— Гений, — согласился Лысый, запуская двигатель. — Но и нас с тобой, согласись, не пальцем делали.
У обоих разом отлегло от сердца. Что бы ни было сейчас на уме у связного, куда бы он ни торопился, это уже не играло существенной роли. С того мгновения, когда напарники сели ему на хвост, шансов ускользнуть у него не осталось. На вид ему было около шестидесяти; напарники не знали, что этот тип представлял собой в молодые годы, но теперь он заведомо вышел в тираж и ничего не мог противопоставить двум опытным, прошедшим отличную выучку, находящимся на пике физической формы офицерам ФСО.
Пока Лысый осторожно вел машину к выезду из двора, Колючий позвонил в отдел и подробно описал наружность связного. Как бы далеко ни шагнули современные технологии, установить по слабенькому, да еще и кратковременному, сигналу работающего мобильного телефона точный адрес его владельца пока, увы, невозможно. Пеленгатор помог узнать номер дома, подъезд и расположение в нем квартиры. Под подозрение попадал целый пятиэтажный стояк, до отказа набитый народом; большого значения паспортные данные связного почти наверняка не имели, но соблюдение установленного порядка не являлось пустой формальностью: а вдруг у старого хрыча в запасе имеется-таки пара-тройка сюрпризов?
В отделе Колючему, не стесняясь в выражениях, объяснили, что он, такой и сякой небритый лодырь, мог бы просто расспросить соседей, вместо того чтобы отрывать занятых людей от работы и разводить на ровном месте такие и сякие шпионские страсти. Колючий в схожих выражениях сообщил коллегам, что примерно представляет, от какой именно работы их отрывает, и в свой черед посоветовал поскорее надевать штаны и браться за дело.
На дальнейшем обмене любезностями никто не настаивал, а уже сказанное никто и не подумал воспринять всерьез. На том конце телефонной линии знали, что Колючий не первый год замужем и, будь у него такая возможность, не поленился бы разок-другой забить с дворовыми мужиками козла и по ходу дела ненавязчиво, не привлекая ничьего внимания и никого не заставив насторожиться, выведал бы у них все что нужно, и еще немало сверх того. Колючий тоже был в курсе, что ребята в отделе вовсе не предаются однополой любви и не мастерят костюмы для очередного гей-парада, а вкалывают как проклятые. Потому что у такого шефа, как Иван Сергеевич Буров, не забалуешь, и бесталанному лодырю пролезть под его начало сложнее, чем верблюду пройти сквозь игольное ушко. Обмен непечатными репликами и оскорбительными, клеветническими намеками был просто одним из способов выпускания пара, причем едва ли не самым безобидным из тех, что были у них в ходу.
Связной торопливо хромал вперед, ни разу не обернувшись на следующую за ним по пятам машину. Не обернулся он даже перед тем как свернуть за угол. Глаз на затылке у него не было, никаких зеркальных поверхностей по пути следования также не наблюдалось, и по-прежнему было непонятно, кто он — профессионал или обыкновенный лох.
«Сейчас узнаем», — подумал Колючий, когда его напарник начал аккуратно вписывать машину в поворот. Он был почти уверен, что, обогнув угол дома, они увидят связного стоящим на тротуаре и с улыбкой глядящим прямо на них, а то и вовсе не увидят — поминай, как звали.
Но когда машина, преодолев поворот, притормозила у выезда на оживленную улицу, все его опасения как рукой сняло. Связной никуда не исчез, нигде не стоял, ни на кого не глядел и никому не улыбался, а спокойно, хотя и торопливо, шкандыбал по тротуару в сторону Садового кольца.
— Лох, — с полной уверенностью поставил окончательный диагноз Лысый и, вывернув на проезжую часть, с черепашьей скоростью повел машину чуть ли не по пятам за связным.
Ехать таким манером по левой полосе означало бы провоцировать других водителей на необдуманные слова и некрасивые, грубые поступки, а ползти, прижимаясь к бордюру, мешали то и дело попадающиеся на пути припаркованные автомобили. Поэтому, когда связной миновал остановку общественного транспорта, не выказав при этом намерения сменить способ передвижения, Лысый остановил свою ласточку прямо под запрещающим знаком и предложил напарнику немного прогуляться пешком.
Колючий не возражал. Выйдя из машины, он неторопливо закурил, потянулся, разминая затекшие конечности, непринужденно проверил, не выпирает ли из-под одежды пистолет, и, убедившись, что нет, не выпирает, ленивой походкой праздношатающегося гостя столицы последовал за объектом наблюдения. Вскоре его светлая полотняная ветровка и на полголовы возвышающийся над толпой стриженый затылок скрылись из вида. Лысый до конца опустил стекло слева от себя, тоже закурил, откинулся на спинку сиденья, включил шансон и приготовился к более или менее продолжительному ожиданию.
Шофер проезжавшей мимо машины ДПС радостно нажал на тормоз, увидев нахально запаркованную в неположенном месте машину с водителем за рулем. Чуточку более наблюдательный напарник толкнул его локтем и одними глазами указал на номерной знак нарушителя. Патрульная машина сорвалась с места и затерялась в потоке уличного движения со скоростью, близкой к скорости звука. Лысый снисходительно усмехнулся и выбросил окурок в окно: ладно, живите, на первый раз, так и быть, прощаю.
Звонок Колючего раздался спустя каких-то несчастных десять минут. Лысый чуть было не удивился, но быстро сообразил, что именно этого и следовало ожидать. Связной заметно торопился, а Москва — не тот город, где имеет смысл торопиться в пешем строю, если только конечная точка вашего маршрута не расположена на расстоянии пары кварталов от начальной.
Конечно, связной мог передумать и взять такси или просто нырнуть в метро. Это сильно осложнило бы дело, но Колючий мгновенно успокоил напарника, просто сказав, куда подъехать, и без дальнейших объяснений прервав связь.
Припарковавшись — естественно, опять в неположенном месте, поскольку положенных тут, на бульваре, попросту не существовало, — Лысый вышел из машины и сразу увидел коллегу, который, привалившись плечом к фигуристому, под старинную бронзу, фонарному столбу, с задумчивым видом наблюдал за коловращением бульварной жизни. Оккупировавшие половину скамеек пенсионеры сладострастно резались в настольные игры, используя в качестве столов обыкновенные куски фанеры или ДВП, втиснутые между горизонтальными планками скамеечных спинок. Часть скамеек занимали мамаши с колясками, но таких было мало. Катающейся на роликах и наливающейся пивом молодежи тоже насчитывалось немного, поскольку вечер еще не наступил. Связной неприкаянно бродил от скамейки к скамейке, заглядывая в лица игроков, а потом, отыскав свободную, уселся и достал из магазинного пакета большой желтый почтовый конверт. Конверт выглядел слегка потертым, а его владелец — основательно растерянным.
— Ну, лох и лох, — подтвердил поставленный ранее диагноз Лысый.
— Не то слово, — усмехнулся Колючий. — Мне ребята из отдела уже отзвонились. Ты знаешь, кем он был до пенсии? Особистом! Сидел в занюханном гарнизоне, солдатские письма перлюстрировал, тумбочки шмонал и кляузные рапорты на офицеров строчил. Зато теперь — не хрен собачий, а подполковник госбезопасности в отставке.
— Хо-хо, — радостно произнес Лысый. — Наш человек!
Колючий не преувеличивал: лох — это и впрямь было не то слово. Потому что лох, когда-то имевший косвенное отношение к органам и на этом основании мнящий себя крутым профессионалом — это лох в квадрате.
— Странно, — подумав, с сомнением сказал Лысый.
— Что тебе странно?
— Странно, что Потапчук завербовал это хромое чучело. От него же толку, как от козла молока!
— А от него ничего особенного и не требуется, — возразил Колючий. — Насколько нам дали понять, этот Слепой — агент-одиночка с очень высоким уровнем подготовки и способностями выше средних. В помощниках он не нуждается, а это, — он кивнул в сторону связного, — просто почтовый голубок. Ума на то, чтобы кого-то выследить и сдать с потрохами, у него не хватит, а работает зато с энтузиазмом — как же, начальство не забыло, оказало ветерану органов доверие! Ну, и плюс, конечно, бабки. Платят этому клоуну прилично, я б за такие деньги и сам раз в полгода кому-нибудь письмишко отнес.
Предмет обсуждения сидел в одиночестве на скамейке и разбрасывал перед собой крошки белого хлеба, которые доставал из желтого конверта — не самого, на взгляд напарников, подходящего вместилища для птичьего корма. У его ног копошилась сплошная сизо-серая масса — голуби, издалека неотличимо похожие на жирных тлей, увлеченно топтали друг друга, стремясь отвоевать у собратьев лишнюю пайку.
Все было ясно. Там, где обычные люди видели будничную и где-то даже умилительную картину — одинокий пенсионер, находящий утешение в кормлении птичек, — напарники наблюдали древний, классический, простой, как булыжник, вошедший во все учебники для начинающих и растиражированный киношниками фокус с обменом одинаковыми чемоданами — или, применительно к данному случаю, конвертами. Два незнакомых друг другу старика случайно сели на одну скамейку; у каждого из них по желтому конверту — с чем пришли, с тем и ушли…
