большой скандал, когда княгиня объявила эти векселя подложными.
Мы с Петром Петровичем понимающе переглянулись. Княгиня не тот человек, на которого можно невозбранно давить, она так наподдать может, что мало не покажется.
— Марья Алексевна даже вызвала Надворного судью, Михаила Карловича, вы его знаете. Но он, к несчастью, оказался в отъезде. А соседи будто с цепи сорвались: не получив желаемого, стали захватывать земли поместья. Ваши опричники пытались остановить этот наглый грабёж, но их оказалось маловато супротив их всех. Особенно Троекуров усердствовал — нагнал собственных опричников, чуть ли не пять ваших деревень своими объявил.
— Кто такой?
— Князь Троекуров Кирилл Петрович. Генерал-аншеф в отставке, тот ещё самодур. Вы с ним не сталкивались? Его поместье ровно на западе от вашего. Полагаю, это он с Еропкиными стакнулся. Позавчера они заявились в усадьбу, предъявили те же самые подложные векселя и заявили, что имение за долги переходит к ним.
Я закусил губу от злости. Эх, надо было дать тогда Кижу вырезать это бандитское семейство под корень.
— Негодяи!
— Марья Алексевна так им и сказала. Случился жаркий спор, я бы сказал, очень жаркий. Княгиня эээ… Несколько возбудилась и слегка переборщила с магией. Ну и ваши опричники добавили от души.
— Чёрт! Все живы?
— У Еропкиных некоторые потери, насколько я понял. Они со злости разнесли один из флигелей, конюшню и взяли усадьбу в осаду. Марья Алексевна переправила девочек ко мне, слава богу, и закрыла дом магическим куполом. Не знаю, сколько она продержится, — здоровье уже не то, и возраст, сами знаете.
Да, княгиня хоть и крепкий орешек, но долго так продолжаться не может. Мне срочно нужно выручать её и остальных. Хорошо, что Пётр Петрович своих дочерей смог забрать.
— Я попытался найти помощь. Вот, — Добрятников дёрнул головой, указывая за спину, — ездил к знакомым, но все отказали. Связываться с Еропкиными и Троекуровым никто не решился. А кое-кто даже намекнул, чтобы я не лез в это дело. Мол, ваше наследство уже поделено решением старших родов.
— Вот с этого момента, Пётр Петрович, подробнее. Кто там моё поместье поделил?
— Конкретных имён не называлось.
Добрятников поёжился под моим взглядом и всё-таки ответил:
— Это мой бывший сослуживец, вы его не знаете. Рода не очень знатного, но при деньгах. А вот жена у него из боковой ветви Голицыных.
Я хлопнул ладонью по колену и постарался не впадать в гнев. Спокойствие, Костя, только спокойствие. Голицыны, значит? Князюшка решил мне подгадить? Только чтобы денег за лошадей не платить или у него есть что-то личное против меня? С этим надо разобраться и ответить так, чтобы отбить у него это желание навсегда. Но это позже, а сейчас мне срочно требуется разделаться с врагами поменьше. Сначала Еропкины, затем Троекуров и остальная шушера.
— Константин Платонович, — Добрятников тронул меня за рукав, — я вас очень прошу: не надо геройствовать и рваться в драку. В одиночку вы ничего не сделаете против Еропкиных. Сейчас мы приедем ко мне в усадьбу, пообедаем и подумаем, к кому за помощью можно обратиться. Попробуем занять денег на отряд наёмных опричников. У меня, к несчастью, будет всего рублей двести, но вы можете на них рассчитывать.
— Пётр Петрович, я вам очень признателен. Ваши благородство и дружба — пример для меня. Но освобождать усадьбу нужно срочно, пока с Марьей Алексевной ничего не случилось.
— Мы попробуем обмануть этих невежд. Пошлём вашего Кижа с весточкой к княгине, пусть потянет время, пригрозит своей роднёй, Долгоруковыми. Я сам к ним съезжу и постараюсь ввести в заблуждение. Главное, что вы живы и здоровы, а остальное решим. Но вам соваться в руки Еропкиных никак нельзя. Они все силы приложат, чтобы убить вас по-настоящему.
— Вы плохо представляете мои возможности, Пётр Петрович, — я кровожадно улыбнулся. — Поверьте, они сто раз пожалеют, что приехали в Злобино.
* * *
За этими разговорами мы незаметно подъехали к Добрятино. Только что вокруг был лес, берёзки с ёлками и сразу дорога неожиданно свернула в сторону и вывела прямо к усадьбе рыжего семейства. Всё тот же потрёпанный дом, облупившаяся побелка на стенах, сараи, куры бродят прямо перед крыльцом. И в то же время как-то уютно и по-домашнему.
Добрятников остановил дрожки, я спрыгнул на землю и тут же был оглушён криком. Тонким, переходящим в ультразвук и очень громким.
— А-а-а-а-а-а-а!
Я даже сообразить не успел, кто так орёт, как в меня на полном ходу врезалось маленькое рыжее облако.
— А-а-а-а-а! Дя-а-а-а-дя-а-а-а Ко-о-о-остя-а-а-а!
Младшая Добрятникова обняла меня изо всех сил, вжалась лицом мне в живот и одновременно пыталась говорить.
— Бу-убуб-бу-бу-бубубубу бу-бу-бубу-бу!
Подхватив девочку под мышки, я поднял её над землёй, подкинул в воздух и тут же поймал.
— Привет, Ксюшка!
— Дядя Костя! Я знала! Я знала! Я всем говорила, что ты не умер! Ты умереть просто так не можешь. Некроманты ведь не умирают, да? Я это знала! Они все расстроились, а я нет, я знала-знала-знала! Ты ведь меня ещё не выучил, а ты обещал обязательно выучить, значит, и умереть не можешь! Ты самый-самый лучший!
Она вывернулась из моих рук, ухватилась за шею, обняла и повисла на мне, продолжая тараторить без умолку.
— Не уезжай больше, ладно? Так надолго, я совсем-совсем соскучилась. Диего вредная такая, только Марья Алексевна и Настасья Филипповна добрые. А Сашка с Танькой задаваки, всё время в мастерские бегали, секретничали, а меня с собой не брали, говорили, чтобы я уроки учила.
Ксюшка всхлипнула, но продолжала говорить:
— Вредины они, даже ни разу не показали, чем занимаются. Только я всё равно тихонько сбегала и за ними подсматривала, как они лошадей делать пытались. Сначала у них совсем ничегошеньки не получалось, потом зимой смазка замёрзла, Сашка пальцы обморозила, а Танька молотком по руке ударила, так что бинтом заматывала. Но я всё равно их люблю, хоть они вредины. Они мне потом на своих коняшках давали покататься…
Бумс! В меня врезалось второе рыжее облако. Схватило меня вместе с Ксюшкой и уткнулось в плечо.
— Константин Платонович! Вы! Вы! Живой!
— Я тебя тоже очень рад видеть, Александра.
Сашка всхлипнула и разрыдалась, продолжая сжимать меня.
— Живой! Живой!
— Ну, тихо, тихо, девочка. Я вернулся, теперь всё будет хорошо.
Меня будто что-то дёрнуло, и я поднял взгляд. На крыльце стояла Таня, расширенными глазами глядя на меня и опираясь на перила, чтобы не рухнуть на месте. Мы встретились с ней взглядами, и я улыбнулся девушке.
— Костя!
Она вскрикнула, кинулась вперёд и через секунду уткнулась мне в другое плечо, обнимая сразу и меня и обеих рыжих. Плечи её вздрагивали, а через плач пробивалось только одно слово:
— Живой! Живой!
Следом за старшими подружками, поддавшись общему настроению, разрыдалась и Ксюшка.
Так мы и стояли вчетвером. Три плачущие ученицы и я, их учитель. Господи, как же я по ним соскучился! Чуть сердце не разорвалось от нежности.
Пока успокаивал девушек, я заметил стоящего в стороне Добрятникова. Он приглаживал усы, тихонько улыбался и смотрел на нас с эдакой теплотой, будто мы все четверо были его детьми.
Во двор усадьбы, громыхая, въехал дормез. Киж с удивлением окинул взглядом нашу рыдающую кучку и покачал головой. Он отдал поводья Ваське, спрыгнул на землю и подошёл ко мне.
— Константин Платонович…
Все три девушки оторвались от меня и уставились на Кижа.
— Дядя Дима!
Ксюшка взвизгнула, отпустила меня и кинулась к бывшему поручику.
— Я по тебе тоже соскучилась! А я тоже знала, что ты живой!
От такой фразы у Кижа глаза на лоб полезли. Но тут на него набросились ещё и Таня с Сашкой. Так что мертвец оказался в таком же положении, как я минутой раньше.
Киж стоял будто соляной столп, хлопал глазами и не мог произнести ни слова. Неуверенно, будто вспоминая, как это делается, он поднял руки и обнял всю троицу разом.
— Будет вам, будет, — проворчал он, — куда я от вас денусь. Отпустите, бешеные, раздавите.
* * *
Пока я смотрел на обалдевшего Кижа, ко мне подошёл Добрятников и тихонько спросил:
— Константин Платонович, думаю, стоит для начала поужинать, да и баня вам не помешает, а уже потом обсудим, как нам действовать.
Я покачал головой. У меня уже вырисовывался в голове план, и его никак нельзя было откладывать.
— Пётр Петрович, продайте мне ваши дрожки.
— Э-э-э… Дрожки? Если желаете, я вам их подарю.
— Нет, что вы, никаких подарков. Вам только лишних трат не хватало, а у меня совести не хватит отнимать у вас экипаж.
— Так вернёте потом.
— Боюсь, может случиться, что и возвращать
