Когда охранник вышел, оставив на столе поднос, и дверь за ним закрылась, Филер вернулся к прерванному его появлением рассказу.
— Говоря коротко и по существу, легенда подтвердилась, — сказал он, вынимая из графина хрустальную пробку и разливая по бокалам коньяк. — Подтвердилась, увы, только косвенно, и даже для этого моим людям пришлось буквально свернуть горы. Понадобилось произвести тщательнейший анализ финансовых расходов возглавляемого Потапчуком отдела, поднять строжайше засекреченные архивные данные и сопоставить время некоторых денежных выплат, нерегулярных, но всегда примерно одинаковых, с датами кое-каких резонансных убийств, несчастных случаев и внезапных смертей. Картина, скажу я тебе, получилась впечатляющая, особенно если принять за истину, что писалась она на протяжении многих лет одной и той же рукой. Это рука большого мастера, Андрей Родионович. Что это за мастер, мы так до конца и не выяснили, но сегодня ты мне его назвал.
— То есть?.. — наконец-то проявил живой интерес к повествованию Политик.
— Молчанов, — сказал Филер. — Эта фамилия изредка мелькала в разных второстепенных бумажках. В списках сотрудников отдела его не было и нет, в бухгалтерских ведомостях он тоже никогда не фигурировал. Если верить одному найденному нами старому рапорту, капитан Федор Молчанов погиб еще в конце девяностых — слетел с катушек, как это часто случается с людьми его профессии, начал отстреливать своих и был ликвидирован по личному приказу Потапчука. Согласно другой бумажке, через полтора года покойнику было присвоено очередное звание майора… ну, и так далее. Умирал он за эти годы несколько раз, не так давно рука об руку с Потапчуком вполне себе официально трудился в составе особой группы, специализировавшейся на отыскании похищенных культурных и исторических ценностей, потом опять погиб — на сей раз, если судить по бумагам, окончательно и как раз таки в чине полковника. И вот мы возвращаемся к тому, с чего начали: четыре трупа в полукилометре от места, где мордой вниз плавает в грязном канале пятый. И прозвучавшее из уст умирающего имя полковника ФСБ Молчанова.
— Ясно, — сказал Пермяков, который прямо на глазах снова утратил интерес к повествованию. Он покачал свой бокал на расставленных пальцах, понюхал, оценивая букет, и сделал микроскопический глоток. — Если говорить коротко и по существу, как ты, помнится, собирался, получится примерно следующее. Генерал ФСБ Потапчук время от времени отдавал приказы о физическом устранении некоторых лиц. Приказы эти в течение довольно продолжительного периода выполнял один и тот же человек — некто Молчанов по кличке Слепой. Последними его жертвами стали наш Воевода и те четверо на дороге. Таковы факты, и я не понимаю, зачем разводить вокруг них какую-то лирику, тем более что прямого отношения к делу они явно не имеют. Я просил выяснить, кто организовал ликвидацию Шиханцова, разведать, по возможности, как много он знает о Воеводе, и на основании полученной информации принять решение: или — или. Как говорится, кто не с нами, тот против нас… А ты развлекаешь меня байками из жизни какого-то наемного убийцы!
— Как будто у тебя других дел нет, — вполголоса подсказал Буров, сосредоточенно глядя в бокал, который держал наготове у подбородка.
— Извини за прямоту, но так оно и есть, — подтвердил Пермяков.
— Тогда и ты меня извини. — Иван Сергеевич отставил нетронутый бокал и вытряхнул из пачки новую сигарету. — Если уж у нас пошел такой прямой разговор, вот что я тебе скажу: ни хрена ты, друг любезный, не понял. Да, конечно, ты — это ты, а какой-то низовой исполнитель, наемный стрелок для тебя никто — ноль без палочки, пустое место, о котором и говорить не стоит.
— Совершенно верно, — согласился Андрей Родионович.
— Да нет, брат, неверно. Этот ноль без палочки работает в профессии, которая не прощает ошибок, больше двадцати лет. И за эти годы таких, как мы с тобой, он перещелкал столько, что волосы дыбом становятся, как об этом подумаешь. И не просто перещелкал, а сначала вычислил, тщательно разработал, разыскал… Легенды тебе не нравятся! А легенды, между прочим, сплошь и рядом повествуют о реально происходивших событиях. Знаешь ли ты, к примеру, что один из эпизодов рассматриваемой нами в данный момент легенды касается задержания некоего симпатичного бородатого араба с грустными глазами, по имени Усама? Слепой разыскал его, повязал и сдал американцам — один, без чьей-либо помощи и поддержки с воздуха.
— Ну вот это уже сказки! — отмахнулся Пермяков.
— А вот как раз таки и нет, — возразил Буров. — Я лично, своими собственными глазами видел секретный отчет, согласно которому бен Ладен был взят где-то в Европе одним из наших агентов и по действовавшей на тот момент договоренности сдан с рук на руки представителям США. Что было потом, просидел он все это время в каком-нибудь Гуантанамо, сбежал, был нарочно отпущен на волю, а потом снова найден и убит, теперь не выяснишь, да нам это и ни к чему. Но его поимка более чем за год до официального сообщения о смерти, осуществленная российским агентом — достоверный факт. Теперь ты понимаешь? Вижу, что не до конца. Я тебя не байками развлекаю, Андрей ты мой Родионович, а пытаюсь объяснить, с кем нам нынче приходится иметь дело. Это не тупой исполнитель, а талантливый универсал с огромным опытом и широчайшими возможностями. И еще я пытаюсь тебе втолковать, что ты, лично, уже в течение некоторого времени находишься под прямой, реальной угрозой физического уничтожения.
— Я?
— Если тебя это хоть немного утешит, то не ты один, а вся теплая компания, которую ты собрал. В том числе, разумеется, и твой покорный слуга. Я уже говорил тебе, что Потапчук опасен, и теперь объясню, почему. Он давно работает в органах, всей душой болеет за свое дело и при этом неглуп, что бы ты о нем ни думал. Большинству людей наплевать на все, кроме собственной выгоды, что делает их гарантированно безопасными для нас. А этот старый чудак совмещает донкихотские замашки с профессиональными навыками разведчика и уровнем информированности генерала ФСБ уже так долго, что просто не мог не задаться вопросом: а что это, собственно, такое происходит? Почему это чеканная формулировка Черномырдина — хотели как лучше, а получилось как всегда, — десятилетиями не утрачивает актуальности? Словом, он нас вычислил — не нас конкретно, разумеется, а только теоретическую возможность существования группы лиц, проводящей, скажем так, определенную работу.
— Придумал сказку, — вставил Пермяков.
— Скорее, гипотезу, которая, как всякая гипотеза, нуждается в проверке.
— Не представляю, как такую гипотезу можно проверить.
— Вообрази себе, я тоже не представлял. А этот упрямый старый хрыч, которому ты давеча отказал в наличии интеллекта, представил. Представил, сразу же взялся за дело и к настоящему времени даже успел получить кое-какие косвенные подтверждения своей версии. Ему удалось нащупать правильную ниточку, аккуратно за нее потянуть и прийти к тем же выводам, которые в свое время сделали мы с тобой: чтобы малыми силами, не создавая собственной политической партии и боевых отрядов, подготовить почву для… э…
— Понятно, — пришел ему на выручку Пермяков.
— Для этого необходимо постоянно находиться при власти. Не У власти, а ПРИ ней — рядышком, в тени крупных политических фигур, на вторых ролях. Достигнуть определенного уровня и далее двигаться исключительно по горизонтали, не поднимаясь на самый верх, но и не опускаясь, постепенно становясь незаменимым и незаметно прибирая к рукам тех, кто, как им кажется, руководит всем и вся по своему усмотрению. Они принимают то или иное решение в соответствии с требованиями текущего момента, но им и в голову не приходит, что момент возник не сам собой, а был кем-то умело создан. Да что тебе объяснять! В общем, Потапчук все это сообразил и принялся искать как раз таких организаторов текущего момента — вечных и бессменных советников, помощников, заместителей, управляющих делами и референтов. И некоторых, представь себе, нашел. Правда, по известным тебе причинам я не в курсе, наши это люди или нет… Списочек посмотришь?
Пермяков молча протянул руку. Теперь его холеное лицо выражало хмурую озабоченность, меж насупленных бровей залегла глубокая вертикальная складка, а уголки поджатых губ сердито опустились. Буров вынул из внутреннего кармана, развернул и передал ему список, состоявший всего из шести фамилий, напротив каждой из которых значилась занимаемая в настоящее время должность.
— А, черт! — с досадой процедил Политик, бегло ознакомившись с этим документом.
— Неужели есть попадания? — изумился Филер.
Возвращая список, Андрей Родионович молча показал ему рогатку из среднего и указательного пальцев, похожую на латинское «V». В данном контексте этот жест означал не победу, а просто количество рассекреченных не в меру дошлым и пронырливым генералом Потапчуком членов теневого кабинета министров. Потягивая коньяк, Иван Сергеевич на всякий случай заглянул в список одним глазком и убедился, что это напрасный труд: никаких пометок и ногтевых отчерков там, естественно, не появилось.
