– Что еще?
– Ну… уродство или болезнь…
– Отлично, я предъявлю все три!
– Все три?
– Кровное родство, уродство, болезнь. Я только что выяснил, что леди Ариана – моя кузина во втором колене.
– Но… это неправда! – в замешательстве воскликнул отец Джон.
– Не более неправда, чем ее обвинение в изнасиловании. Что до уродства, так у этой женщины изуродованные ноги, но мне об этом не сообщили, когда я соглашался на обручение.
– Но, сэр! Вы же видите, что леди Ариана идеально сложена!
– В Риме этого не знают, – огрызнулся Ранульф с мрачным удовлетворением.
По правде говоря, такие причины можно было легко опровергнуть, если у тебя есть деньги и рычаги политического воздействия, но у Арианы нет ни того ни другого, а также нет свободы, чтобы затеять дорогостоящее сражение в церковном суде. Возможно, их брак расторгнут и до этого вообще не дойдет. Ранульф был слишком зол и готов на все, в том числе на выдумывание обвинений против Арианы.
А самая простая причина – третья. И ее сложнее всего опровергнуть.
– Установлено, что леди больна, – добавил Ранульф с непреклонной решимостью.
Сердце Арианы упало, как камень. Она надеялась, что Ранульф не сможет отречься от брака, но, похоже, он с легкостью побьет любые ее попытки.
– И какой именно болезнью я успела заразиться, милорд? – сухо осведомилась она.
– Оспой… проказой… да какой угодно, что в голову придет! Разумеется, тебя запрут в твоей комнате, чтобы ты не смогла передать болезнь другим. – Он мрачно усмехнулся. – Подозреваю, что тебе не понравится такое наказание. А тем временем ты не будешь наслаждаться привилегиями моей жены – ты станешь рабыней.
Он посмотрел в толпу, и взгляд его упал на служанку Дину.
– Ты, девушка, как тебя зовут? – спросил он на плохом английском.
Полногрудая служанка нерешительно шагнула вперед.
– Дина, милорд.
– Чем ты занимаешься?
– Работаю в кухне, милорд.
– Больше нет. С этого дня ты отвечаешь за зал. А за едой занимаешь место этой леди.
Поднявшись на возвышение, Ранульф обошел стол и приблизился к Ариане. Схватив ее за руку, он сдернул девушку с резного стула и ткнул пальцем в пустой табурет. Толпа хором ахнула. Это было слишком серьезным оскорблением – так возвысить служанку, особенно такую потаскушку, как Дина, и к тому же незаконно. Если бы Ранульф мог рассуждать разумно, он бы согласился, что по закону он не смеет так грубо и своевольно превращать благородную даму в рабыню или возвышать служанку до положения леди, но бешенство мешало ему рассуждать разумно.
Не обращая внимания на реакцию толпы, Ранульф повернулся к ней:
– Больше вы не будете называть эту женщину леди. Она моя рабыня, и больше никто. До тех пор пока наш брак не расторгнут, она будет работать, как остальные слуги. А вы перестанете почитать ее.
Ариана в ужасе зажмурилась. Ранульф не только искусно выпутался из ее сетей, но и намерен опозорить ее окончательно.
Он не отпускал ее руку.
– Пошли, рабыня, – приказал он бархатно-стальным голосом. – Удалимся наверх. Я не вижу смысла прилюдно продолжать нашу беседу.
Ариана стиснула зубы. Она бы предпочла столкнуться с Ранульфом здесь, где есть свидетели его жестокости.
– Но, милорд, мне казалось, что вы любите прилюдные сцены, – ответила она насмешливо-невинным голосом. – Вы настояли на том, чтобы все население Кларедона слушало мою клятву верности, и именно вы ласкали меня сегодня утром прямо в этом зале.
– Леди… – предостерег он голосом, рокочущим, как гром. – Ты меня доведешь…
Ранульф повернул ее в сторону лестницы и заставил шагать перед собой.
– Милорд… хорошенько подумай о том, что делаешь. Не калечь ее слишком сильно, – предостерег его Пейн.
– Ты когда-нибудь слышал, чтобы я поднял руку на женщину? – нахмурился Ранульф.
– Нет, но я никогда не видел тебя в таком убийственном бешенстве…
– Успокойся, Пейн. Я остановлюсь, когда дойдет до убийства.
Заставив Ариану подняться на два лестничных пролета, Ранульф прошел мимо женской спальни и втолкнул девушку в комнату, которую она когда-то называла своей. Захлопнув дверь, он повернулся лицом к своей невесте… своему врагу.
Ранульф начал медленно расстегивать пояс с ножнами, и в глазах Арианы мелькнула тревога.
– Ч-что ты собрался делать?
– Ну, как же, только проверить твою правдивость. – Ему не требовалась повитуха, чтобы убедиться, девственница Ариана или нет. Он положил пояс и меч на сундук и медленно пошел к Ариане, глядя на нее. – Всего два дня назад ты заявила, что до сих пор целомудренна и никогда не имела мужчину. Или ты лгала тогда, или лжешь сейчас. Я хочу выяснить, когда именно.
В горле Арианы внезапно пересохло. Если Ранульф лишит ее девственности прямо сейчас, когда он в таком бешенстве, он просто разорвет ее на куски.
– Это будет изнасилованием.
– Если тебе так больше нравится. – Со свирепыми от гнева и страсти глазами он схватил Ариану и прижал к себе.
– Нет! – воскликнула она за миг до того, как он впился губами в ее губы, заглушив крик.
Ариана билась и боролась в его объятиях, но все без толку, Ранульф вцепился в ее волосы и продолжал удерживать, не отрываясь от ее рта. Его язык сильно, страстно раздвигал ее губы.
Сердце Арианы отчаянно заколотилось. Голова ее запрокинулась назад, спина выгнулась так, что грудь упиралась прямо в кольчугу Ранульфа, но она не будет умолять его о милосердии. Он не знает, что это такое.
Ариана беспомощно застонала, но Ранульф сильнее и безжалостнее прижимал ее к себе, не давая шевельнуться. Его закованные в доспехи бедра врезались в тело девушки.
Дьявольский замысел заключался в том, что он и не хотел угрожать Ариане физическим насилием, а собирался покарать ее наслаждением. Он хотел, чтобы она утратила рассудок, чтобы ахала и задыхалась под ним. Он хотел удовлетворить свое неослабевающее вожделение, поддаться отчаянному желанию глубоко и страстно вонзиться в нее и, может быть, наконец-то успокоить горячечную страсть, которую эта женщина в нем пробуждала. Дыхание Господне, он так ее хотел!
Кровь его кипела от возбуждения и гнева, тело напряглось, в нем все пульсировало; им двигала сила более властная, чем бешенство. Крепко прижимая Ариану к себе, Ранульф запрокинул ее голову назад и впился в ее губы. Глубоко в его горле рождался низкий гортанный звук.
Не в силах вырваться, Ариана беспомощно приоткрыла губы. Она пыталась вспомнить все те бесчисленные причины, по которым должна сопротивляться, пыталась призвать на помощь постыдные воспоминания о своей недавней податливости, но тщетно.
В глубине ее тела возникло и усиливалось странное тепло, сердце колотилось все быстрее. Ослабевшая, оглушенная, Ариана вцепилась в Ранульфа и уже сама прижимала его к себе, тая под его пламенными поцелуями, хотя отвращение и лизало краешек ее сознания. Если это не закончится прямо сейчас, ей придется сражаться не столько с ним, сколько с собой. Ей казалось, что она тонет в его объятиях…
