— А если поискать его родных?
— Как? — спросил Малтрэверс. — Он родом из Уоппинг. Эту часть Лондона, начиная от Тауэр Бридж снесли и застроили заново. Улицы, на которой он родился, наверняка уже нет, или его семья оттуда давно переехала. Даже если я их найду, что это нам даст? Постучу в окно и спрошу: — Эй, вы не собираетесь убивать Дженни Хилтон? Если мои предположения ошибочны, меня пошлют, если верны, речная полиция выловит мой труп из Темзы. Я и так не умею плавать, даже если к моим щиколоткам не привязывать бетонный груз.
— Может быть, стоит обратиться в полицию? — предложила Тэсс.
— А что им сказать? Даже если рассказать обо всем, что мы знаем, наши сведения не сложатся в стройную картину. Люэлла убеждена, что Барри Кершоу убит, я полагаю, что Дженни не просто так возражала против упоминания его имени в моей статье. Элан Бедфорд по чьему-то поручению разыскивает ее адрес. Это недостаточное основание, чтобы поставить у нее под окнами вооруженную охрану. Скорее, они начнут дергать людей, участвовавших в дознании, инкриминируя им дачу ложных показаний, если по этой статье еще не истек срок давности.
— Так что же делать?
— Проверить гипотезу о Дафне Джилли. Предупредить Дженни Хилтон, как только она вернется. Может быть, снова повидаться с Бедфордом и убедить его, что он, возможно, помогает кому-то в подготовке убийства… и помолиться? — он кисло улыбнулся.
— А что, агностики верят в силу молитвы?
— Я конкретно верю. Я также думаю, что молитвы приносят результат, но не всегда тот, которого мы ожидаем.
Во вторник утром Элан Бедфорд позвонил в «Инсигниа Моторз» и уговорился с Тэрри о встрече в одиннадцать часов. Собранную им информацию можно было передать и по телефону, но ему хотелось увидеться с Тэрри лично и задать ему несколько вопросов. Он застал Тэрри словно невыспавшимся.
— Что у вас? — спросил Тэрри устало, когда секретарша закрыла за собой дверь.
Бедфорд достал из папки блокнот. — Вчера утром Стэфани вышла из дома несколько минут десятого. Она зашла в магазин в Хайгейт Виллидж, где купила туфли, а затем поехала в Милл Хилл и припарковала машину перед домом сорок три по Фосет Авеню. Видели, как она вошла в этот дом, и оставалась там до шестнадцати часов, а потом отправилась домой. Моя девушка справилась в местной библиотеке. Там жилец значится как…
— Я знаю, — перебил Кершоу бесцветным голосом. — Это один из моих продавцов. Он вчера позвонил и сказался больным. В последнее время такое уже пару раз случалось.
— Понятно, — Бедфорд закрыл свой блокнот. — Продолжать наблюдение?
— Нет, спасибо. Я больше ничего не хочу знать. Дальше я займусь этим сам.
— Мои сведения не имеют ценности для законной процедуры, — предупредил Бедфорд. — Мы не можем отрицать, что она просто навещала больного. Если собираетесь начать бракоразводный процесс, вам понадобится больше данных. Я вам только напоминаю.
— Я знаю. Я разберусь по-своему. Спасибо, Элан.
Кершоу повернулся на вращающемся стуле и выглянул в окно. При других обстоятельствах Бедфорд воспринял бы это движение как знак того, что клиент хочет, чтобы его оставили одного.
— Есть еще одно дело, о котором я хотел бы поговорить с вами, Тэрри.
— Какое? — не оборачиваясь, равнодушно спросил Кершоу, погруженный в свои мысли.
— Это расследование о Дженни Хилтон, которое вы просили меня провести. — Кершоу слегка повернул голову, но Бедфорд заметил, что он весь напрягся. — Ко мне приходили по этому поводу, и я обеспокоен.
— Обеспокоены? Чем? — Кершоу снова повернулся к Бедфорду.
— Мне рассказали, что много лет назад она знала некоего Барри Кершоу. Он умер. Это ваш родственник?
— Мой брат.
— Вы мне об этом не говорили.
Кершоу пожал плечами. — Какое это имеет значение? Я не видел необходимости посвящать вас в семейные истории… Кто к вам приходил по этому вопросу?
— Вы знаете, я не могу вам этого сказать.
— Так что же из сказанного вас насторожило?
— Достаточно многое.
— Это не ответ.
— Это все, что я могу сказать на данной стадии, — сказал Бедфорд. — Я хочу, чтобы вы имели в виду, что если я обнаружу что-либо, что заставит меня усомниться в ваших мотивах, я вынужден буду принять определенные меры, чтобы защитить свою репутацию.
— Разве я когда-нибудь обращался к вам с сомнительными просьбами?
— Нет. Это-то мне и не нравится.
Несколько секунд они помолчали, слышен был лишь приглушенный шум транспорта, доносящийся с улицы. Затем Кершоу сказал:
— Здесь не о чем беспокоиться, Элан. Я не просил вас сделать ничего плохого.
— Я знаю, но мне неизвестно, что явилось поводом к подобному заданию, и я чувствовал бы себя спокойнее, если бы вы мне это сказали.
Кершоу печально улыбнулся. — То, чего не знаешь, тебе не повредит, — так всегда говорила моя мамуля. Не думайте об этом.
Бедфорд еще подождал, но было ясно, что Кершоу не собирается продолжать разговор. Он убрал блокнот в папку и вышел. В машине он наговорил их разговор, практически слово в слово, на магнитофон, отстукивая по рулю пальцами правой руки барабанную дробь. Тэрри Кершоу никогда не умел лгать — невероятно, если учесть, что он начинал с торговли подержанными автомобилями. А сейчас он лгал. Бедфорд все более убеждался в том, что ему необходимо снова увидеться с Аугустусом Малтрэверсом.
Кершоу вывела из задумчивости секретарша, позвонившая по рингу.
Пришли джентльмены из «Хонды», мистер Кершоу. Проводить их к вам?
— Попросите их минутку подождать, Джуди. Предложите им кофе. — Он отключил ринг и набрал номер по своему личному телефону.
— Хелло, мамуля. Я разыскал для тебя адрес.
Не для нее. Для Барри. Он не мог объяснить. Может быть, для Стэфани. Чтобы сделать ей больно, чтобы дать сдачи, как делают обиженные дети.
XVI
Через ворота со стороны Стрэнд Малтрэверс попал в квадратный внутренний двор Сомерсет Хаус, огромного здания, выложенного по фасаду декоративным портландскнм, камнем, пересек его и вошел через двухстворчатые двери в южное крыло, в котором, согласно вывеске над входом, располагался Главный регистр семейного отдела. Где-то под полом, в подвалах протяженностью одиннадцать миль хранились копии всех завещаний, сделанных в Англии и Уэлсе с 1858 года. Он мог прочитать любое — какое захочет, исключение составляли только завещания членов королевской семьи. Даже Карл Маркс предпочел сделать завещание, а не оставлять свое имущество народным массам. А один солдат просто написал на обратной стороне конверта «Я оставляю все ей». Это самое короткое из миллионов хранящихся завещаний так и не вступило в силу, вероятно, из-за трудностей, сопряженных с идентификацией личности наследницы.
Непосредственно от дверей начинались ряды стеллажей, уставленных в хронологическом порядке сотнями реестров, огромных именных справочников в переплетах из красной кожи, на которых были указаны года. Каждая статья содержала перечень точных имен и адресов и дату утверждения завещания судом. Было всего одиннадцать часов, а со справочниками уже работало человек тридцать. Помощники адвокатов уточняли условия завещаний, кто-то просто интересовался семейной историей, некоторые разыскивали на стеллажах необходимый том, чтобы найти завещание, по которому они оптимистично надеялись получить наследство. Отыскав нужный том, его снимали с полки и несли на столик, к окну, выходящему на Темзу, где заполняли требование, которое просовывали в специальную щель в стене. Затем в течение получаса ждали, когда их вызовут и покажут им за двадцать пять центов соответствующий документ. Если оказывалось, что это тот документ, который нужен, то с него снимали ксерокопию — по двадцать пять центов за страницу.
Чтобы разобраться в этой системе, Малтрэверс в течение нескольких минут понаблюдал за действиями других, затем подошел к стеллажам, где стояли справочники за 1980 год, с которого следовало начать. Кроме фамилии родителей. Дафны, ему было известно, что они жили в Дорсете. В 1980 году Джилли не значились, он вернулся назад, в 1979 год. Завещание Бернарда Уильяма Джилли рассматривалось декабря четырнадцатого дня, и он проживал в Дорчестере. Непосредственно за ним следовало имя Мэрион Рут Джилли. Малтрэверс заполнил требования на оба документа. В последующие двадцать минутой отыскивал завещания знаменитостей, даты смерти которых ему удавалось вспомнить. Он, например, выяснил, что Чарльз Диккенс оставил после себя восемьдесят тысяч фунтов. Он еще пытался пересчитать эту сумму на современные деньги, когда по залу разнеслось «Джилли». Он подошел к столу, откуда его направили в кассу, чтобы он заплатил пятьдесят пенсов, а вернувшись, получил документы для просмотра.
Завещания были составлены одинаково, различались лишь формулировки, касающиеся возможности смерти супруга, в пользу которого было составлено завещание, предшествующей смерти завещателя. По завещанию недвижимость отходила их сыну, Мартину Дэвиду Джилли, а дочь Дафна Джилли должна была получать процент от имущества в размере одной тысячи фунтов стерлингов в год до достижения двадцатипятилетнего возраста. Затем в завещаниях шла одна и та же фраза: «Наследство моей дочери включает средства, которые она должна получить в этом возрасте на условиях завещания Констанс Элизабет Джилли».
