Отверстия в небесах растут, колонны все толще, а я тоже расту над этим миром, я сам мир, я черепичные крыши немецких домиков, я полуразрушенные каминные трубы на этих домиках, я сам воздух, пьянящий воздух наступившей на миг весны! И я верчусь в танце радости, обнимаю весь мир, который я и который не я! Я и чайка в небе, я и грязный кирпич на дороге. Я, я, я...Одиноко? А может уже мы? Дождя уже нет давно, ничего от осени, ничего от разрушения. Я возрождаюсь, я вырастаю как исполин, и, взмывая в небо, разрушаю остатки темных туч, колонны с грохотом рушатся, и мир заполняют оттенки желтого цвета, все оттенки, какие только есть на свете.
Но довольные важные вороны говорят мне с каминных труб. Карр! «Карр», передразниваю я. Пошли вы к черту вороны! И ветер с моего разрешения дает им под зад, отчего они с жалобным криком летят вниз и разбиваются об потрескавшийся асфальт. Клочья мяса, запекшаяся кровь и грязные перья. Поделом вам, вороны! Я опять самодоволен, ведь так классно быть весной, когда есть надежда! Залетаю в парк и смотрю, как утки лениво чистят свои темно-изумрудные перья.
Вместе с весной в Город пришла тишина, и даже зеленоватая тина пруда не шевелится. Ветра нет. Сажусь на скамейку и смотрю на разломы, трещины в иссохшем дереве под собой. Краска когда-то была зеленой, но почти совсем облезла, только слабые еле заметные пятна остались на потемневшей поверхности. Больше всего краски как-раз притаилось в трещинах и это дает Сердцу так много смысла. Одна из них тянется через всю скамейку и заканчивается как раз около безвольно брошенной на дерево руки. Ласкаю ее, ощущая под пальцами прохладную влагу, еще до конца не впитавшуюся. Рядом со мной садится воробей, секунду-другую смотрит на меня, поворачивает голову набок, что-то весело чирикает. Наверно он хочет, чтобы я его покормил? «Извини малыш, ничего нет», говорю я. Воробей хмурится, но тут же снова щебечет. Раз, и прыгает на мое плечо.
Осторожно дотрагиваюсь до его серой шерстки и как ни странно, он не боится. «Чирик. Чирик». Мелодия под ухом, я улыбаюсь. Воробей срывается с плеча и прячется среди нависшей надо мной разноцветной листвы. Вот он задумчиво трогает темно-бордовый лист, пытаясь видимо пробить в нем дырку. Наконец ему это удается, и сквозь рваное отверстие я вижу его хитрый глаз. Закрываю глаза и ощущаю весну. Я уже писал, что ее запах пьянит как вино? Он такой свежий и чистый, утренний. Почти неуловимый. Все остальное тоже пахнет по особенному, когда весна. Скамейка распространяет вокруг себя сыроватый лесной дух. Запах соснового бора. О воображение!! Каша из листьев под ногами, запах разложения. Но это радует меня!
На деревьях листья пахнут медом, или клубничным вареньем. От них идет еле заметный пар. Тина отдает чем-то горьким, миндальным. Цвет. Цвета становятся резче, все словно вырезано рукой неведомого гения-ваятеля. Он постарался на славу. Красный, зеленый, синий, голубой, коричневый и белый. Желтый, златолистья такие томные, голубое небо веселое и во мне возникает такая-же радость как в детстве. Зеленый - он бархат весной. А коричневый, белый? Белый блеск от воды из луж, он ослепителен! А та самая коричневая каша из листьев под моими ногами? Запах разложения и вкусный цвет дорогого шоколада. Любуюсь. Острый луч внимания все отправляет-сканирует внутрь «внутренней сказки». Напротив меня стоит не так давно выкрашенная в синий цвет скамейка. Ляпис-лазурь сверкает на солнце, слепит глаза...Замираю в ощущении.
Но вот и все, весна уходит. Голубое небо пересекают лиловые тени, и опять появляются окошки-пластинки. Затворки пока открыты. Я торопливо шагаю к ближайшей колонне света и, встав около, ловлю последний привет весны. «Ты вернешься»? Спрашиваю я. «Да, ты жди». Шепчет свет и...Хлоп, хлоп, сразу пять заслонок задвигаются. Становится темней. Появляется холодный злой ветер, он разгоняет воробьев, смеясь, обдирает листья с деревьев и, взбаламутив тину в пруду, распугивает всех уток. Хлоп, хлоп, закрылось еще десять заслонок. Я бегу через пустынный парк к спасительной мраморной беседке, находящейся на небольшом искусственном холме. Там стоит последняя колонна, громадный столб небесного пламени, который только и может спасти меня сейчас от наступающей тоскливой осени.
Шевелятся листья, они грустно шепчут мне. «Напрасно, она придет и сюда...Беги..Беги..Спасайся от ее власти, мы не можем так сделать». Но я смеюсь, обнимая световую колонну. Я не боюсь ее. Я все равно выиграю. Она не посмеет прийти сюда. Листья снова шепчут: «Глупец, разрушение повсюду. Спасайся. Ты не сможешь ее остановить». «Кто она», кричу я. А на глаза наворачиваются слезы. Смерть? Так пусть идет, я хочу битвы! Муза смерти, осень, муза смерти, прах, муза смерти, зима - иди! И она приходит, властным движением закрывает заслонку и вокруг тьма и холод, нервный дождь опять течет с небес, а я чувствую, как черные ленты вновь обхватывают меня новой болью. В моем романе жизни появляется новый персонаж, она, муза смерти, муза разрушения, спускается ко мне…
Бледные тонкие пальцы ласкают меня, сдавливают горло, а темно-синие глаза заглядывают прямо в душу. Хочешь покоя, хочешь забвения, спрашивают они. Ты же так недавно звал меня? «Ты старуха, ты безобразная старуха», расхохотался я прямо в лицо белой как мел красавицы. Она смеется. «Дурачок, что ты знаешь о разрушении? Это власть»! И она взмахивает своим газовым призрачным покрывалом и окутывает им меня. «Холодно, как холодно», шепчу Я. «Холодно», ухмыляется муза. «Это иллюзия. Это ненастоящее. Настоящее это освобождение. Ты не понимаешь, я освобождаю все в природе, я лишаю всех надоевшей формы, когда она им прискучивает. Но потом, потом я возрождаю всех, я прихожу и даю им новую жизнь с первым лучом весеннего солнца. Я и осень, я и весна, я и лето и зима. Я все. Я жизнь и смерть! Я никто и все, я вселенское ничто. Прейди ко мне, умри сейчас, и я открою тебе все тайны».
Ее тихий вкрадчивый шепот завораживал меня, звал к покою, к пустоте. Я уже видел перед собой звезды, темный небосвод, усеянный жемчужными точками. Но я очнулся и оттолкнул от себя хитрое привидение. «Нет, я еще не готов. Я еще нужен здесь. Уйди смерть! Ты еще позовешь меня». «Еще захочешь уйти со мной», пропела листва вокруг. «Ты же разочарован, ты же устал. Уйди в вечность сейчас»! «Уйди, искусительница», взмолился я. «Я вернусь, я вернусь», прошептал ветер. «Ты мой, я знаю это, слишком тяжел для тебя этот мир». Сказал черный дрозд на клене. «Ты слишком самоуверенна», усмехнулся я. «Нет», сказала капля на моей щеке. «Ты ошибаешься, я не могу быть самоуверенной, я давно прожила это. Но ладно, я покидаю тебя. И помни, помни. Только позови меня когда ты устал и я приду к тебе...Помни..Помни»...И все смолкло. Я расхохотался и дрожащей рукой стер пот со лба.
Осень, разложение, муза смерти убрала кратковременную радость во мне, окончательно захлопнула створки других оконец, сквозь которые в мир истекал свет моей души. Это ее всегдашний прием, украсть радость, чтобы убедить в торжестве пустоты! Я иду сквозь парк к выходу, и навстречу мне попадаются тощие собаки, их горящие глаза ощупывают мою слегка сгорбленную фигуру, они голодны. «Я тоже голоден, я тоже», шепчу я и выхожу в город. Машины мимо, угрюмые люди, воротники пальто и плащей подняты вверх, глаза устремлены вперед, в светлое будущее, им нет дела до меня и красоты мира.
Останавливаю высокого парня в черном кожаном плаще. «У тебя сигареты не найдется»? «Держи», и он шагает по лужам дальше. Я прикуриваю и делаю первую тягу, дым сырой, он перемешался с мокрым и влажным воздухом осени и я кашляю. Иду дальше, дальше, пересекаю улицы, проспекты, переулки и скверы, линия моего движения ломаная, извилистая, и больше всего она, если взглянуть сверху, напоминает кривой нож. Трещины, выбоины, разломы в асфальте улиц наполнены мутной кипящей влагой, дождь каждый миг добавляет еще и еще, а черные ленты впиваются в тело сильней и сильней. Наконец мое движение по промокшей вселенной закончено, я толкаю стеклянную дверь магазина, где работает Макс.
«О, ты пришел, давай присаживайся», следует реплика. Подсобка магазина не пуста, там еще его подружка Катька и Мирра. На столе сверкает батарея пивных бутылок. Катька вертится на стуле. «Привет Лакс, как деллллаааа»? Тянет она слова. «Нормально». Я сажусь на краешек деревянного верстака, на котором стоит старый комп Макса. «Чай будешь», говорит Макс. «Давай, на улице черт знает что творится». «Куртку купил»? Замечает Макс, по поводу моего недавнего приобретения. «Да». «Тебе идет. Да, сахара нет». «Да так пойдет». Я замолкаю и смотрю на Мирру, еще, со времени моего прибытия не произнесшую ни слова. Катька тем временем довольно пошло смотрит на меня, и я чувствую исходящий от нее секс. ЕЕ мысли! Кошмар просто! «А ты пойдешь на вечерину, Мирра»? «Не знаю, не хочу чего-то». Она лениво смотрит на меня и затем отворачивается. «Давай ты пойдешь. А то я не хочу. Без тебя не пойду». Я беру чай и делаю глоток. Тьфу, без сахара совсем не то! «У меня денег нет». Заявляет Мирра с таким подтекстом, что мы могли бы ей помочь в этом вопросе.
