У нее стали влажными ладони. Она крепко сжала руки.
— Я не могу выйти в сари. Я просто не могу. Я буду выделяться.
— Ерунда! На Манхеттене десятки тысяч индианок. Разве ты не видишь? Это именно тот костюм, в котором тебя никто не ожидает увидеть.
— Но Эрик… — Эрик был ее опорой. Эрик был ее спасением. Как сказать ему, что она скорее умрет, чем выйдет в люди в сари?
— Я принес тебе три сари, — гордо сообщил он и почесал свою верхнюю губу. — Вечером выходим в город.
Ее сердце упало.
— Куда?
Он скрестил руки и хитро подмигнул ей.
— Это мой секрет. Одевайся. У задней двери нас ждет такси.
— Куда мы едем? — нервно спросила она, поправляя складки на сари. Такси направлялось на юг на Лексингтон-авеню.
Эрик гордился собой, был самодоволен от возбуждения.
— Там, где ты будешь похожа на всех остальных, никто тебя не заметит, и мы сможем отдохнуть и повеселиться, как все обыкновенные люди.
Карен знала, что такого места нет. Она осмотрелась вокруг. Они ехали по Сорок четвертой улице, потом въехали на Юнайтед Нейшнз Плаза, где, увидев флаги перед зданием Секретариата, Карен попыталась угадать.
— Мы ведь не туда собираемся, правда? Скажи мне, что нет.
Он рассмеялся, наблюдая ее изумление.
— Нет, но в ресторан поблизости. Она откинулась назад, пока он расплачивался с водителем, не желая покидать свое убежище в такси. Ей не хотелось доводить все это до конца, но она не видела выхода, разве что изобразить приступ, но едва ли это будет правдоподобно. Эрик, казалось, был доволен собой чрезвычайно. Его проделка вызывала у него восторг и трепет конспирации. Он, наверное, думает, что он Ким Киплинг, подумала она. Она была испугана. У нее схватывало желудок.
— Пойдем, — сказал Эрик, протягивая руку в такси, чтобы помочь ей выйти. Ее рука дрожала.
— Не бойся, — мягко сказал он.
Карен оглядела зал ресторана, борясь с желанием спрятаться за широкой спиной своего друга. Она насчитала восемь индианок в сари и трех японок в кимоно. Тут были мужчины в тюрбанах и бурнусах и даже в кафтанах. Она вся напряглась. Как возможно выдержать испытание рядом с настоящими индианками? Настоящие индианки зальются смехом, они будут хихикать за их спиной и подталкивать своих мужей. На негнущихся ногах Карен прошла к столику, слыша лишь бормотание на различных языках. Она обессиленно опустилась на стул, чувствуя себя так, как будто прошла сотню миль.
— Вот видишь? — сказал Эрик. — Здесь ты всего лишь еще одно хорошенькое лицо. Еще одно яйцо, — добавил он, смеясь.
Напряжение у нее внутри постепенно исчезло. Обед прошел как в волшебном тумане. Никогда раньше она не чувствовала себя ближе к нему, она его обожала. Ей нравилось его самообладание, его уверенность в себе. Но ресторан постепенно пустел, а ей не хотелось испытывать удачу. Карен обреченно простонала, когда он заказал к кофе бренди. Это означало по крайней мере еще тридцать минут. Но наблюдая, как он смакует бренди, она потеряла чувство времени. Она думала, как она любит форму его рук — у него такая большая широкая ладонь, а пальцы сильные и в то же время такие нежные. Ей нравилось, как выступает его подбородок и как приподняты кверху уголки его рта, скрытые сейчас рыжими усами, а когда он не мог удержаться от того, чтобы почесать края, она улыбалась и думала, как он ей дорог.
Эрик прихлебывал бренди и качал головой.
— Не понимаю страсти этой страны к назойливости. Откуда у этих людей такое желание знать все о других? И почему очень многие здесь так охотно раскрывают себя? Почему все так жадны до лести и почему поклонники так безумны в своем обожании, так готовы любить своих кумиров?
— Не знаю.
— Ты просто модель, которая выполняет свою работу. Зачем же так настойчиво вмешиваться в твою частную жизнь? Нашу частную жизнь. Такого никогда бы не случилось в Дании.
— Я и не пытаюсь понять это. Все это так мелко и незначительно. Мы просто самые обыкновенные люди.
Он допил бренди.
— Ты готова?
— Да! Это был чудесный вечер, дорогой! Хотелось бы, чтобы он длился вечно. Улыбаясь, он взял ее руку.
— Я сделаю все, чтобы он продолжался. Он прижал ее пальцы к своим губам.
— Пообещай мне, что ты избавишься от этой щетины над губой.
Он обвел глазами зал.
— Это лишь для окружающих.
Внезапно ее страх от того, что она находится в этом ресторане, сменился страхом от того, что ей придется его покинуть.
— Не могли бы мы остаться здесь еще ненадолго? — Она сказала это очень обычно, но он умел читать ее мысли.
— Ты боишься уйти? Боишься, что тебя поджидают фотографы?
— Думаю, да. Так чудесно быть невидимкой.
— Пойдем. — Эрик встал. Казалось, он сумел подзадорить ее.
Карен позволила ему поднять себя на ноги.
— Если на улице есть фотографы, мы их одурачим. Дураки заслуживают того, чтобы их обманывали.
Карен схватила его за руку, прежде чем выйти из двери, но даже тогда она чувствовала себя как маленькое и напуганное существо, которое выглядывает из своей норки, чтобы понюхать воздух и понять, нет ли поблизости хищников. Она стояла замерзшая, пытаясь совладать с собой, принюхиваясь к Восточной Реке.
Эрик обнял ее за плечи и притянул к себе.
— Мы все еще невидимки.
И она увидела, что он прав. По улицам прогуливались люди, группами выходившие из близлежащих ресторанов, они разговаривали, жестикулировали, спорили на различных языках, которые журчали и струились в ночном воздухе. Но никто не замечал рыжеволосого мужчину и его спутницу. В дверях не поджидали фотографы, не щелкали вдоль тротуара мини-камеры, за кустами не прятались поклонники. Они были в безопасности. Но для одного вечера с Карен было достаточно. Она с готовностью прыгнула в первое же такси, которое остановилось.
— Поехали, — позвала она его, — давай поедем домой.
Позже, ночью, когда ее тело было одурманено любовью, а ее ноги были еще переплетены с его ногами, борясь со сном, который грозил их разлучить, она сказала:
— Мне жаль, что это так больно.
— Ничего, все будет в порядке. — Он прижался к ее щеке.
— Надо было воспользоваться увлажняющим кремом.
— Просто я не сделал все так, как следовало бы по инструкции.
— Не стоило отдирать их как пластырь. Нужно было спиртом растворить клей. Бедняжка. — Она покрыла его верхнюю губу нежными поцелуями. — Больно?
— Только когда я смеюсь, моя дорогая. Только когда смеюсь.
— Карен? — Голос Эйлин был мягким.
— Хорошо, что ты позвонила. Эйлин. Я приняла решение. Начиная с завтрашнего дня я участвую только в показах высокой моды или нигде. С меня достаточно ботинок, каш для завтрака, орехового масла и сверхъестественного чая. Особенно сверхъестественного чая. Никаких униформ и мотороллеров. Ничего, что привлекло бы этих сумасшедших поклонников. Буду показывать одежду, модели дизайнеров и ничего, кроме этого.
