Кустов побледнел.
— Вы не можете так поступить со мной! Совет подумает, что я все это время сотрудничал с вами! Торренс уже неоднократно намекал на это. Они казнят меня!
— Может быть, — ответил Роберт. — А может быть, и нет. Ведь вы позволили Торренсу захватить власть, поэтому мне кажется справедливым предложенный вам способ сохранить жизнь. Подумайте сами: вы можете сказать Совету, что казнь экс-Координатора может нанести урон интересам Гегемонии, особенно, если пойдут слухи, что этот Координатор всегда был агентом Братства. Ведь тогда придется признать чрезвычайное могущество Братства. Даже сам факт вашего устранения из Совета тоже был бы ошибкой по тем же соображениям: очень трудно было бы дать удовлетворительные ответы на все вопросы, которые станут задавать себе Опекаемые. Я уверен, что с вашими талантами вы без особого труда сумеете выдержать наскоки и со временем снова претендовать на пост Координатора…
Чинг нажал на кнопку.
— Стража может увести господина Кустова.
Через несколько секунд дверь отворилась, и стражники вошли в зал. Чинг посмотрел вслед Кустову с чувством полного удовлетворения. Социальная Энтропия значительно усиливалась: пока Торренс будет исполнять обязанности Координатора, Кустов станет очагом оппозиции в Совете, возникнет новый источник междоусобиц, и задолго до того, как Кустову удастся восстановиться, «Прометей» вернется, доставив ощутимые доказательства того, что Галактика является необъятным скоплением цивилизаций, каждая из которых уникальна в своем роде, а это открытие чревато такими революционными потрясениями, что невозможно будет отрицать его или долго скрывать. Гегемония развалится, и дадут плоды многовековые старания и те самые Факторы Случайности, которые терпеливо и один за другим внедрялись в замкнутую систему Деспотии. И Царство Хаоса будет увековечено!
Когда дверь затворилась за спиной свергнутого Координатора, Константин Горов раскрыл рот.
— Так я не ошибался. Действия Братства, с виду лишенные смысла, были составной частью общего плана, предусматривавшего воплощение в жизнь идей Марковица. Идей, безусловно, интересных, которые, однако, содержат определенное количество скрытых пороков, обрекающих ваши попытки на провал.
— Смотри-ка, — сказал Чинг с удивлением. — Объясните же, Горов, почему так. Я не сомневаюсь, что человеку вашего ума вполне под силу выявить все пробелы какой-либо теории, вот уже три столетия ежедневно подтверждаемой фактами реальной действительности.
— Безусловно, — подтвердил Горов. Он не испытывал, видимо, ни малейшего смущения. — Видите ли, основным пороком теории является ее увлечение универсальностью и бесконечностью, которыми проникнуты все идеи Марковица. Если говорить абстрактно, то я готов признать, что такая замкнутая система, как Гегемония, в конце концов должна отступить перед Факторами Случайности по мере того, как Порядок стремится к абсолютизму. И все это в течение длительного времени, очень длительного. Но мы имеем дело с конкретными событиями, а не с абстракциями. Да, если рассматривать бесконечно длительный отрезок времени — Гегемония обречена. Как это бывает со всеми формациями и в той мере, что однажды наступит конец всего человечества. Однако время является фактором, работающим против вас, тем самым фактором, который Теория Социальной Энтропии отказывается принимать во внимание. Ваша стратегия может увенчаться успехом, если впереди у вас вечность. Но это не так. Если заглянуть далеко в будущее, человеческая раса, как и любая другая, угаснет, как только Солнце остынет. И угаснуть она может также задолго до этого по причинам, которые мы не в состоянии предвидеть. И угасание это произойдет задолго до того, как вам удастся свергнуть Гегемонию, так как она будет скоро контролировать все — всю Солнечную систему, все места, где живет человек. Система будет полностью замкнутой. И, если вполне справедливо, что такая система будет все хуже переносить появление Факторов Случайности, то точно так же справедливо и то, что будет все труднее внедрять такие факторы. Господство Гегемонии будет продолжаться еще миллионы лет, до тех пор, пока, опять-таки, не угаснет вся человеческая раса. Вы сами видите это. Вы не единственные, кто думает, исходя из этого, и именно в этом заключается основной недостаток вашей стратегии.
Чинг не мог избавиться от чувства восхищения: Горов только что коснулся проблемы, которая в течение веков волновала самые великие умы Братства — до тех пор, пока не увенчался успехом проект «Прометей». И снова он поздравил себя с тем, что похитил этого человека из вражеского лагеря: может быть, в силу обстоятельств удастся привлечь его к сотрудничеству.
— Вы не разочаровали меня, Горов, — сказал Чинг. — Вы только что сделали блестящий анализ развития замкнутой социальной системы, который произвел бы впечатление на самого Марковица. Но только при том условии, что человек будет обречен на вечное пребывание в этой замкнутой системе. Однако подумайте о Галактике, о миллионах галактик, из которых состоит Вселенная. Ведь она бесконечна, значит, открыта для всех. В таком случае подобная упорядоченная песчинка, как, например, Гегемония, не может надеяться на долгое существование.
— Вы сворачиваете в сторону! — запротестовал Горов. — Мы оперируем фактами, а не досужими вымыслами. Мы говорим о колыбели человечества, о Солнечной системе, а не о гипотетически достижимой бесконечности.
— Вот мы и подошли к самому главному, — сказал Чинг. — Но почему вы думаете, что человек обречен на вечное прозябание в рамках Солнечной системы, а человеческая раса — на неизбежное исчезновение в результате охлаждения Солнца. Почему бы человечеству в один прекрасный день не разбить раковину, в которой оно до сих пор вело эмбриональную жизнь?
Чинг заметил, что выражение лица Горова и Джонсона стало задумчивым.
— Мне кажется, — продолжал он, — что теперь самое время показать вам нечто такое, что коренным образом изменит ваши взгляды, как это было со мной, и что точно так же изменит отношение к этой проблеме всей человеческой расы.
Он повернулся к интерфону и сказал:
— Подготовьте демонстрационный зал.
Находясь под сильным впечатлением от только что услышанного, Борис Джонсон направился вслед за Горовым, Чингом и четырьмя стражниками по коридору, конец которого терялся далеко впереди. Он смутно чувствовал, что сейчас получит ключ к тайне, ответ на вопросы, которые он до сих пор даже не мог толком сформулировать. Большая часть того, о чем говорили Чинг и Горов, не задержалась у него в голове, однако чисто инстинктивно он был уверен, что Чинг имел в виду самое главное, и теперь вел их за собой, чтобы все подтвердилось наглядно.
Шагая по коридору, который вместе с другими уводил его в глубь астероида, он почувствовал, что как будто яркий луч осветил все до этого момента загадочное и необъяснимое для него самого. Всю свою жизнь, сколько он себя помнил, он ненавидел Гегемонию, будучи в то же время не в состоянии объяснить причины этой ненависти. Его постоянно вдохновляло неистребимое желание сражаться с ненавистным врагом, однако он никогда не задавался всерьез мыслью о целях своих действий.
Но ему только что дали понять, что и другие люди разделяли его взгляды, люди, которые, в отличие от него, имели доступ к забытой, заброшенной мудрости прошедших веков. Люди, которые разбирались в особенностях своего противника, которые знали способы, с помощью которых они могли причинить ему зло, и, самое главное, у него было определенное мнение о судьбах человечества, мнение даже о невероятно отдаленном периоде развития, в котором даже свержение Гегемонии было уже пройденным этапом.
Вот чего постоянно не хватало Демократической Лиге: ей было вполне достаточно быть просто против чего-то. Она никогда не могла предложить взамен ничего. Сама «Демократия» воспринималась только как отсутствие Гегемонии: это было отрицание отрицания, а не утверждение какого-либо позитивного проекта.
А вот у Братства было нечто такое, что оно называло «Хаосом» понятие неуловимое, которое было трудно воспринять сразу в силу необъятности открываемой им реальности.
Итак, вся группа вошла в лифт, который бесшумно заскользил вниз. Через несколько минут двери раздвинулись, и Борис Джонсон направился вслед за Робертом Чингом и остальными по узкому коридору, который уперся прямо в дверь, ведущую в скалистую стену. Все это время Джонсон не сводил глаз с руководителя Братства, как будто зачарованный. Он думал, что перед ним необыкновенный человек, который мог объять взглядом всю глобальность проблем Вселенной, человек, от которого не могло ускользнуть ничто из окружающей действительности. Он начал понимать, откуда взялось почти что религиозное поклонение этому человеку со стороны Аркадия Дунтова: не всякий мог разобраться в сущности Хаоса. А Роберту Чингу это удалось. Нельзя было осуждать человека, лишенного этой возможности, который так слепо поклонялся этому самому Чингу.
