прошло лет сто, да?
– Триста.
Пальтишко принюхался и вдруг взглянул на Генри неожиданно ясным взглядом:
– Не чувствую в воздухе волшебства. Значит, Сердце так и не вернули.
– Рад, что вы подружились, но я все еще тут лежу, и только врожденная ловкость не дает мне свалиться, – проскрипел Джетт.
Он по-прежнему обнимал ствол, и Генри решил, что ничего с ним пока что не случится.
– Сниму тебя, когда пообещаешь больше мне не врать, – сказал он.
Джетт что-то сердито пробормотал и отвернулся. А Пальтишко тем временем продолжал:
