– Это усадьба, фотка и схема… Тут был парк. Тут – пруды. За парком, на холме, между господским домом и деревней – церковь. Восемнадцатый век, классические формы. Храм крестово… черт, где же это? Ага, вот: крестово-купольный, рядом колокольня. Расписывали ее, говорят, ученики тех мастеров, которые работали в Дубровицах. Многое, правда, испортилось – погода, революции… Но кое-где росписи сохранились. Я предлагаю сделать так: если Марта сможет раздобыть автобус, мы постараемся уговорить ее начать с Вельяминова. Оно по дороге в Дубровицы, я по карте смотрела. Скажу, что нужно увидеть классическую церковь, чтобы сполна оценить оригинальность дубровицкого храма. Тогда все будет наглядно. А ты поддакивай.
– Идет.
Презентация прошла на ура. Учительница выставила Насте с Лизой по крутобокой пятерке и взахлеб рассказывала в учительской, что это просто удивительно, насколько могут оказаться притягательными вечные ценности и каноны красоты для современной молодежи. Судьба, видимо, была благосклонна к малолетним авантюристкам, Марте Генриховне удалось на субботу раздобыть автобус. Учительница обещала, что если дорога позволит и они все будут успевать, то и в Вельяминово заедут.
– Тетечка Ланочка, давайте побыстрее, а то мы опоздаем! – канючила Лизка.
Настя, сжав зубы, молча смотрела, как мать наливает в термос горячий чай.
– Сейчас-сейчас, – пробормотала Лана, надеясь, что в этот раз ей удастся благополучно завершить несложный процесс. Вообще-то она хотела заварить дочке полезный во всех отношениях шиповник, но сегодня с утра у нее все валилось из рук, она опрокинула термос, разлила настой, и пришлось спешно заваривать банальный чай.
– Мама, скорее! – не выдержала Настя.
Она торопливо запихала термос и бутерброды в сумку, украдкой вытерла ладонью нос, чтобы мама не видела, а то с нее станется – и на экскурсию не пустит. Вообще Настя ни о чем не могла думать, кроме предстоящего мероприятия. Она подготовилась к нему тщательно: взяла с собой фонарик, картинку с гербом, которую тушью аккуратно нарисовала на гипсовой пластинке и везде таскала с собой, как амулет. Подумав, сунула в торбочку отвертку и, конечно, ничего не сказала маме о том, что у нее насморк и горло побаливает.
И вот они с Лизкой уже сидят в автобусе и через пробки вырываются из Москвы. Класс вовсю радуется субботе, солнышку и дороге. Кто-то ест, кто-то поет хором, у кого-то под пальцами пищит электронная стрелялка, но Настя отрешенно смотрит в окно и даже говорить ни о чем не может. Вот и поворот на Вельяминово. Девочки затаили дыхание. Марта Генриховна посовещалась с водителем, и тот твердо сказал, что полчаса у них есть. Вскоре показалась церковь: классические формы XVIII века. Голубой с белым цвета. Храм, отреставрированный несколько лет назад, выглядел аккуратно и приветливо. Служба только что закончилась, и молодой батюшка не отказал Марте Генриховне в просьбе – быстренько ознакомить ребят с интерьером… Отец Герасим попросил девочек надеть платки или капюшоны, а мальчиков – не забыть обнажить головы при входе в храм.
Как только класс вошел внутрь, Настя кивнула Лизке и скользнула в сторону. Переходя от иконы к иконе, пробиралась к алтарю. Вот она уже совсем рядом. Девочка судорожно вздохнула и оглянулась. Отец Герасим показывал росписи в правом приделе. Все стояли задрав головы. Справа от алтаря бабка в черном очищала поставец от свечек. Еще две женщины возились за прилавком. Подле иконы Богоматери стояла тетка средних лет и что-то шептала. За руку она крепко держала девчонку лет трех, та таращилась по сторонам и ковыряла в носу. Рядом никого не было. Настя присела на корточки и скользнула к иконостасу, стараясь двигаться бесшумно. Вход в алтарь был закрыт тяжелым занавесом, девочка постаралась, чтобы он шевелился как можно меньше, когда она проникала в алтарное помещение. Оглядевшись, Настя никого не увидела и торопливо заозиралась. Ее не интересовали ни интерьер, ни церковная утварь, ни красивый, украшенный камнями крест, лежавший на специальном столике, ни свечи, горящие в высоком семирожковом подсвечнике перед горним местом. Она опустила взгляд вниз, отыскивая приметы, упомянутые в письме деда. Пол здесь был каменный, вместо плинтусов лежали каменные же блоки, покрытые крупной резьбой. Настя отсчитала пятый блок от двери – он находился вроде как в нише, это и есть та таинственная апсида. Подползла к нему, зашарила руками по резьбе, которая шла вдоль всей стены. Точно, как и сказано в записке князя, это декоративная лоза. На пятом блоке вместо одного из листьев должен быть гербовый щит, вот он! Настя надавила на щит, но ничего не произошло. Она встала на колени и, пыхтя, принялась давить на непослушный кусок камня двумя руками. И вдруг каменный блок ушел вглубь, девочка по инерции дернулась вперед, впечаталась лбом в стену. Из глаз брызнули слезы, но Настя не могла позволить себе ныть. Она увидела темное углубление, сунула туда руку, нащупала коробку. Вытащила шкатулку, запихнула ее в торбу и поползла было к выходу, но вдруг поняла, что в стене зияет провал, который будет обнаружен первым, кто сюда войдет. Она сунула руки в нишу, попробовала потянуть блок, поддев его снизу. Ногти заболели, но камень не сдвинулся. Тогда Настя опять надавила на герб. Блок нехотя пополз ей навстречу.
– Настя!
Она вздрогнула. Крик долетел с улицы – ее уже ищут. Ну же, давай! Дыра закрылась, но все же один блок теперь стоял не в ряд, – чуть глубже. «Черт с ним», – подумала девочка, поднялась с колен и шагнула к выходу. Занавес дрогнул, перед Настей появился священник. Глаза его округлились.
– Что ты здесь делаешь? – испуганно спросил он.
– Я… простите, – забормотала Настя. – Я нечаянно. – Она увидела, что отец Герасим разглядывает ее лоб, и принялась жалобно лепетать: – У меня голова закружилась, я упала… Ударилась. Потом встала, думала – тут попить где-нибудь можно…
– Нельзя женщинам в алтарь входить, скверна сие, – недовольно буркнул священник, по-прежнему загораживая ей дорогу.
Девочка подняла на него полные слез глаза. Отец Герасим подумал, что она, пожалуй, вряд ли женщина, мала еще. Дитя неразумное. Голова, наверное, от ладана закружилась. Вон какая шишка на лбу, и коленки в пыли.
– Настя! – В голосе Марты Генриховны, долетевшем с улицы, явно послышалась паника.
– Это меня, – прошептала девочка.
– Идем. – Священник осторожно взял ее за локоть и повел на улицу.
Марта Генриховна перепугалась, увидев шишку и бледное личико девочки, даже хотела немедленно возвращаться в Москву. Настя была бы и не против, но ларец ларцом, а ей еще с ребятами учиться, потому было бы глупо портить им выходной. Настя поклялась, что не отойдет от учительницы ни на шаг и что ей уже лучше, а на свежем воздухе в Дубровицах станет совсем хорошо. Они все же поехали в Дубровицы. Настя кивнула Лизке, сделала круглые глаза и ни разу за всю поездку не выпустила из рук торбочку.
