Я соглашаюсь, все-таки умудряюсь застегнуть молнию. Быстро надеваю пуховик, застегиваю молнию, поднимаю воротник, сегодня минус двадцать два градуса, экстремальные морозы для Питера, чего уж там.
Сейчас очень смеялись, сын с небольшой оравой друзей в коридоре натягивает шубы-шапки и пальто, один мальчик громко выкрикивает:
– Ну, психи! Ну, психи!
Другой отзывается, выныривая из-под завалов одежды:– Ты меня звал?
Мальчишки уже носятся по двору и ждут, когда я вывезу их кататься на лыжах, санках, ватрушках и коньках – кому как больше нравится. Хорошее зимнее утро, солнце, и снег приятно скрипит. Спускаюсь и немного огорчаю их, сообщая о некоторой отсрочке: поездка состоится завтра, так даже и лучше, поскольку будет несколько теплее, а сегодня мне придется поработать.
Ожидаю клиента в неухоженном еще дворе нового дома в паре кварталов от Ледового дворца, несуразная детская площадка, редкие скамейки, многие автомобили, мешки из-под цемента, битый кирпич и почему-то старая чугунная ванна, полная песка.
Проходит добрых пятнадцать минут, соединяюсь с диспетчером Юлечкой и ябедничаю:
– Юля, никого нет!
Юлечка отвечает, чуть запыхавшись:
– Вера, прости, только что хотела тебе сообщить, да тут воду в офис привезли, расплачивалась. Клиент звонил, сказал, чуть опоздает. Что-то там с дверью входной, то ли не открывается, то ли не закрывается. Чуть ли не МЧС вызвали. Я ему сказала, пусть не торопится. Время-то пошло. И ты не переживай. Отдохни, поспи.
Включаю новый диск Бреговича, салон наполняет великолепное цыганское многоголосье, закрываю глаза и настраиваюсь на длительное ожидание. Передняя дверь вдруг открывается не с первой попытки, и я вижу девочку лет десяти – двенадцати в смешной шапке с заячьими ушками, более уместной на ребенке помладше.
– Здравствуйте! – звонко говорит девочка и громко чихает. – Ой, простите! Это ведь вы – наше такси? Папа велел спуститься и сказать, что мы сможем стартовать уже через несколько минут. Он сейчас быстро меняет замок. Мы на прошлой неделе только переехали и сначала даже не могли смотреть телевизор, потому что какие-то перепады напряжения и не было электричества, а я нечаянно сломала в нем ключ. То есть в замке, конечно, сломала. Не в электричестве.
С удивлением рассматриваю незнакомую общительную девочку-зайчика. Она в ярко-красном пальто с большим воротником, горло укутано полосатым шарфом ручной вязки, на ногах высокие сапоги и шерстяные ярко-зеленые брюки. Она следит за моим взглядом и вздыхает:
– Знаю! Знаю! Дурацкие зеленые штаны! Папа заставляет надевать, для тепла! Папа, кстати, всегда говорил, что в Санкт-Петербурге мягкая погода и не бывает морозов, а тут просто какой-то Северный полюс...
– Ага, – соглашаюсь я, – это зима совсем нетипичная для города. Ты бы садилась сюда, погрелась. У меня хорошо, даже жарко.
– Ух ты, здорово! – Девочка живо забирается на переднее сиденье и хлопает дверью. – А вы, конечно же, не знаете, куда мы поедем сейчас с папой! Мы-то собирались сначала, понятно, на его машине, но там что-то люто поломалось, и теперь папа «безлошадный» – это он так говорит, «безлошадный», смешно, правда?
Я соглашаюсь. Девочка смеется и снимает шапочку с заячьими ушками; густые темно-рыжие волосы редкого оттенка рассыпаются по плечам. Она сообщает, что ее зовут Лидия, надо непременно произносить именно полное имя: «Лидия», потому что Лида ей совсем не нравится, какое-то старушечье, папа всегда называет ее Лидия.
– Лидия! – раздается снаружи встревоженный мужской голос. – Лидия!
Девочка мгновенно натягивает шапку и выпрыгивает из автомобиля. К ней торопливо подходит высокий мужчина спортивного типа в распахнутой короткой куртке, в руке обширный пластиковый конверт, заполненный основательно. Что-то говорит, сопровождая речь выразительной жестикуляцией свободной руки, дергает девочку слегка за ухо на шапке. Наверное, ругает за несанкционированную посадку в чужой автомобиль. Девочка подпрыгивает на тонких ножках, что-то жарко отвечает, мужчина сердито хмурит высокий лоб и завязывает ей полосатый шарфик потуже.
Выхожу на улицу и приближаюсь к забавной паре:
– Не ругайте, пожалуйста, свою чудесную дочку, это я ее пригласила к себе погреться, не подумала, что вы будете недовольны и не одобрите этого...
Мужчина замолкает и внимательно смотрит на меня – приятный взгляд, какой-то особый, я чувствую себя под ним комфортно и удивительно привольно.
– Здравствуйте, – произносит он и приглаживает короткостриженые волосы, – я не особенно ее ругаю, день просто сегодня как-то не задался. Замок, ключи, нет подходящей отвертки, не хватает основных деталей для крепежа... А тут еще выхожу – дочь пропала.
– Куда едем? – спрашиваю с улыбкой; дочка устроилась сзади, папа пристегивает ремень и спрашивает, не хочу ли я угоститься конфетой. Достает из кармана куртки несколько шоколадных конфет, я беру одну, разворачиваю и откусываю по кусочку. Лидия подпрыгивает и показывает рукой в окно:
– Папа! Папа! Смотри, вот наши соседи с маленькой такой собачкой! А помнишь, ты мне обещал на новом месте завести маленькую собачку?
– Подожди, Лидия, – поворачивается к ней отец, – мы сами еще толком не переехали. А ты уже собачку тащишь.
– Почему это мы толком не переехали? – возмущается девочка, опять стягивает шапку и мотает головой, волосы весело летают вокруг ее личика, – мы очень даже толком переехали, даже и домашний телефон подключили вчера, даже и Интернет провели! Даже и полку с книгами установили... даже и одеяло из разноцветных кусочков распаковали! Ватное! Стеганое!
Лоскутная техника, вспоминаю я. Одна из подруг Аделаиды Семеновны была одержима этим самым «пэчворком», дарила ей каждый Новый год то покрывало, то скатерть ручной работы. Еще коврики, ковриков было больше всего. Вспоминаю, что через месяц будет год со дня ее смерти, и надо принять людей, и принять хорошо. Продумать меню, подобрать музыку, Аделаида Семеновна очень серьезно относилась ко всему этому, для нее не существовало мелочей.
«Вера, – говорила она мне, – вы незавершенная женщина», – и очень работала над этим завершением. Иногда я даже думаю, что у нее что-то вышло из этого.
– И подушку напольную распаковали, красную! А ты ее брать не хотел, говорил: выкинуть этот хлам! А она не хлам, я обожаю эту подушку, она похожа на мягкую черепаху...
Я слушаю их милую болтовню, она мне приятна. Мужчина поворачивается ко мне, смотрит тем самым особым взглядом и говорит:
– Мы, вообще, планировали проехаться по школам. Посмотрел на блогах отзывы о ваших школах, надо вот дочку определить. Понимаю, конечно, мы посреди учебного года, и все такое...
– Ничего страшного, – я трогаюсь с места, – новый район, как раз идет массовое заселение. Думаю, все привыкли к таким моментам.
– Очень приятно, – вдруг говорит мне мужчина.
– И мне, – отвечаю удивленно, – а что именно вам приятно?
– Познакомиться, – он кивает на бедж с моим именем и фамилией, я улыбаюсь и спрашиваю:
– Представьтесь и вы, пожалуйста.
– Игорь, – мужчина наклоняет голову.
– Вам очень подходит имя, почему-то сразу и предполагаешь, что вас будут звать Игорь.
– Да? – удивляется он. – Не уверен, один раз мы путешествовали с товарищами по Монголии, так местные жители называли нас единым именем Борис, не знаю, почему.
Я смеюсь, выезжаем из двора, хорошее зимнее утро превращается в хороший зимний день, солнце и небо удивительно высокое.
Через несколько минут останавливаемся у типового школьного здания в три этажа; Игорь проверяет в конверте какие-то документы, я рассматриваю его лицо. Оно устроено очень причудливо – ямочка на подбородке, ямочка на щеке, только не в обычном месте для таких вещей, а как-то ближе к уху. Преувеличенное расстояние между носом и верхней губой, а сами губы чуть вывернуты наружу, и скорее лиловые. Лидия шумно выбирается из машины и топает сапогами по утрамбованному снегу, отец распахивает дверь и велит ей сесть на место:
– Я сам сначала поговорю. Не суетись.
Уходит, я внезапно ощущаю странный холод правым коленом с правой стороны и растираю его ладонью в перчатке. Девочка с шуршанием разворачивает конфету, и вторую тоже, произносит с набитым ртом:
– Знаю, что папа там будет без меня рассказывать. Все думает, что я маленькая. Скажет, что мама умерла полгода назад, и мы убежали из Москвы, чтобы не так больно. Продали там все, квартиру и еще дачу бабушкину. Бабушка сразу после мамы умерла. Папа с работы уволился. Его начальник не отпускал сначала. А потом отпустил и даже помог устроиться на работу здесь. На очень хорошую. В аэропорту Пулково. Мы там были вчера, какие-то отвозили бумаги и медкомиссия еще. Папа – авиационный диспетчер на самом деле, такой, главный. Типа отвечает за всех других авиационных диспетчеров, понимаете?
Я киваю, я понимаю. Девочка роется в своей маленькой сумочке, что-то ищет напряженно; господи, сколько горя ей уже пришлось вынести, такой маленькой, отворачиваюсь, на глазах слезы, вынимаю бумажный платок и некрасиво сморкаюсь.
