не глядя на его одежду, сразу понимаешь — подъехало начальство. Что подтверждала атаманская булава, торчащая из-за пояса. Дяденька мазнул по нашей группе взглядом, но ощущения такие, будто по тебе прошёлся тепловой луч. Не было ничего доброго во взгляде атамана, как бы он ни выдавливал из себя улыбку.
— Полковник Денисов,[14] — пришёл на помощь Пахом, который занял привычное место рядом со мной. — Уважаемый воин и походный атаман. Но уж очень разные о нём ходят слухи и не всегда хорошие.
Мне и без пояснений ближника сразу стало понятно, что товарищ не самый приятный человек по жизни. И ещё у него явно конфликт с Иловайским, а может просто соперничество. Наш командир на слова полковника особого внимания не обращал и что-то говорил своему помощнику, который, выслушав приказ, устремился вслед за раненными.
— Что это у тебя, паря? — полковник разглядел булаву в моей руке.
— Да вот, отнял у турка дубину и ею крушил басурман, — отвечаю, не отводя взгляда от буркал Денисова.
Он может, считает себя великим психологом местного розлива, но я на такие подначки не ведусь. Да и нет у меня страха пред этим мутноватым товарищем. Честно говоря, в этом мире я вообще ничего не боюсь. Даже когда скакал в атаку, больше переживал, что глупо погибну из-за недостаточного владения оружием. Страха за жизнь не было от слова совсем. Наверное, это влияние личности Дёмки, который из-за специфики развития не понимал, из какой заварухи мы только что выскочили. Или я все еще воспринимал окружающую реальность как шутер на компе.
— Добрая булава, — продолжил полковник, который порядком мне надоел. — Знатному сипаху[15] принадлежала.
Мне этот дядя не начальник, поэтому я промолчал и начал очищать трофей от кусков мяса, костей и мозгов, изрядно облепивших навершие. И вообще, моя дубина больше похожа на шестопёр или пернач. Гляну, как проснусь, в интернете правильное название. Перьев шесть штук, длинная металлическая рукоятка, обтянутая замшей, наверное, шестопёр и явно не ритуальный, а вполне себе боевой. Ещё он лёг мне в руку как влитой. Надо будет потом пообщаться с Пахомом или провести пару спаррингов, на предмет имеет ли смысл заменить саблю на дубину. Денисов всё никак не успокаивался, и некоторое время сверлил меня злобным взглядом. Я же делал вид, что не замечаю такой навязчивости и продолжал протирать оружие тряпочкой.
Ситуацию разрядил Иловайский, закончивший с делами и подъехавший к нашей компании. Его тоже ранило, судя по перевязанной руке. Но внешне он был спокоен и никак не демонстрировал, что испытывал дискомфорт.
— А ведь твои казачки чуть было не захватили самого великого визиря,[16] — неискренне улыбнулся Денисов, обнажив жёлтые зубы. — Везёт тебе, Алексей. Но удача птица вольная, не всегда она будет тебя сопровождать.
— Да, чуть было не ухватили визиря за бороду, — спокойно ответил Иловайский. — Чего ты к парню пристал, Илья? Добрый казак растёт, видел бы ты, так как он агарянам головы крушил. Если бы не подмога, то мы могли смять охрану Халил-паши, хотя рубаки там собрались знатные. Повезло нам, что успели разогнаться и ударили в них пиками. А далее уже в свалке, не дали им развернуться и действовать сообща.
Денисов слушал рассказ, хмыкал и поглаживал свои роскошные усы. Глаза его при этом оставались холодными и не выражали никаких чувств. Неприятный товарищ. Недавно проанализировал свои эмоции и понял, что мои первые впечатления о человеке оказываются верными. Так было с парой молодых казаков, которые мне сразу не понравились, и их дальнейшее поведение показало мою правоту. Было в них что-то шакалье, не все же донцы эдакие рыцари на белом коне. Это же касалось завистливого полковника. А вот с Иловайским мой детектор сплоховал — не было у меня никаких ощущений. Может, потому, что он просто хороший командир и ставит полк выше личных предпочтений. Людей он оценивал по поступкам, не делил на молодняк и опытных казаков. С таким атаманом действительно не приходится тужить.
Вот и сейчас он заметил, что я с трудом держусь в седле, и отправил нас с парнями в лагерь. Я же говорю — «Полковник наш рождён был хватом: Слуга царю, отец солдатам!»
Лагерь русской армии был огромен и мы расположились немного наособицу сбоку. С другой стороны, как ещё быть кавалерии? Нам нужно купать коней, выпускать их пастись, далее обустраивать им ночлег, для чего нужно гораздо больше места, чем простой пехтуре. Наш полковой лекарь обихаживал тяжелораненых, поэтому я решил заняться самолечением. На поверку всё оказалось не так уж плохо.
Сначала заставил Пахома, Петра и братьев скинуть зипуны с бельём и хорошо протереть тело влажной тряпкой. Далее мелкие ссадины и порезы обработали самогонкой. С удивлением обнаружил, что весь мой зипун разорван, будто его хорошенько потрепала злая собака. Были следы от пули и сабельных ударов. Но никаких серьёзных ран. Товарищам повезло меньше. Пришлось переквалифицироваться в фельдшера и заняться ближниками. Самая неприятная колотая рана в бедро была у Петра. Здесь пришлось хорошо протереть рану самогонкой, далее прошёлся отваром календулы и зашил шёлковой ниткой. Ещё была пара глубоких порезов у Пахома и одного из братьев. Их тоже заштопал по-быстрому. При этом не испытывал никакого отходняка от прошедшей битвы. Да и к раненым стал относиться как к чему-то обычному.
Народ внимательно следил за моими манипуляциями и даже сбился в небольшой кружок, обсуждая тяжесть ранений. Понравилось, что никто не досаждал с советами молодому выскочке. Наоборот, в глазах многих бывалых и молодых казаков я увидел полное одобрение. Пришлось оказать помощь ещё тройке своих новых боевых товарищей. Далее, объяснил Пете, что ему нельзя тревожить ногу и вечером я дам ему выпить отвар, для понижения температуры. Я нисколько не сомневался, что будет воспаление, но удастся его купировать.
— Димка, там тебя дохтур к себе в палатку требует, — выпалил прибежавший молодой казак из нашего призыва.
Парень с интересом смотрел на мою реакцию, да и не только он. Времена сейчас простые, развлечений мало, а здесь такой повод почесать языками. Казаки в этом плане ничем не отличаются от других людей, ещё любят приукрасить разного рода героические достижения. Особенно если рассказчик сам принимал участие в какой-то знаменитой заварухе. Я на это смотрел спокойно, и посмеивался про себя. Переоделся в чистое бельё, накинул новый зипун и пошёл за посыльным.
Палаткой доктора оказался шатёр немалого размера примерно 5х5 метров. Внутри было также просторно. В центре располагался раскладной стол и несколько стульев. У одной стены стояла кровать,