Так что Гастон уже был наш… Я, конечно, понимал, что подаренное мною ружье сразу же по возвращении герцога домой станет предметом тщательного изучения в королевских оружейных мастерских… ну или где там у них во Франции делается оружие. Но перетянуть герцога Орлеанского на свою сторону я посчитал более важным, чем сохранить данное усовершенствование в секрете. Причем, по моим прикидкам, максимальный срок соблюдения данного секрета составлял максимум еще лет пять. Больше все равно не получится. К тому же не такой уж это и секрет. По внешнему виду кремневый замок был очень похож на таковые, изготавливаемые в Турции, причем уже давно. Все дело в том, что те были известны своей крайней ненадежностью. В нашем случае дьявол, как обычно, таился в деталях. В сорте металла. В технологии оттяжки пружин. В угле наклона и степени закалки ребер терки. И так далее… В общем, повторить все это в массовом масштабе в ближайшие пять лет вряд ли кому удастся… К тому же против Франции, если я правильно помню, мы не воевали где-то года до тысяча восемьсот пятого, что ли, до коего еще почти сто восемьдесят лет. Так что пусть французы слегка продвинутся в этом направлении, нам это ничем не грозит… вроде бы. Да и не во всем они продвинутся. Скажем, для того чтобы выйти на приемлемую по себестоимости технологию изготовления тех же прикладов и ложа, им придется сначала разработать аж три вида станков… а вот эти технологии я старался прятать так далеко и сурово, как только мог. А с оружием… да пусть балуются.
А вот с остальными все было не так просто. Поляков нам на свою сторону не склонить ни в каком случае. Они и так в бешенстве от того, что столь важное международное событие, как диспут по вопросам веры, проходит под, так сказать, эгидой русского царя. До сих пор подобные вопросы обсуждались, как правило, лишь на Вселенских соборах. Немцев… ну они все ж таки католики. По большей части. И сейчас вовсю давят у себя в империи протестантов. У них вроде как также полное непрохонже. Однако граф Ольмшуц, глава имперской делегации, очень активно меня обхаживает на предмет нового союза. На этот раз против их собственных протестантов и их возможных союзников, при этом весьма недобро поглядывая в сторону Франции… Я-то хрен теперь пойду на союз с ними, после того как они меня так подставили в Южной войне, но графу об этом знать совершенно не обязательно. Поиграем. Шведы… те тоже, пожалуй, не на моей стороне. Но назвать их противниками я бы все-таки не решился. Протестанты как-никак… С англичанами тоже все сложно. Хотя Бэкон с ними работает очень активно. Так что еще посмотрим. А вот голландцы однозначно за меня. Если мои диспутанты не облажаются совсем уж публично, есть гипотетический вариант свести дело к почетной ничьей, поскольку «мнения судей разделились». Но все зависит от них. Ну не мне же в диспут вступать? Нет, абсолютным лохом в вопросах веры, как многие мои бывшие соотечественники, при этом гордо именующие себя православными, я уже не был. Но лезть в теологическую дискуссию… упаси господь! К тому же у меня и своих дел много. Мне вон еще надо к окончанию диспута окончательно очаровать мою принцессу, чтобы она в индивидуальном порядке согласилась принять православие…
Следующие несколько дней споры шли по нарастающей.
— Да сказано в Евангелии: «Видевший Меня, видел и Отца». Что однозначно доказывает…
— Подобно николаитам позволяют браки служителям алтаря…
— В Евангелии от Иоанна ясно сказано: «И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины…»
Подавляющее большинство судей на этих диспутах откровенно скучали, и только в той части палаты, которая была отведена под церковные делегации, вовсю бурлили страсти. Я также пользовался моментом, чтобы развлекать мою невесту. Ее место в палате было отдельно от остальной французской делегации, и она сидела рядом со мной. Я выбил это право из кардинала Джеронезе в ответ на признание латинского языка основным языком диспута. Поскольку это был единственный язык, которым владели и все диспутанты, и подавляющее большинство судей, данное положение почему-то казалось господину кардиналу совершенно очевидным. Однако я развеял его иллюзии и даже повергнул в полную прострацию, заявив, что, так как мы находимся на территории России, языком диспута будет русский. А всем, кто его не знает, будет предоставлено необходимое количество толмачей. Похоже, именно прострацией и было вызвано согласие кардинала выпустить мою невесту из-под охраны своих цепных псов, приставленных к ней сразу после того происшествия с медведем, хотя бы на время диспута. Все остальное время я постоянно наблюдал поблизости от принцессы как минимум троих-четверых святых отцов.
Наконец где-то к шестому дню чаша весов мало-помалу стала склоняться-таки на сторону делегации Святого престола. Сначала это было не слишком заметно. Ну подумаешь, православная галерка все чаще и чаще начинала взрываться криками, вступая в полемику вместо слегка растерявшегося выступающего. Или наши полемисты все чаще выходили против одного из католиков по трое-четверо подряд, что означало, что у них гораздо быстрее исчерпываются аргументы. Нет, никакого отношения к истинности посылов и точности аргументов это не имело. Просто в делегации Святого престола, как я и предполагал, оказались более опытные полемисты, способные запутать оппонента, завести его в дебри софистики, заставить сбиться, потерять нить… В конце концов, Римская церковь вела активную полемику с протестантами уже более ста лет, да и вообще практика публичных дискуссий была в ней широко распространена. Православные же серьезно срались исключительно между собой, скажем, во времена противостояния нестяжателей и иосифлян, или вот только что…
А потом это стало очевидным не мне одному. И грянул гром…
В тот момент сидевшая рядом со мной Генриетта Мария, также наконец-то уловившая, что представители Святого престола одерживают верх, и до того момента не слишком прислушивавшаяся к уже не столько спорящим, сколько бранящимся святым отцам, внезапно замерла, навострив ушки. А спустя минут пять, радостно улыбнувшись, повернулась ко мне.
— Теперь вы видите, ваше величество, что католический канон воистину единственно верен.
И тут меня взяла такая злость… Причем не столько даже на католиков, а на своих. Просто… нет, ну как мне про срам или благолепие втирать или там друг с другом лаяться, едва раскол не учинив, — это, значит, можем, а как латинянам отпор дать — так кишка тонка? И я, даже не слишком поняв почему… ведь ну совершенно не собирался же влезать, так что это было чисто спонтанное действие, вскинул руку.
Ее заметили не сразу. Доминиканец из числа подчиненных кардинала Джеронезе еще с минуту победоносно сотрясал воздух громкими пассажами, но игравший сегодня роль «судьи на ринге» граф Ольмшуц прервал его излияния движением руки и вежливо обратился ко мне:
— Вы желаете что-то сказать, сир?
Я вежливо кивнул, чувствуя, как у меня на скулах наливаются желваки.
— Я думаю, что мы должны предоставить слово нашему гостеприимному хозяину, — учтиво произнес граф, обращаясь к участникам диспута.
Ответом ему было согласное молчание.
— У меня вопрос, — начал я, поднимаясь. — Но прежде, чем его задать, я хочу уточнить некоторые моменты. — Я развернулся в сторону папской делегации. — Насколько я знаю, одним из строжайших требований католичества является непременный целибат духовного лица. Это так?
Ответил мне сам кардинал:
— Несомненно это так, ваше величество. И это является одним из основных наших…
Я не дал ему закончить:
— А что является определяющим в отношении Римской церкви к духовному лицу, нарушившему данное правило? Ритуал, проведенный либо нет церковью, после которого они начинают считаться мужем и женой, или сам факт сожительства мужчины с женщиной и появления у оных совместных детей?
В римской делегации засуетились. Факты массового нарушения целибата высшими иерархами католической церкви, скажем, в той же Священной Римской империи германской нации, существенная часть князей которой были архиепископами, что совершенно не мешало им вести светский образ жизни, развлекаясь пирами, охотами и напропалую заводя любовниц, были общеизвестны. Так что к ответу на данный вопрос надо было подходить довольно осторожно. Однако кардинал твердо и однозначно ответил:
— Ну конечно факт. Нет необходимости совершать никаких ритуалов, если имеется сам факт сожительства и уж тем более наличие совместных детей.
— Тогда как мог Родриго Борджиа, кардинал-непот папы Климента III, человек, лично признавший и даже приблизивший к себе… да по существу правивший своей епархией, а затем и Римом вместе с сыном, Чезаре Борджиа, которого прижил с Ваноццей деи Каттеи еще во времена своего кардинальства, быть избранным папой Александром VI?
