— И правильно! Вам требуется уважение.
— Ничего ты не понимаешь. С уважением нужно относиться ко всем, кто останавливается в этом доме. Ну, развязывай мешок. Малость закусим, да и на боковую. Вот тебе и кровать. Спал когда-нибудь в гостинице? Не приходилось? Ну, теперь поспишь.
— Заманчиво, слов нет, — согласился Дорофей, — но я все ж таки пойду к лошадям. А повечерять можно.
Когда кончился ужин, Сергей спросил:
— Дорофей, ну, как город? Нравится тебе?
Дорофей убирал со стола.
— Это вы меня пытаете?
— Да.
— Сказать так, что город ничего себе, жить в нем можно, а только мне он вовсе не нравится.
— Почему?
— Неудобство. Травы негде накосить. Кругом одни камни, а чем завтра буду кормить коней — не знаю.
— Да, причина важная, — согласился Сергей. — А ты поезжай за Машук. Там травы много.
— А можно туда ехать?
Сергей кивнул головой. Дорофей вытер стол и ушел к лошадям. Сергей разделся и лег в постель. Только теперь он почувствовал усталость во всем теле. Белье было и чистое и прохладное. Закрывая глаза, Сергей снова подумал, что люди в этом Доме колхозника в самом деле очень хорошие, особенно эта дежурная, такая славная девушка.
Часов в семь утра его разбудил Дорофей. Он пришел сказать, что собирается ехать за Машук косить траву, но не знает дороги. Выспался он хорошо, и настроение было у него превосходное. Сергей умылся и стал одеваться. Дорофей стоял тут же и внимательно смотрел, как тот привинчивал к гимнастерке Золотую Звезду и прикалывал орденские ленточки.
— А чего ж вы ордена не вешаете? — спросил он. — Эти полосочки, как я вижу, не дают такой красивости. А когда вы навешаете ордена и медали, то вам в них и красивее, и как-то даже очень наглядно.
— Говоришь, что красивее и как-то даже очень наглядно? — спросил Сергей и тут же вспомнил суровую секретаря-машинистку, перед которой, конечно, на этот раз лучше всего появиться во всем блеске. — Пожалуй, ты, Дорофей, прав. Надену я ордена. А ну, доставай чемодан.
Дорофей вынул из-под кровати чемодан и, довольный тем, что его совет принят, пошел запрягать лошадей. А Сергей, украсив свою рубашку семью орденами и девятью медалями, висевшими и на правой и на левой стороне груди, вышел в коридор. Тут его встретила девушка в белом переднике, румяная, взволнованная. Увидев Сергея, она остановилась, и трудно было понять, что выражало в эту минуту ее лицо: испуг, радость или удивление… Сергей подошел к ней, поздравил с добрым утром и поблагодарил за номер. Девушка окончательно растерялась и не знала, что сказать.
— Ой, какой же вы обманщик! — тихо проговорила она, боясь взглянуть на Сергея.
— Говорите, я обманщик? — спросил Сергей. — А мне кажется, что именно вы обманщица. Это что же за порядки в вашем Доме колхозника? Для меня у вас все есть: и приличный номер, и чистенькая постель, и занавески, и даже цветы, а для других ничего этого нет. Разве это справедливо? Вот заехал бы к вам колхозник, и вы бы заставили его спать на дворе, а если б и положили на койку, то это была бы не такая койка, как та, на которой я спал. Эх вы, обманщица!
У девушки не нашлось ответа, и она быстро переменила тему разговора, спросив у Сергея, смотрел ли он вчера спектакль местной оперетты. Сергей сказал, что собирается посмотреть сегодня, но что не знает дороги в театр и не свободна ли, случаем, от дежурства его новая знакомая. В это время подкатил на тачанке Дорофей. Сергей поехал с ним на Комсомольскую поляну. Там они накосили травы и вскоре вернулись. Сергей посмотрел на часы и поспешил в Н-скую контору.
Особняк был залит солнцем. Сквозь заросли сада лучи не проникали в прохладные комнаты нижнего этажа, где давно уже шли обычные будничные занятия. Сергей вошел в приемную. Знакомая ему секретарь-машинистка была на этот раз не в нежно-сиреневом платье, а в костюмчике какого-то кофейного, не то темно-кремового цвета. Она склонилась над книгой, в которую записывались посетители, и смотрела в нее так внимательно, точно перед ней лежал увлекательный роман приключенческого жанра. Свою ловко причесанную голову она не подымала, кто перед ней стоял — не видела, но, когда к ней подходил новый посетитель, она угадывала о его приближении по звуку шагов и, не отрываясь от книги, говорила:
— Фамилия, имя и отчество?
— Тутаринов Сергей Тимофеевич.
— Откуда и по какому делу?
— Из станицы Усть-Невинской. По поводу леса.
— Ваша очередь одиннадцатая.
Видимо, название станицы и слова «по поводу леса» не были для нее пустым звуком. Она тотчас бросила писать и посмотрела на посетителя — посмотрела и встала, молча глядя на Сергея. Эта немая сцена длилась всего несколько секунд, но зато была настолько сильна по своей выразительности, в ней было столько проявлено душевных чувств и взволнованности, что передать эту сцену словами автору не под силу.
— Вы, кажется, и вчера были?
— Да.
Она покраснела. Извинилась, улыбнулась и сказала:
— Ваша очередь не одиннадцатая, а первая.
— Почему же первая? — спросил Сергей.
— А потому она и первая, что… первая.
Она принесла из соседней комнаты стул и попросила Сергея сесть. Он неохотно принял приглашение и молча опустился на стул. Спустя некоторое время через приемную, ни на кого не глядя, в кабинет прошел солидный мужчина с портфелем, и секретарь-машинистка поспешила следом за ним проводить в кабинет и нашего героя.
Сергей остановился у стола, покрытого темным лаком, и невольно обратил внимание на чернильный прибор, сделанный наподобие пней, оставшихся после порубки леса. За столом сидел управляющий — человек немолодой, с высокими залысинами и с чуть приметной сединой в гладко зачесанных волосах.
— Прошу, садитесь, — сказал он приятным голосом, любезно глядя на Сергея. — Я вас слушаю.
Сергей сел и начал рассказывать, и кто он, и откуда, и по какому делу приехал на Кавказские Минеральные Воды.
Управляющий, скрестив на груди сильные руки, слушал молча, лишь изредка вставляя какое-нибудь отвлеченное замечание, вроде: «Так, так… Интересно… А! Вот оно как!» Когда же Сергей перечислил все объекты строительства и сообщил, какое количество потребуется лесоматериала, управляющий встал и некоторое время слушал стоя, затем начал прохаживаться по кабинету.
— Кончил? — спросил он, когда Сергей умолк.
— Да. Но я изложил лишь в общих чертах.
— Понимаю. Да, так вот что я скажу. — Он не сел за стол, а продолжал ходить по кабинету. — Вот что я тебе скажу, дорогой товарищ: хоть и в общих чертах, но излагал ты свою мысль правильно и очень хорошо, даже не то что очень хорошо, а просто красиво! Я бы сказал: красочно у тебя получилось, как это говорят писатели, настоящая художественная проза. Говорил ты взволнованно, и это меня очень обрадовало.
Сергей облегченно вздохнул и подумал: «Обрадовался. Значит, поддержит. Видать, человек понимает».
Как это ты сказал в одном месте: «Величественная панорама послевоенного строительства колхозной станицы». Это место мне очень понравилось. И что особенно приятно было слышать и сознавать, так это то, что вот такое смелое — да, да! Я не боюсь этого слова! — он энергично взмахнул рукой, — именно смелое начинание и исходит не из каких-нибудь канцелярских дебрей, а от вчерашних фронтовиков! И вот, когда я слушал тебя, в голову невольно приходила мысль: почему мы так плохо популяризируем трудовой опыт бывших фронтовиков? Почему в нашей печати нет подробных рассказов о том, как вчерашние воины стали активными строителями? Иногда читаешь передовицу нашей городской газеты на тему об участии демобилизованных товарищей в мирном строительстве, и что же видишь в этой передовице? Одни рассуждения и очень мало интересных фактов. А ведь вот он, живой факт, стоит передо мной, да еще и какой факт! Говоря образно, герой фронта стал созидателем! Вот где лежит закон диалектики! Фронтовик пришел домой, и по его почину составляется пятилетний план станицы… Казачья станица имеет свой пятилетний план! Да тут, если подойти к этому факту с политической точки зрения и сделать соответствующий вывод…
«Что-то мне эти рассуждения не нравятся, — подумал Сергей, терпеливо слушая управляющего. — Ну и говорил бы конкретно, практически… Нужно шестнадцать вагонов леса — вот об этом и надо вести речь. А он развел теорию».
Сергею нетрудно было понять, что управляющий Н-ской конторой был человек разговорчивый, любивший, не в пример другим, не минутный разговор со своими посетителями, а, так сказать, затянувшуюся беседу. По складу своего характера он был из числа тех хозяйственных руководителей, которые считают: если они разговаривают с посетителями подолгу, то тем самым показывают, что не зря же они занимают такие ответственные должности.
